От дальнего конца платформы вела тропа, и К. прошел по ней ярдов двести, а тень его скакала перед ним по неровной земле. Деревья за станцией оказались соснами, они пахли сильно и едко. В подлеске шуршали и трещали мелкие твари. Издалека слышался вой.
К. уже было решил вернуться в поезд там, по крайней мере, можно спать, и надо полагать, что локомотив утром куда-нибудь отгонят, когда увидел за соснами свет и деревянные дома, стоящие вдоль неширокой дороги. Он потрусил к свету и увидел, что здания составляют поселок они выстроились вдоль главной улицы, а в середине был маленький пруд. Слабо пахло лошадьми вероятно, поблизости была ферма.
Приблизившись, К. увидел, что окна самого большого дома ярко освещены. Через открытую дверь просачивались слабые звуки пианино; с кровли свисала вывеска. Паб, подумал К. с неожиданным воодушевлением. Вот это больше похоже на дело.
Приблизившись, К. увидел, что окна самого большого дома ярко освещены. Через открытую дверь просачивались слабые звуки пианино; с кровли свисала вывеска. Паб, подумал К. с неожиданным воодушевлением. Вот это больше похоже на дело.
Он вошел. В единственном зале было людно. За столом в углу шла игра в карты; другие посетители беседовали, пили и слушали музыку. Лысый мужчина в очках в форме полумесяца играл на пианино сильно расстроенном, особенно на высоких нотах. Несколько женщин с замысловатыми прическами, в низко вырезанных платьях сидели у стойки бара. Одна, яркая крашеная блондинка, вроде бы узнала его и улыбнулась. Остальные пьющие были в основном мужчины, и только теперь он обратил внимание, что они одеты в джинсовые рубашки, кожаные жилеты и ковбойские сапоги. Вечер вестерна, подумал он. Танцы в линию и все такое. Очень популярно в провинции.
Бармен кисло глянул на К., когда тот заказал пинту пива. Пиво неизвестного сорта «Хромой пес» было слабым и слегка солоноватым, но К. быстро выпил его и попросил еще. Он знал, что посетители наблюдают за ним, но не оборачивался: его лицо было достаточно известно, чтобы его узнавали и за пределами Лондона, а сейчас ему только толпы поклонников не хватало.
Вместо этого он обратился к мрачному бармену.
Скажите, пожалуйста, как называется это место? спросил он, стараясь перекрыть бренчание пианино.
Тот пожал плечами и произнес что-то невнятное.
К. повторил вопрос. Но бармен как будто не услышал.
Не обижайтесь на Джейкера, сказали за спиной у К. Он просто зол, что остался без развязки.
То была яркая блондинка, которую он заметил раньше: женщина лет сорока пяти, с утомленным видом; при других обстоятельствах и при правильном свете К. мог бы счесть ее привлекательной.
Позвольте вас угостить?
Спасибо.
Она была странно знакома К., хотя из-за этого костюма он никак не мог вспомнить, где ее видел. Может, сотрудница дружественной пиар-службы, или официантка, или поклонница Ни один вариант не подходил, и все же она смотрела на него с восхищенным узнаванием, которого К. научился бояться, будто говорила: «Привет, Нил! Это я! Не узнаёшь?» Словно он обязан был помнить каждого из десятков тысяч людей, встреченных за последние десять лет.
Он улыбнулся особенно чарующе и сказал:
Простите меня, я точно знаю, что мы знакомы, но у меня просто ужасная память на имена.
Дама растерялась.
Я Кейт, ответила она. Кейт ОГрейди, неужели вы меня не помните?
Может, и вспомнил бы, если бы только не этот ужасный деланый американский акцент, подумал К. Тематический вечер тематическим вечером, но он не обязан ее узнавать в этом маскараде
Ну конечно, Кейт! воскликнул он, улыбаясь во весь рот. Как я мог забыть! Просто день был дико утомительный, а ты же знаешь, что память у меня не очень
Да уж, Нил, знаю. Мы все знаем.
Она засмеялась, словно удачно пошутила. Потом опять взглянула на него, и у нее вытянулось лицо.
Ты правда не помнишь, да? спросила она. Столько времени прошло, ты, наверное, и других не узнаешь, но я думала, что меня-то ты вспомнишь.
Боже, неужели он с ней спал? Вряд ли, но она сморщилась и, кажется, готова была заплакать.
Конечно помню, Кейти, тепло сказал он. Но у меня был паршивый день, а ты в этом костюме и все такое
Он стал пить соленое пиво, надеясь, что теперь она отстанет.
Кстати, костюм очень красивый. Тебе идет. Вечер вестерна, да? Слушай, здесь есть телефон? Мой мобильник не работает, а я хотел вызвать
К. осекся, внезапно осознав, что пианино умолкло. Он понял, что воцарилась тишина и все глаза устремились на него, и на всех лицах было одно и то же выражение голодное, неотвязное.
Он не узнал Кейти, пробормотал мужчина в красной клетчатой рубахе.
Не узнал Кейти? недоверчиво повторил пианист, и К. впервые заметил, что все посетители паба вооружены.
Слушайте, здесь есть телефон?
К. знал, что оружие не настоящее, но атмосфера в пабе или это салун? его почему-то начала пугать. Он знал, что жители глухих мест часто не любят лондонцев; они завидуют его внешности, успеху.
Казалось, многие посетители вот-вот бросятся на него, и, конечно, никто ни его издатель, ни кто-либо из его друзей не знает, где он.
Телефон?
Да. Мой мобильник не работает, а мне надо позвонить
Не-а, нету, сказал человек в красной рубахе.
Тогда, может быть, кто-нибудь одол
Не-а, нету, сказал человек в красной рубахе.
Тогда, может быть, кто-нибудь одол
У нас в Догтауне звонить нечем.
Кажется, они немножко чересчур увлеклись, изображая вестерн, подумал К. А текст их реплик чудовищен: словно дешевый фильм халтурно перевели с испанского. И все же в этом было что-то ужасно знакомое. Поезд, бар, женщина да, он ее помнил или, по крайней мере, понял, почему она так знакома: Кейт ОГрейди, хозяйка единственного салуна в Догтауне, из старого, полузабытого рассказа.
Может быть, вы не знаете, кто я, нервно сказал К.
О нет, прекрасно знаем, ответил мужчина в красной рубахе. Вы Нил Кеннерли.
Кеннерли?
Да, когда-то, давным-давно, его так звали. Но он выбросил это имя вместе со всей прежней жизнью, с записными книжками, рассказами, фильмами и комиксами. Он мог бы поклясться, что про Нила Кеннерли никто не знает впрочем, точно так же он был уверен, что никто не знает про «Последний поезд в Догтаун».
Посетители за его спиной смыкали ряды. Кто-то шепотом произнес его имя с благоговением, любопытством и каким-то еще чувством, которое он затруднялся определить. Нетерпение? Возбуждение? Жадность?
Вот пианист сунул руку в карман и вытащил затрепанный блокнот. Молча протянул его К.; лицо блестело от пота, рука чуть дрожала. Потом то же сделал мужчина в красной рубахе; потом одна из женщин, сидевших у стойки; альбинос, уронивший карты, мужчина в шляпе-котелке все протягивали ему клочки бумаги, огрызки карандашей; в плоских блестящих глазах жадно пылала надежда.
Чего вам надо? спросил К.
Вашу подпись, сэр, робко сказал пианист.
Да, подпись, сказал человек в шляпе-котелке. Остальное мы написали себе сами. Мы ждали.
Ждали? спросил К.
Бармен кивнул.
Ждали? тихо повторил К.
Бармен поглядел на него.
Очень долго ждали, мистер Кеннерли, медленно сказал он. Слишком долго.
К. молча, не веря своим глазам, оглядел салун. Теперь он всех узнал: бармен Джейкер; пианист Сэм Удар Левой; альбинос Белесый Смит; в красной рубашке Пасадена Кид (самый быстрый револьвер на всем Западе) Может, это одержимые поклонники решили устроить в его честь что-то вроде инсценировки? Неужели они каким-то образом добрались до его рассказа (во времена Интернета все возможно), а это у них что-то вроде слета?
Надо убираться отсюда. Какая-то извращенная попытка почтить его литературное творчество, или совпадение, или что-то еще в любом случае, это уже слишком. Он лучше рискнет выйти в ночь наверняка где-нибудь поблизости есть телефон. А если и нет, даже спать в поезде лучше, чем это.
Далеко собрались? Мужчина в красной рубашке; память услужливо подсунула этикетку «Пасадена Кид».
Слушай, приятель, я не знаю, что здесь происходит, но
Пасадена Кид положил руку на револьвер.
Вы никуда не пойдете, мистер Кеннерли, сказал он. У нас с вами еще кой-какое дельце.
Ну ты не очень-то, неуверенно сказал бармен. Помнишь, что шериф сказал?
Джейк, не лезь, ответил Кид. У меня брату легкое прострелили, я имею право знать.
Верно, сказал альбинос. А я хочу знать, найду ли я когда ту заброшенную шахту с золотом.
Их поддержали другие:
Да, мистер Кеннерли. Мне надо знать
Я найду тех, кто застрелил моего отца?
А что те индейцы?..
А поезд?
К. и раньше случалось выдерживать осаду поклонников, но никогда в таких масштабах, никогда такую отчаянную. Его хватали за рукава, на него дышали виски и пивом. Люди придвигались ближе, вытянув руки, в каждой клочок бумаги, записная книжка, карандаш, мелок. К. утопал в обрывках бумаги и потрепанных блокнотах.
Подпишите, мистер Кеннерли
Я обычно не даю автографов, пятясь, отвечал К.
Пожалуйста
Мне нужно я хочу
Оставьте меня в покое! заорал К. Я полицию позову!
Ему показалось, что при упоминании полиции охотники за автографами самую малость осадили назад. Но на раскрасневшихся лицах было лишь замешательство не страх. Сэм Удар Левой уставился на него, разинув рот зубы как деревянные колышки. Белесый Смит все протягивал ему выдранную из блокнота страницу и, казалось, вот-вот готов был расплакаться.
Кейт ОГрейди наблюдала с легким презрением.
Ты и правда не знаешь? спросила она. Ты не понял, что это за место? И кто мы такие?
Откуда мне знать? ответил К.
Откуда мне знать? ответил К.
Оттуда, что мы здесь из-за тебя, Нил. Ты нас создал. Мы твои отходы производства, твои провисшие сюжетные ходы, куски, не дожившие до окончательной редакции. Мы герои твоих незаконченных рассказов, третьестепенные персонажи, эпизодические роли, которые ты вычеркнул или забыл, к которым потерял интерес, в которых разочаровался. Вот это все, она обвела рукой вокруг, это Догтаун, из старого вестерна, который ты так и не дописал. Вон там, она неопределенно махнула на юг, твои «Пираты с планеты пятьдесят один». А там, она показала в другую сторону, твой «Опасный город» и каннибалы, которых ты создал в девять лет. Сейчас они уже просто жуть до чего проголодались. Если пройти Догтаун насквозь и идти дальше, наткнешься на Динозавровое болото или на инопланетянок в серебряных набедренных повязках из «Космо, повелителя ракет», а в лесу бесцельно бродят вычеркнутые тобою наречия, лишние реплики, затерянные герои пешки в твоих играх. Мы все, кого ты обошел, когда связывал сюжетные нити, мы ждем, когда настанет наш черед и ты о нас вспомнишь.