Как неожиданно любовь иногда вторгается в наши логические построения, не правда ли? У меня был пациент, которому все врачи предсказали не более полугода жизни. А он взял да влюбился, и, представьте, прошло уже десять лет, а он жив и здоров.
Тоже бывает
А не кажется вам странным, что Володя исчез в ту же ночь, когда погиб его дядя?
Мне многое кажется странным, любезный доктор. Но вряд ли этот едва оперившийся птенец мог разыграть такой спектакль с несчастной Лыняевой. Он и не бывал у неё, как следует из всех показаний.
Кто же в таком случае остаётся? Жигамонт захлопнул газету. Отец Андроник? К нему Евдокия Яковлевна особенно тянулась. Он часто бывал у неё, исповедовал. Пожалуй, никто не имел большего влияния на душу этой несчастной, чем он.
А каков мотив?
Георгий Павлович развёл руками:
Не имею представления.
Вот, и я не знаю. Поймите, доктор, мало одной возможности совершения преступления. Нужны улики. Не могу же я прийти к человеку, не имея никаких ровным счётом доказательств, и спросить его в лоб: «Батюшка, не вы ли, часом, убили четырёх человек?» А если, тем более, это не он? Немировский хлопнул ладонями по поручням кресла. Экая аримурия выходит Ничегошеньки не вытанцовывается!
Если не Лыняев, не отец Андроник, то кто?
Николай Степанович поскрёб кончик носа, порылся во внутреннем кармане сюртука, извлёк оттуда бумажный свёрток и развернул. В нём оказался окурок.
Посмотрите, доктор.
Это тот самый, что вы подобрали под окном Владимира Александровича?
Нет, доктор, Немировский прищурил глаз и извлёк другой свёрток с точно таким же окурком. Не нужно быть экспертом, чтобы определить, что они одинаковы, не правда ли, Георгий Павлович?
Где вы подобрали второй? осведомился Жигамонт.
Ваш местный коллега очень много курил, пока осматривал пострадавших при пожаре.
Амелин?! поразился доктор.
Ну, не ужасайтесь так, право слово. Окурки эти, ровным счётом, ничего не значат. Совсем необязательно, чтобы он один курил такие папиросы. Это во-первых.
А во-вторых?
Во-вторых, окурок могли подбросить, чтобы пустить нас по ложному следу. Правда, есть ещё одна деталь не в пользу господина Амелина.
Какая?
Вы говорили, что за обедом Каверзин пил какие-то пилюли, которых вы затем при нём не обнаружили, я не путаю?
Всё так.
Доктор, мы с вами исходили из того, что кто-то подсыпал яд в бокал с вином. А что если яд был как раз в этих пилюлях? А откуда мог взять такие пилюли человек, у которого пошаливает сердце? Вероятно, он принимал их по назначению врача.
Каверзин часто бывал в городе, ему вполне могли прописать их там.
Могли, могли устало вздохнул Немировский, поднимаясь. И путанное же дельце нам с вами досталось. Но, чёрт меня возьми, преинтереснейшее! следователь потёр руки и улыбнулся. Не унывайте, Георгий Павлыч, мы ещё всех выведем здесь на чистую воду! Клянусь своими сединами, чистеньких в этих стенах найдётся очень мало. Каждый прячет свой скелет в шкафу, а нам с вами надобно найти ключи или же отмычку к замкам этих шкафов, и когда все они будут распахнуты, то и кончатся все тайны Мадридского двора.
Признаюсь вам, Николай Степанович, у меня одно желание скорее выпутаться из этого дела, сказал Жигамонт, барабаня набалдашником трости по столу. Я не хочу знать чужих тайн, я не верю в то, что все в этом доме во что-то замешаны, в то, что священник способен на такие страшные преступления
Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам
Утренние прогулки необычайно освежают. Особенно, если предприняты они верхом и на природе, а не в душном городе. Резво мчится конь, застоявшийся в конюшне и радующийся возможности размять свои стройные, мускулистые ноги, встряхивает он буйной своею головой, кусая удила Поднимается облако пыли позади него И не нужно всаднику подгонять его, и он, доверившись весёлому аллюру, радостно вдыхает свежий утренний воздух, сладкий, росистый, любуется проносящимися мимо видами, весело смотрит вперёд, подставив лицо своё ветру, он бодр в этот миг и готов к любым приключениям.
Именно в таком приподнятом настроении направлялся тем утром в Олицы Пётр Андреевич Вигель. В поезде ему удалось несколько вздремнуть, и ни малейшей усталости с дороги он не чувствовал. Накануне в Москве Пётр Андреевич познакомился с молодым князем Владимиром Олицким, который весьма понравился ему своей решимостью стать музыкантом и своей столь же сильной влюблённостью в жену. Вигель смотрел на эту пару, и на душе теплело, и хотелось, чтобы чьи-то ласковые глаза так же смотрели на него самого. Вид чужого счастья, как бы ни радовал он, всегда примешивает к радости нотку грусти, рождаемую желанием того же.
Голубки, усмехался Романенко, когда они вместе вышли из гостиницы, где на первое время остановились Олицкие. Какая идиллия, помилуй Бог! Любовь-с
Да полно тебе, Вася! Это же прекрасно, когда люди молоды, влюблены, отчаянны, и готовы вместе преодолеть любое препятствие! По мне, так отбросить все условности, пренебречь титулом и мнением родных ради любимого существа, сбежать и тайно обвенчаться большой подвиг.
Василь Васильич усмехнулся:
Ох уж мне эти поэты! Чих-чох-чебурак Я был уверен, что годы службы истребят в тебе этот мещанский пиитизм! А ты, как малый щенок, по сию пору восторгаешься всеми этими амурами.
Если бы ты встретил на своём пути женщину, которую бы смог полюбить, то не говорил бы так.
Чох-мох, не дал Бог! И слава Ему за это. Ты, помнится, такую женщину встретил. Ничем хорошим это не закончилось. Любовь! Мечтания, измены, скандалы, страсти в клочья избави Господи от такого счастья! Вон, только на днях какой-то слюнтяй с Остоженки изволил пустить себе пулю в лоб из-за несчастной любви, ничуть не заботясь при этом о родной матери и сёстрах! Не подлец ли он после этого? Был бы жив, самолично бы морду разукрасил
Вспомнив о своей неудачной любви, Вигель загрустил, но через мгновение ответил:
А всё-таки, Вася, любовь великое и прекрасное чувство!
Да, если при этом голова остаётся холодной!
Тогда это не любовь.
Вигель, Вигель! Нет, брат, ты точно скрываешь от меня что-то. Давно я не слышал от тебя таких тирад! Смотри, всё одно дознаюсь, Романенко шутливо погрозил пальцем.
Василь Васильич угадал, и теперь, отпустив поводья, и едва приглядывая за дорогой, Пётр Андреевич явственно ощущал, что не столько таинственные преступления влекут его в Олицы, но желание видеть Асю, её искристые глаза, слышать её голос. Это её портрет он рисовал тогда и поспешно спрятал от всё замечающих глаз Романенко. В Москве Вигель получил от крестницы Николая Степановича письмо:
«Милостивый государь Пётр Андреевич!
Я не совладала с искушением к Вам написать. Я знаю, что от дядюшки Вы получаете телеграммы, но много ли в них скажешь? Дело, в которое Вы нас запутали, оказалось, по выражению дядюшки, «путаным». Иногда мне бывает даже страшно. Мы приехали в Олицы буквально час спустя после гибели князя Владимира. Дядюшка погружён в расследование, а я ему помогаю. И поверьте, небезуспешно, о чём он сам Вам непременно засвидетельствует. Молодые князья очень интересны. Княгиня великолепна. В общем, мы премило проводим время, если не считать призрака и убийцы, которые всё портят.
Но знаете ли Не сочтите за бестактность, но Вас здесь очень не достаёт. Мне, по крайней мере. Конечно, мы с Вами едва знакомы, но мне кажется, что, если бы Вы были здесь, дело пошло бы быстрее. Ах, если бы Вы могли вырваться! Вы ведь обещали нам, не так ли?
P.S. Перечла своё письмо к Вам и подумала: чему только учили меня в Смольном? Разве можно так писать молодой девушке мало знакомому мужчине? Но у меня такое чувство, что я очень-очень давно Вас знаю. Отчего бы? Ах, что Вы теперь подумаете обо мне! Но, что бы ни подумали, а это письмо я всё равно отправлю и ничего не скажу об этом дядюшке!»
Читая и перечитывая эти строки, Вигель так и видел перед собой смеющееся лицо Аси. Когда Василь Васильич рассказал ему о добытых им сведениях, Пётр Андреевич чрезвычайно обрадовался: теперь была законная причина ехать в Олицы. Писать Асе ответ он не стал. Лучшим ответом на её письмо был его приезд.
Ориентироваться на местности Вигелю было легко. Коломенский сыщик Овчаров снабдил его подробным планом наиболее короткого пути к имению, а также дал совет, где лучше взять экипаж или лошадь, чтобы туда добраться. Сам Илья Никитич оставался в Первопрестольной, с радостью согласившись на предложение Романенко поступить на службу полицейским агентом.
План был составлен с точностью, достойной топографа. Миновав речную заводь, Вигель въехал в лес, за которым должна была располагаться усадьба. Внезапно до его слуха донёсся вскрик, и в следующую минуту Пётр Андреевич увидел несущуюся за деревьями лошадь, тащащую за собой всадника, чья нога застряла в стремени. Вигель ринулся ей наперерез и сумел остановить обезумевшее животное.
Соскочив с коня, Пётр Андреевич бросился к неподвижно лежащему всаднику. Молодой человек едва слышно стонал, голова его была разбита, лицо окровавлено. Вигель снял сюртук и, свернув его, подложил несчастному под голову.
На дороге замаячила какая-то фигура, Пётр Андреевич вскочил на ноги и, замахав руками, закричал:
Эй, сударь! Сюда! На помощь!
Человек остановился, словно раздумывая, и Вигелю показалось, что он вот-вот повернётся и убежит.
Постойте! Кто бы вы ни были, вы не можете бросить человека умирать!
Человек ссутулился, сунул руки в карманы и приблизился. Вскоре Пётр Андреевич смог рассмотреть его красноватое, плохо выбритое, хмурое лицо с беспорядочно лежащими волосами.
Что случилось? хрипло спросил незнакомец, бросая на землю окурок.
Вот, кивнул Вигель на раненого.
Человек подошёл ещё ближе и вдруг вздрогнул, побледнел, бросил на Петра Андреевича поражённый взгляд и прошептал:
Не чума, так скарлатина Родион Александрович Вот так-так!
Так это молодой князь Олицкий? переспросил Вигель.
Чума бубунная, он самый. А кто будете вы? И что произошло?
Пётр Андреевич Вигель. Его лошадь понесла, я насилу смог остановить
Незнакомец опустился на колени, пощупал пульс молодого человека, посмотрел его глаза:
Плох, но надежда есть.
Вы врач?
Да, я здешний доктор. Амелин.