Следить будем, ваше высокородие? осведомился румяный детина-извозчик с широким деревенским лицом.
Будем, братец, будем.
Эта перспектива отчего-то очень обрадовала возницу, и он припустил коней рысью, держась при этом на почтительном расстоянии от объекта слежки. Ехать пришлось на Сивцев Вражек, где генеральша отпустила извозчика и вошла в подъезд одного из домов. Немировский направился следом.
Ваше высокородие, а, может, не надо вам одному ходить туда? Ну, как там разбойники какие? Ну, как вертеп? окликнул его возница.
А что ж делать, братец? Сиди, жди меня. А, коли что, так свисти, зови городового!
Слушаюсь!
Николай Степанович поднялся на второй этаж и оказался перед приоткрытой дверью, из-за которой доносился монотонный голос, говоривший слова такие странные, что следователь сразу понял, что попал по адресу, и вошёл внутрь. В помещении было темно и людно, вдобавок пахло чем-то приторным и душным. На импровизированной сцене горела свеча, в глубоком кресле сидел человек, похожий на тень и говорил неживым, хрипловатым голосом:
Вам говорят, любите ближнего своего. Ложь! Ибо в этом мире у нас нет ближних. В этом мире ближние себе лишь мы сами, и наши желания должны стать главным для нас. Человек может достичь всего, если не скован лживыми ограничениями, измышленными лицемерами, если в нём нет страха преступить! Именно страх и трусость перед тем, что кажется нам невозможным, перед тем, что трусы и лицемеры называют преступлением, лишает нас своей воли, лишает наслаждений, которые мы могли бы получить, становится барьером к достижению наших целей! Человек, сбрось оковы и будь свободен!
Немировский утёр пот со лба и покинул тёмную квартиру. Выйдя на улицу, он сел в пролётку и коротко велел вопросительно взглянувшему на него вознице:
Ждать.
Слушаюсь, ваше высокородие. А что там?
Там Николай Степанович криво усмехнулся. Вертеп! Настоящий вертеп!
Разбойники?
Хуже, братец, интеллигенция! И проповедник!
Вон оно как
Послушаешь этакую гадину и подумаешь, что напрасно, напрасно отменили у нас порку! Взять бы всю эту публику, да и всыпать горячих, чтобы мозги на место встали. За глупость в каторгу не пошлёшь, а выпороть было бы полезнейшее дело, Немировский сцепил пальцы и пожевал губами. Нет, всё, кончился мой век. Пора на покой Форменная ахинея с маслом: я, действительный статский советник, точно какая-то полицейская ищейка выслеживаю полунормальную бабёнку и вынужден слушать какого-то сумасшедшего проповедника. Кстати, нужно непременно установить, кто он, и запретить эти оргии
У нас на Цветном в минувшем годе тоже проповедник был, да я не понял, что он баил, сказал возница.
Развелось нечисти Доморощенные мессии Торгуют счастьем и истиной на вес, как несвежими овощами у Китайской стены Нет, закрою я эту лавочку.
Другая появится, ваше высокородие.
Правда твоя, братец, появится И зачем тогда всё, спрашивается?
Да вы не огорчайтесь, ваше высокородие!
Дверь подъезда отворилась, и на улице показалась генеральша Дагомыжская и высокий брюнет с офицерской выправкой, но в штатском платье, поддерживающий её под локоток и что-то шептавший на ухо, возбуждая громкий смех своей спутницы.
Ба! Погляньте, ваше высокородие, она уже, подлюка, кавалера нашла!
Тише ты, труба иерихонская.
Брюнет остановил извозчика и помог даме сесть.
Прикажите за ними ехать? спросил возница Немировского.
Прикажу. Только без меня.
Как так?
Просто. Поедешь за ними. Меня интересует кавалер. Узнай, где он живёт и, если удастся, как его имя. А я уж тебе беленькую дам за работу, сказал Николай Степанович, спрыгивая на мостовую. Уразумел, что ли?
Ба! Погляньте, ваше высокородие, она уже, подлюка, кавалера нашла!
Тише ты, труба иерихонская.
Брюнет остановил извозчика и помог даме сесть.
Прикажите за ними ехать? спросил возница Немировского.
Прикажу. Только без меня.
Как так?
Просто. Поедешь за ними. Меня интересует кавалер. Узнай, где он живёт и, если удастся, как его имя. А я уж тебе беленькую дам за работу, сказал Николай Степанович, спрыгивая на мостовую. Уразумел, что ли?
Так точно, ваше высокродие! Не извольте беспокоиться! кивнул возница и стегнул лошадей. Но! Балуйся!
Солнце прокралось сквозь неплотно задёрнутые занавески и ударило в глаза. Анна Платоновна легко спрыгнула с кровати и с удовольствием прошла по мягкому ворсистому ковру до висевшего в углу зеркала, перед которым остановилась, созерцая свою красоту, прикрытую лишь тонкой сорочкой: ах, какие перламутровые плечи, ах, какие стройные, сильные ноги, ах, какая талия, которой, кажется, никогда не понадобится корсет! А эти крупные, броские, и в то же время абсолютно гармоничные и аккуратные черты лица, а глаза, а губы, а кожа, чистая, гладкая, а густые тёмные волосы Нет, мимо такой женщины ни один мужчина не может пройти спокойно! С такой красотой всё можно! А ведь к красоте ещё и ум приложен! Ах, да при таких дарованиях не за генералом, а за самим Императором замужем быть! Ах, как жаль, что Витор не Император И даже не стремится к карьерному росту Они были бы великолепной коронованной четой! Куда там нынешней!
А ведь ничего этого могло и не быть Анна Платоновна была единственной дочерью вечного титулярного советника, который был на седьмом небе от счастья, дослужившись к глубокой старости до коллежского асессора, человека бедного, лишённого каких-либо способностей, имеющего к тому же слабость к вину, но при этом глубоко религиозного Эта отцовская религиозность ещё в раннем детстве оттолкнула Анну Платоновну от веры. Пьяная вера с похмельными слезами покаяния и вечной присказкой о том, что «Бог терпел», что «Бог и цветы полевые одевает», что «Бог даст» Так почему же не давал?! Именно в Боге Анна Платоновна увидела врага, врага, который поощряет слабости, леность и непрактичность отца и таких же, как он, неудачников, и отвергла его со всей решимостью своего характера. Отца она стыдилась, в Бога не верила, а бедная, но честная жизнь представлялась ей унизительной, но главное скучной. Бедность это значит не ходить в театры и на выставки, не покупать книг, не выписывать журналов, не иметь приличного гардероба, не бывать в свете так жить нельзя и даже преступно по отношению к себе, к своей единственной жизни! Бедность выйти замуж за ничтожество вроде отца, который будет пить и молиться доброму боженьке, рожать от него детей, чтобы они выросли такими же уничтожить свою жизнь! Даже теперь подобная картина вызывала у Анны Платоновны судорожное передёргивание плечами.
Рассчитывать на чью-то помощь смысла не было, полагаться приходилось только на себя: на природные внешние данные и острый ум. Вероятно, ум этот передался по наследству от рано умершей матери-немки, на могиле которой Анна Платоновна поклялась прожить жить иначе, чем она, рассчитаться и за неё, и за себя. Пусть ничтожества, слабые и глупые люди прозябают в нищете, ожидая манны небесной, а Анна Платоновна знала, что только своей волей можно добиться желаемого, а воля эта была железной.
Способ решения материальных проблем был выбран тривиальный деньги предполагалось получить в наборе с мужем. По счастью, происхождением покойные родители Анну Платоновну не обидели: не княжна, конечно, но дворянка со всех сторон. Оставалось только найти подходящую «жертву». Целый год Анна Платоновна жила в долг, беря деньги у всех ухажёров, которым, конечно, не приходило в голову требовать их возвращения у благородной красавицы. Анна Платоновна прекрасно играла свою роль: она кокетничала со всеми, но ни с кем не доводила дела до серьёзных отношений, она жила в долг, но нанимала приличную квартиру, устраивала вечера для друзей и одевалась у лучших портных, она производила впечатление образованностью и начитанностью, она рассказывала о своей благородной, но бедной семье, в которой отец оказывался уже не пьяницей-ничтожеством, но добродетельнейшим человеком, потерпевшим на службе за правду и сошедшим до срока в могилу, оставив единственную дочь сиротой, лишённой наследства. Через год такой активной жизни на обеде у одного из добрых знакомых Анна Платоновна была представлена генералу Дагомыжскому. Несмотря на то, что генерал слыл человеком суровым, особенно, после смерти жены, она решила, во что бы то ни стало, стать новой генеральшей. Трудности Анну Платоновну не пугали никогда, а лишь будили в ней азарт.
И почему так легко оказывается молодой красотке убедить старика в своей к нему неземной страсти? Вероятно, это тешит их самолюбие. Анна Платоновна была прекрасным психологом и очень хорошо знала слабые места нужных людей, играя на них виртуозно и легко. Самолюбие генерала было велико. Ему доставляло удовольствие общество красивой молодой женщины, ему льстили завистливые взгляды, обращённые на них, когда они появлялись вместе, ему нравилось бывать где-либо в обществе такого прелестного создания, демонстрировать его, как некое ценное своё приобретение, подобно тому как коллекционер хвастает перед друзьями добытой старинной скульптурой или картиной. На этой слабости и сыграла Анна Платоновна и вскоре добилась необходимого результата: генерал был побеждён и предложил ей руку и сердце.
Став генеральшей Дагомыжской, Анна Платоновна вздохнула полной грудью. Теперь можно было жить по-настоящему, весело и беззаботно! У неё был огромный, прекрасно обставленный дом с прислугой, собственный выезд, она одевалась у Шумской, заказывала платья в Париже, а шляпки в Англии, она не пропускала ни одного сколько-нибудь значимого светского мероприятия Муж смотрел на её веселье снисходительно, как смотрят на проказы балованного, но любимого ребёнка, и Анна Платоновна чувствовала к нему за это некоторую благодарность.
Но прошло немного времени, и молодой генеральше стало скучно. Светская жизнь надоела ей, её пытливый ум не находил в ней интереса, потому что любого человека она уже видела насквозь, знала точно, что и как скажет он в той или иной ситуации. Светские люди стали казаться ей жалкими и пустыми, выдумывающими себя, а собственный муж непоправимо скучным и отставшим от жизни. Тогда Анна Платоновна затворилась дома и принялась том за томом читать все книги и журналы, какие ей попадались под руку. Генерал большую часть времени проводил на службе, часто уезжал верхом или затворялся в своей библиотеке, читая по выбору историю Карамзина или романы Вальтера Скотта. Из всего читаемого Анну Платоновну захватила философия, даже излюбленная поэзия побледнела перед ней. И среди ряда философов огненными буквами блеснуло одно имя Ницше. Читая его, Анна Платоновна то и дело натыкалась на мысли, так или иначе являвшиеся уже в ней, но не находившие верного словесного выражение. Нет, она не стала последовательницей немецкого философа, прочтя его труды, она стала ею, ещё не зная их, а теперь лишь обнаружила законченную форму всего того мировоззрения, которое сложилось в ней. Философия так увлекла Анну Платоновну, что она стала посещать различные философские кружки, собрания, лекции, выискивая места, где можно услышать что-то новое или хотя бы любопытное. В ходе этих поисков попала она и в квартиру на Сивцевом Вражке. Доморощенное «ницшианство» новоявленного проповедника, разумеется, не было для неё новым, но казалось забавным и до некоторой степени развлекало.