Сухой философии невозможно подчинить себе все инстинкты молодой, красивой женщины. Ещё только ища подходящего мужа, Анна Платоновна решила до свадьбы соблюдать себя, чтобы не отпугнуть потенциального супруга, а уж после неё непременно завести любовника. А, может, и не одного Ведь это же так естественно!
У генерала было двое сыновей и племянник. С племянником отношения не заладились сразу: впрочем, он, кажется, не ладил ни с кем. Зато старший пасынок, Серёжа, был очень привлекателен и мил Анна Платоновна не раз жалела, что вышла замуж за его отца, а не за него. Иногда ей казалось, что она почти влюблена в Серёжу. Но он не обращал внимания на мачеху, да и Анна Платоновна была слишком умна и расчётлива, чтобы рисковать, крутя роман с сыном собственного мужа. Хуже всего было то, что младшенький Лёничка, этот вечный мальчишка, нервный и болезненный, кажется, всерьёз влюбился в красавицу-мачеху, ревновал её и даже пытался следить. Анна Платоновна рассчитывала, что его бывшая гувернантка, молодая, привлекательная француженка, всё ещё живущая в доме генерала сможет отвлечь юношу за соответствующую плату, но вскоре обнаружила, что на эту особу имеет виды вовсе не Лёничка, и это открытие почти оскорбило Анну Платоновну.
Недостатка в ухажёрах, между тем, не было. Генеральша без зазрения совести предавалась радостям любви, считая, что берёт положенное себе. И кто придумал глупости о судьбе, роке, Божием промышлении? Чушь! И она, Анна Платоновна, доказала это, изменив свою судьбу своею волей! Доказала она, и подтвердил Ницше! И попробуйте поспорить все, кто боится сделать шаг к своей цели!
Недостатка в ухажёрах, между тем, не было. Генеральша без зазрения совести предавалась радостям любви, считая, что берёт положенное себе. И кто придумал глупости о судьбе, роке, Божием промышлении? Чушь! И она, Анна Платоновна, доказала это, изменив свою судьбу своею волей! Доказала она, и подтвердил Ницше! И попробуйте поспорить все, кто боится сделать шаг к своей цели!
Сколько было «случаев» в весёлой жизни Дагомыжской, но никто не мог бы потягаться с Виктором. Это был уже не «случай», а судьба. Анна Платоновна наслаждалась каждым мгновением, проведённым с ним, и думала, что только с этим человеком она и могла бы быть счастлива. Её женское счастье в нём одном, и никто другой не нужен, когда он есть! Красив, как греческий бог, отважен, остроумен, силён, дерзок Такой же игрок и прожигатель жизни, как она сама. О, они созданы друг для друга. Они оба словно сошли с Олимпа Если бы судьба сложилась иначе, и Виктор был бы богат, то она, не задумываясь, бросила бы всё и пошла за ним на край света И им никогда бы не было скучно на этом свете, потому что они всегда готовы играть в любую игру, на любые ставки
Как я люблю смотреть, как ты расчёсываешь волосы, произнёс Виктор.
Анна Платоновна отложила щётку и повернулась к нему. Демон, настоящий демон! Он лежал в постели, полуобнажённый, небрежно куря трубку с длинным черешневым чубуком и усмехаясь глазами и краешком губ. Анна Платоновна прыгнула в кровать и уткнулась лицом в его грудь, покрывая её поцелуями:
Как же мне хорошо с тобой Я раньше не подозревала, что может быть так хорошо! Словно в другом мире! Если бы можно было не расставаться!
Богиня, ты не права.
В чём?
Если бы мы не расставались, то из нашей жизни исчезло бы развлечение этих встреч, сопряжённых с опасностью, мы бы привыкли друг к другу и начали бы скучать.
Как же ты прав всегда! Анна Платоновна взяла у Виктора трубку и выпустила несколько колец дыма, неотрывно следя, как они таяли в воздухе.
Я знаю.
Я чувствую себя Евой, впервые познавшей Адама Кажется, я поняла, почему они нарушили запрет и вкусили райское яблочко.
И почему же?
Им было скучно в раю. Виктор, жизнь, в которой не надо ничего преодолевать, где всё даётся в руки само, отупляет Ах, как это скучно! Нет, если бы и был рай, то я не хотела бы попасть туда. Ведь можно же умереть со скуки! И, чтобы от неё избавиться, Адаму и Еве, как нам с тобой, осталось одно: познать друг друга, как мы познаём теперь
Ты ведьма, моя прекрасная вакханка! рассмеялся Виктор.
Все женщины немного ведьмы, это наша природа, Анна Платоновна снова поднялась с постели, прошла по ковру, приятно щекотавшему нежные босые ступни. Как же не хочется уходить от тебя Ехать опять домой, к моему вечно хмурому старику
Он ни о чём не догадывается?
Нет, конечно. Кто ему скажет? Ведь мы осторожны. Меня больше беспокоит Лёничка. Этот несносный мальчишка смотрит на меня так, словно я падшая женщина! Если это противное существо что-то узнает, то будет грандиозный скандал, и меня выгонят из дома. Ты приютишь меня тогда?
С удовольствием, если будет где. Я уже три месяца не плачу за этот угол.
Я могла бы заплатить
Нет, ты же знаешь, моя богиня, гусары денег не берут. Тем более, я не хочу брать денег мужа, которого делаю рогоносцем.
Всё-таки ты никак не избавишься от предрассудков! Все люди находятся в их плену Но этот маленький несносный глупец мне надоел! Какими голодными глазами он смотрит на меня! На месте Константина я выпорола бы его! Анна Платоновна шаловливо улыбнулась. Когда я вижу его взгляд, мне так и хочется подразнить его и расстегнуть несколько верхних пуговиц платья!
Ты ужасная женщина, моя вакханка! расхохотался Виктор.
Да, ты прав! Но меня раздражает этот мальчишка, как прыщ, который вдруг вскакивает на неудобном месте!
Ему нужно найти женщину.
Сомневаюсь, что он сообразит, что нужно с нею делать! Ах, к чёрту Самое неприятное это полиция в нашем доме. Не хватало ещё, чтобы они что-нибудь пронюхали
Да, полиция нам не нужна Между прочим, они арестовали моего приятеля корнета Тягаева. Идиоты! Неужели они, в самом деле, считают его убийцей?
А откуда ты знаешь, что он не убивал?
Я знаю, многозначительно сказал Виктор.
А почему они не арестовали тебя?
А откуда ты знаешь, что он не убивал?
Я знаю, многозначительно сказал Виктор.
А почему они не арестовали тебя?
Против меня у них пока нет улик. Хотя ещё не вечер!
Какие ужасные вещи ты говоришь! У нас тоже был следователь И мой муж оказал нам с тобой услугу, сказав ему, что меня нет дома.
У вас был следователь? Интересный блондин лет сорока с синими глазами?
Нет! Анна Платоновна белозубо улыбнулась. С интересным блондином я бы, может, и поговорила. Приходил какой-то старик. Белый, как лунь. По-моему, старше моего мужа. Но не дряхлый
Ты видела его?
Конечно. Я стояла за ширмой, когда он разговаривали с генералом.
Подслушивала?
Подслушивать собственного мужа всегда полезно. Но давай не будем говорить обо всех этих неприятных людях! Лучше почитай мне стихи!
Дышали твои ароматные плечи,
Упругие груди неровно вздымались,
Твои сладострастные тихие речи
Мне чем-то далеким и смутным казались.
Над нами повиснули складки алькова,
За окнами полночь шептала невнятно,
И было мне это так чуждо, так ново,
И так несказанно, и так непонятно.
И грезилось мне, что, прильнув к изголовью,
Как в сказке, лежу я под райскою сенью,
И призрачной был я исполнен любовью,
И ты мне казалась воздушною тенью.
Забыв о борьбе, о тоске, о проклятьях,
Как нектар, тревогу я пил неземную,
Как будто лежал я не в грешных объятьях,
Как будто лелеял я душу родную.8
Виктор внезапно остановился и пристально посмотрел на Анну Платоновну.
Ты что? спросила она.
Иди ко мне!
На лице Анны Платоновны расцвела улыбка ожидаемого удовольствия, и, задёрнув плотнее занавески, она бросилась в объятия своего любовника:
Ты мой царь! Мой бог! Я тебя обожаю!
Что вы здесь делаете, Любовицкий? не сумев сдержать досады, спросил Вигель, увидев в коридоре следственной части фигуру бывшего писаря. Ныне известный в обеих столицах журналист Замоскворецкий, он несколько раздобрел, хотя остался скрючен и жёлт, как прежде. Трудно было поверить, что этот человек, ещё двадцать лет назад представлявшийся всем полупокойником, до сей поры жив и процветает. На нём был клетчатый костюм, мягкая шляпа, очки в дорогой оправе в общем, ни дать ни взять, столичный борзописец.
Вас жду-с, Пётр Андреевич. Что же вы так нелюбезно со мной? Хоть бы здоровья пожелали-с для начала!
Приветствую вас, господин Замоскворецкий!
А здоровья так и не пожелали-с, Любовицкий ухмыльнулся, и Вигель заметил, что бывший писарь справил себе довольно порядочные зубы Понимаю-с, вы меня в гробу в белых тапочках видели-с. Что же, я зла не держу, а потому здравствуйте и вы, и ваш дорогой наставник. Кстати, неужто он всё ещё служит? Отчего бы? Ведь он у нас как Екклесиаст проповедовал, что время собирать камни, а время разбрасывать, время работать, и время отдыхать. Что ж не торопится на отдых?
Вам-то какое дело? Простите, Любовицкий, но я очень спешу.
Знаю-с, Пётр Андреевич, всё знаю-с! Как же! Такое дело-с! Будет о чём пошуметь нашему брату, будет, чем народишко взбулгачить! Офицера убили не каждый день такая удача случается!
И откуда вы всё знаете?
Да от вашего же брата, Пётр Андреевич! Это вы неразговорчивы, а городовые, становые, да и приставы те же ой, как много есть любителей поговорить, если правильно подойти!
Ко мне-то вы зачем? Мои принципы на этот счёт вы знаете.
Знаю-с, не первый год знакомы-с. Эх, Пётр Андреевич, времена-то как изменились! Поглядите только-с! Наш век наступает, наше время! И, вот, я, безродный, нищий, больной писарь теперь известнейший журналист, в приличных домах меня принимают. В прошлом месяце у Гиппиус Зинаиды Николаевны и супруга её Мережковского бывал-с в Петербурге-с Интересные, доложу вам, люди Вообще, Пётр Андреевич, нынче много людей интересных стало-с! Все теперь поэты-с, художники-с, проповедники-с! Артисты! И, заметьте, теперь им нет никакой необходимости с голоду пухнуть, потому что меценаты всякую тварь с искоркой таланта готовы себе на шею посадить! Давеча приятеля встретил-с. Художник-с. Талантишко есть, но ленив, шельма! Рисовал какие-то странные картины, в которых разве что чёрт разобраться мог, а теперь «примамонтился»9, костюм с гаврилкой нацепил и дев танцующих малюет!
Вы к чему мне рассказываете это? с раздражением спросил Вигель.
Да не торопитесь вы, Пётр Андреевич! Наш век век журнально-газетный, а потому с нашим братом дружить надо-с. Сколько интересных людей-с! И все-то столы вертят, с духами сообщаются! Причём сообщаются физически, равно как с живыми: такие стоны и крики при этом сообщении раздаются, что не рискну вам описывать, дабы вашу нравственность не оскорбить! Я у Брюсова нечто схожее наблюдал. Каждый теперь человек интересным норовит быть, не таким, как все. А, в результате, все становятся очень одинаковы. Просто сборище помешанных, бесящихся со скуки людей.