Чем дальше говорил Николай, тем с большим интересом смотрел на него Мефодий, в конце даже улыбаться начал, так, смеясь, и спросил:
А ты случаем не коммуняка?
Я, как и они, случаем вор. Только они чужими руками воруют, а я хочу своими, ответил Николай.
Ты хочешь в сильную группировку, уверенно сказал Мефодий.
Нет, я желаю создать собственную группировку, и чтобы каждого человека я знал, отвечал за него, а он за меня под пули пошел, убежденно проговорил Николай.
Я историю плохо знаю, но в двадцатых годах вроде бы существовали Щорс, Котовский, Чапаев, сказал Мефодий.
Мне политика и такой размах ни к чему, те времена канули в Лету, хочу мобильную организованную группу бандитов, людей современных, образованных, по возможности честных. Понимая, что хочет чего-то недостижимого, Николай улыбнулся.
Человека расстрелять в упор можешь? прищурился Мефодий.
За дело смогу, ответил Николай.
А дело, не дело, единолично решать будешь?
Единолично.
Смешно, но чего бы мне на старости лет и не попробовать? Двух подходящих пацанов сегодня могу дать. Я у тебя буду вроде комиссара. Но вопрос с ворами и с ментами. Я тебе советую по свежим людям. Ты со мной советуешься по переделу территории. Ежели мы не срабатываемся расходимся мирно, без стрельбы в спину.
Почти через три года у Николая Тишина были уже более тридцати стволов и непререкаемый авторитет в Котуни. Параллельно существовала и группировка Кастро, имевшего более пятидесяти стволов. Но благодаря признанному вору в законе Сапсану, его умению вести переговоры со всеми с ворами, авторитетами ментами, войн между группировками практически не было, отдельные стычки гасились в зародыше. И личный авторитет Николая Тишина был выше губернаторского, начальников МВД и ФСБ, даже соседа Кастро и сравним мог быть только с авторитетом Льва Ильича Бунича. И лишь у несчастных жителей растоптанного города не было ни авторитета, ни защиты от бандитов.
Николай купил дом, машину (и не одну, а две), костюмы он не шил у модных портных, выбирал в хороших магазинах, но так как имел отличную фигуру, то одет был всегда элегантно. Последние два года он почти не носил оружия и не всегда пользовался охраной.
А однажды произошел случай, который почти увенчал Николая короной. С тремя друзьями он обедал в ресторане «Фиалка», когда туда ворвались пятеро вооруженных автоматами ребят. Один из них крикнул:
Где здесь Акула? Николай мать его Тишин?
Зал притих, бандит полоснул из автомата по стене, обедавшие пригнулись от осыпавшейся на их головы штукатурки.
У Николая резко заболел живот, к горлу подступила тошнота. Толком не соображая, что делает, поправил галстук, застегнул жилетку, машинально взял висевший на спинке стула пиджак, поднялся и вышел на танцевальный круг.
Я здесь. Кто меня ищет? Николай, проглотив тугой комок, говорил спокойно.
А, сука! Болтают, ты верх в городе взял! Хочу взглянуть!
Смотри. Николай развел руки, стараясь, чтобы они не дрожали.
Актер, мать твою! Сейчас увидим, какое у тебя нутро!
Во-первых, возьми пистолет, мудак! бросил Николай. Ему опять стало плохо, он почти ничего не видел, но неизвестная сила толкала его вперед. Стреляя в меня из автомата, ты, пидор, убьешь и покалечишь массу невинных людей. Он говорил, неторопливо надвигаясь на бандита, и увидел, что крикун побледнел, а его дружки растерялись.
Николай уперся грудью в автомат, схватил его за ствол, очередь ушла в потолок, а Николай нанес молниеносный удар ногой по локтю парня и завладел оружием. Не дав никому опомниться, он швырнул автомат друзьям взбесившегося наркомана.
Тихо! Во-вторых, передайте Кастро: я никогда не поверю, что он может послать пятерых вооруженных людей на одного безоружного. Пусть он мне позвонит, телефон известен. А теперь заберите героя и отправляйтесь спать. Концерт окончен.
И так же неторопливо вернулся на свое место. Когда вооруженные парни вышли, публика зааплодировала, сначала нерешительно, затем хлопки переросли в овацию.
Кто-то из друзей налил Николаю водки, он выпил и прошептал:
Уведите меня, весело уведите.
Парни не понимали, что творится с главарем, но послушно подхватили его под руки и быстро прошли к выходу. Один из парней даже махнул рукой публике на прощание.
Бандит, сказал кто-то. Но мужества ему не занимать.
Как он оказался дома и как Настя раздела его, Николай не помнил. Проснулся он через одиннадцать часов. В гостях был Мефодий, который сидел в гостиной, пил чай. Он-то отлично понял, что произошло, и, когда Николай сел за стол, равнодушно спросил:
Хочешь героем умереть, чтобы песни о тебе слагали?
Николай взглянул на него бессмысленными глазами. Мефодий налил стакан самогона, пододвинул хозяину, сказал:
Пей, сопляк. Однако дух в тебе имеется. Я таких знавал, все умирали молодыми. Я сегодня переговорю с Кастро и загляну к Буничу, если пустит. Он подумал, потряс головой и решение изменил: Нет, к Льву Ильичу ходить не стоит, может не принять. Ты оклемаешься, герой, сам позвонишь, извинишься. Там в ресторане за одним столиком его люди сидели. Уж коли так попал, требовалось поклониться, автоматчиков едреных этих к столу пригласить, замять стычку, затереть. А ты, словно петух, грудью пошел. Хоть и остался жив, а врага приобрел смертельного, он момент угадает и в спину тебе из «калаша» полоснет. А люди скажут: одним бандитом меньше стало. Смотри, по ящику Думу показывают, я вроде твоего братана видел
Николай глянул равнодушно, выпил самогона, поглядел на унылое собрание, сказал:
Сеньке в самый раз, сидят чинно, рядами, и от скуки мухи дохнут.
Камера скользнула по рядам депутатов. Выделил одного, который тянул руку.
Он! Сенька! Точно он! воскликнул Николай. Это Дума? Как он туда пролез, говнюк?
Мефодий поднял тяжелый глаз на Николая и неспешно сказал:
Говнюк в Думе заседает, а орел под стволом летает. Ему почет и уважение, а тебе собачья смерть уготована.
Да он у меня из рук ел. Сапсан, он же из бумаги сделан, говном склеен! возмутился Николай.
Верю. Однако он там, а ты здесь.
Да я его в любой момент
Замолкни, Акула, перебил Мефодий. Убить почти каждого можно, только за твоей спиной дружки стоят до тех пор, пока ты удачлив, а споткнешься враз продадут. Я не продам. Он налил себе самогона в чашку. Настасья не продаст: коли баба любит, она помрет, не продаст. За твоим брательником менты, эфэсбэшники, личная охрана, государство, а ты, родненький, считай, вне закона.
Верю. Однако он там, а ты здесь.
Да я его в любой момент
Замолкни, Акула, перебил Мефодий. Убить почти каждого можно, только за твоей спиной дружки стоят до тех пор, пока ты удачлив, а споткнешься враз продадут. Я не продам. Он налил себе самогона в чашку. Настасья не продаст: коли баба любит, она помрет, не продаст. За твоим брательником менты, эфэсбэшники, личная охрана, государство, а ты, родненький, считай, вне закона.
Ты зачем пришел? Николай вскочил, уронил стул. По-твоему, он человеком родился, а я зеком клейменым? Нас одна женщина на свет произвела, из одной утробы вышли!
Дружок, ты стул-то подыми и самогончика еще выпей. Я пришел тебе сказать, что тебе летать не дано. Ходить тебе всю жизнь по земле, осторожно ходить. А о брательнике забудь. Это плевать, кто в жизни в рост шел, кто по дерьму полз, важно, кто где в конце концов оказался. Ты должен себя правильно осознать, усвоить: ты брательнику не ровня. Тебе голову рубить будут, он того и не заметит. А геройствовать кончай, иначе я от тебя отойду. А ты без меня месяца не продержишься. Все осознал? Старый вор перевернул свою чашку донышком вверх, прихлопнул ладонью и вышел.
Напился тогда Николай серьезно, потом Настя его в бане парила, и еще день после этого только чай пил.
Не первый год Семен Николаевич Тишин заседал в Думе, был не хуже других, прошел по одномандатному округу и фактически никому не подчинялся. В тех вопросах, которые обсуждались в Думе, далеко не всегда голосовал, как большинство, но старался ни с кем не ссориться. Коммунистов активно не любил, ярых либералов активно побаивался. Выступал он редко и по вопросам, которые не вызывали ни у кого сомнения, зато говорил красиво, увлеченно. Формально он принадлежал к партии власти, хотя Семен нутром чувствовал, что премьерствовать газпромовцу недолго осталось.
Неожиданно для себя Семен Тишин получил предложение перейти в правительство и занять пост не более и не менее как министра культуры. Образование в общем-то гуманитарное, манеры и знание этикета при нем, речь грамотная. Остальное дело наживное.
В тот период, когда глава правительства уже дал согласие на кандидатуру Тишина, но Президент то ли болел, то ли что-то в этом роде, и бумаги скапливались у его помощников без движения, в кабинет и.о. министра вошел тихий человек, вежливо поздоровался и сказал, что хотел бы поговорить с прогрессивным многообещающим депутатом.
Тишин ранее не видел кагэбэшников ни настоящих, ни переименованных, но, когда этот человек, продолжая улыбаться, занял кресло для гостей, а ведь секретарша о нем даже не доложила, Семен Николаевич понял, кто к нему пришел.
Гость, все так же приветливо улыбаясь, протянул через стол визитку, справился о здоровье.
Тишин поблагодарил, прочитал в визитке то, что и ожидал: «ФСБ зав. сектором по связям с общественностью и прессой Кондрашев Валентин Петрович».
Очень приятно, Валентин Петрович, а разрешите узнать: в каком вы звании?
Не имеет значения, но, если вам интересно, я полковник.
Слушаю вас, господин полковник, сказал Тишин. Чем обязан?
Обязаны вы исключительно своему таланту. Поверьте, не каждый день Президент подписывает указ о назначении министра. У вас прекрасный возраст, образование, вы полны сил. Я редко встречал человека во власти, у которого практически нет врагов.
Тишин совершенно точно почуял: сейчас последует вопрос о брате. И приготовился.
Вы умны и уже догадались, конечно, что конкретно смущает нас в вашей кандидатуре. Полковник вновь улыбнулся.
Мы все произошли от обезьян. Если копать глубоко, то обязательно откопаешь где-то там примата, достаточно твердо ответил Тишин.
Не у каждого человека брат убийца и известный авторитет, возразил полковник со своей лучезарной улыбкой. Мы знаем, брат по матери и отношений с ним ваша семья не поддерживает. Но какой ни есть, а Тишин Николай Николаевич по кличке Акула ваш брат.
Неизвестно почему, но Семен Николаевич, человек далеко не смелый, скорее трусливый, ответил вдруг очень резко, даже грубо:
Вы ошиблись кабинетом, уважаемый, и поднялся. Вам следовало бы забежать в другой кабинет, там оставить все дерьмо, которое раскопали о человеке, и спать спокойно. Зачем сюда явились?