Арендаторы, как правило, были вынуждены отдавать владельцу асиенды половину урожая. Во многих местах они отдавали еще 10-15 % урожая за использование сельскохозяйственного инвентаря. При этом многие помещики стремились отделаться даже от таких арендаторов. Они предпочитали труд пеонов, то есть долговых рабов. Ведь свободные крестьяне, в конце концов, могли податься на север и наняться на один из американских рудников, где были самые высокие в стране зарплаты. А вот пеону деваться было некуда.
Начиналось рабство обычно с того, что «добрый» хозяин асиенды давал достигшему 18-летия крестьянину ссуду в 150-200 песо для того, чтобы тот мог жениться и обзавестись собственным домом. За это пеон должен был работать на «асиендадо» (т. е. помещика), пока не вернет долг. Но во времена Диаса зарплата сельскохозяйственных рабочих вообще не выросла, оставшись такой же, как и на момент достижения страной независимости, 26-30 сентаво в день. При этом стоимость основных продуктов питания крестьян кукурузы, бобов и соуса чили с 1800-го по 1900 год увеличилась примерно в шесть раз. Зарплату пеону платили такую, чтобы он, даже скудно питаясь, не мог вернуть долг. К тому же во многих местах пеон вообще получал не деньги, а специальные талоны, которые он мог обменять на продукты только в магазине самого же помещика («тиендас де райя»). Излишне говорить, что цены в этих магазинах были гораздо выше, чем в обычных. Особенно зверских форм пеонаж достиг на Юкатане, где плантаторы содержали специальные тюрьмы для провинившихся и подвергали их жестоким телесным наказаниям. Кое-где помещики даже пользовались правом первой ночи при свадьбах их долговых рабов. Если же протесты пеонов становились массовыми, то подключались «руралес» и армия. Законы многих штатов предусматривали уголовное наказание для пеонов, пытавшихся бежать с асиенд.
Труд пеонов был настолько дешевым, что это, как ни парадоксально, полностью остановило технический прогресс в мексиканском сельском хозяйстве. Зачем же покупать дорогостоящие импортные машины, если крестьяне-пеоны выполняют их работу почти задаром? Рабочий день, как правило, полностью совпадал со световым. Статистика показывает, что мексиканский помещик начала XX века без всякой механизации тратил на производство тонны продукции в среднем 4,5 песо, а американский фермер с его передовыми жатками Маккормика 4,95 песо.
Помещики-«асиендадос» составляли к моменту падения диктатуры Диаса 3 % сельского населения, но им принадлежало около 70 % всех земель.
32 самые большие асиенды занимали 57 % территории всего государства.[95]
Помещики-«асиендадос» составляли к моменту падения диктатуры Диаса 3 % сельского населения, но им принадлежало около 70 % всех земель.
32 самые большие асиенды занимали 57 % территории всего государства.[95]
Особенно крупных размеров поместья достигли на севере страны, где их профилем было скотоводство. Как правило, крупнейшие «асиендадос» делили между собой и политическую власть в своих штатах.
Хрестоматийным в этом отношении является пример клана Террасас-Криль, который на протяжении трех десятков лет был полновластным хозяином северного штата Чиуауа. Его угодья (около 5 миллионов гектар) превосходили по территории Коста-Рику. Начинал Террасас, подобно большинству помещиков новой формации, как генерал республиканской армии в годы борьбы с консерваторами, а позднее с французской интервенцией. Военные навыки Террасас приобрел, организуя борьбу с апачами. В 1860 году Хуарес сделал его губернатором Чиуауа, и Террасас стал быстро скупать церковные земли, а также «пустующие» государственные угодья и конфискованные земли разбитых сторонников Максимилиана. Цены за все это Террасас платил смешные. Богатства добавила и удачная женитьба на представительнице одного из крупнейших «старых» помещичьих кланов Чиуауа. В 1876 году Террасас не поддержал путч Диаса, и тот на время лишил Террасаса губернаторского поста. Однако к тому времени клану Террасасов принадлежал почти весь штат, и даже Диас был вынужден с этим считаться. С согласия президента Террасас стал членом Конгресса, а в 1903 году снова пересел в губернаторское кресло Чиуауа. Через год престарелого главу клана сменил его зять Энрике Криль. Незадого до революции губернатором стал сын Террасаса Альберто (у него было 600 тысяч акров земли). С 1860-го по 1910 год представители клана Террасасов занимали пост губернатора штата Чиуауа в общей сложности 25 лет. В 1909-1911 годах из 30 депутатов парламента Чиуауа (законодательные органы штатов избирались на два года) родственные связи с семьей Террасаса имели девять человек, а остальные были бизнес-партнерами клана.[96]
Со временем Террасас и Криль завладели крупнейшим банком штата, продолжая при этом заниматься и традиционным скотоводством. Поглотив всех конкурентов, банк Террасаса стал в начале XX века крупнейшим в Мексике. В Чиуауа Террасасам принадлежали железные дороги и рестораны, мельницы и телефонные линии. Криль тесно сблизился с «сьентификос» и с их помощью стал в 1908 году председателем нефтедобывающей компании «Эль Агила», той самой, в правлении которой сидел сын президента. Криль был владельцем асиенд общей площадью 1,7 миллиона акров.
Не забывал классический помещичий бизнес крупного скотовода и сам Террасас. Перед революцией ему принадлежало 500 тысяч голов крупного рогатого скота, 225 тысяч овец, 25 тысяч лошадей и 5 тысяч мулов. На крупнейшей асиенде (1,3 миллиона акров) Террасаса работали более 2 тысяч пеонов.
Благодаря близости американской границы и росту инвестиций США в штате Чиуауа земли Терасаса с каждым годом росли в цене. Если бы он продал свои угодья перед революцией, то смог бы получить феноменальную по тем временам сумму в 69 миллионов долларов.
Пожалуй, Чиуауа в царствование Террасаса был классическим примером олигархизации мексиканской политической системы эры Диаса. Не случайно, что именно этот штат станет одним из основных центров мексиканской революции.
В штате Юкатан «сильным человеком» и крупнейшим помещиком был Олегарио Молина, тоже активный член группы «сьентификос». Начинала семья Молины с представительства интересов американской торговой компании «Интернэшнл Харвестер Компани», которая имела монополию на закупку сизаля. В 1902 году Молина стал губернатором Юкатана, а три года спустя министром экономики в правительстве Диаса. Его брат немедленно превратился в одного из крупнейших плантаторов Юкатана, другой брат сидел в правлении железнодорожной компании, а племянник стал «хефе политико» столицы штата. Зять губернатора Молины перенял почетную и прибыльную обязанность представлять интересы американского торгового монополиста. Другой зять (он же и вице-консул Испании на Юкатане) получил от губернатора монопольное право на ввоз в штат динамита и скота.
Всего в республике в 1910 году было 8245 асиенд, которые за время правления Диаса за счет массового обезземеливания крестьянства получили практически за бесценок 134 миллиона акров лучших земель Мексики.
Какой же была социальная цена экономической модернизации Мексики времен Порфирио Диаса? Ведь, в конце концов, в каждой стране есть богатые и бедные. Важно, чтобы жизненный уровень тех и других рос вместе с ростом экономики в целом.
Средние слои мексиканского общества жили в начале XX века довольно странной, скажем, для их американских собратьев, жизнью.[97] Государственные служащие часто существовали впроголодь только ради того, чтобы иметь членство элитных клубов и раз в год ездить на фешенебельный курорт, где отдыхали сливки общества. Огромное внимание уделялось внешнему виду и кастовому воспитанию детей. Если ребенок шел открывать дверь и видел хорошо одетого человека, он должен был сказать родителям: «К нам пришел сеньор». Если же посетитель был одет «не по статусу», то его следовало называть «человеком». Огромное большинство представителей мексиканского среднего класса жили от зарплаты до зарплаты или попросту в долг. Но пока «порфириат» олицетворял стабильность, а экономическое положение не ухудшалось, недовольных было не так много. Вскоре, однако, положение резко изменилось.
Пока же иностранцы, которые в начале XX века приезжали в Мехико, сравнивали этот город с ведущими европейскими столицами. По широким зеленым и ярко освещенным вечерами проспектам ходили трамваи. Сливки общества были воспитаны во французском духе, и даже церковь заказывала во Франции архитекторов, чтобы переделать на модный французский лад фасады старых католических храмов. Состоятельные горожане проводили в Париже и Ницце отпуска, а на родине восторгались захватившем всю Мексику в 80-е годы канканом. Лучшие рестораны Мехико были французскими, а центральный бульвар представлял собой точную копию Елисейских полей. 14 июля праздновалось состоятельными гражданами с таким же воодушевлением, как День независимости Мексики.
В Мехико впервые после обретения страной независимости потянулись иностранные туристы, которые отмечали хороший уровень обслуживания и чистоту местных отелей. Да и самих отелей становилось больше. В 1882 году столица не смогла разместить 40 тысяч гостей, приехавших на празднование Дня независимости.[98] В 1910 году во время пышных празднований столетнего юбилея этой даты места хватило всем.
Население столицы выросло с 200 тысяч в 1874 году до 471 тысячи в 1910-м.
К 1910 году электричество появилось во всех столицах штатов, а во многих из них ходили трамваи.
Однако все эти достижения были внешней стороной, глянцевой обложкой «порфириата». Содержание, которое обычно укрывалось от взоров иностранцев, выглядело совсем иначе.
К 1910 году грамотными были только 19 % мексиканцев. Диас не добился в борьбе с неграмотностью особых успехов (в 1876 году грамотных было 14 % населения) просто потому, что считал образование не очень нужным для большинства. Учителя принадлежали к париям среднего класса.[99] Им систематически не доплачивали, а новых школ в расчете на количество населения строилось гораздо меньше, чем во времена Лердо. Неудивительно, что именно учителя стали самыми активными участниками будущей революции. Система профессионального образования, столь необходимая Мексике именно в те годы, практически отсутствовала.
Системы медицинского обслуживания населения почти не существовало. Детская смертность во времена Диаса не снизилась и составляла более 400 человек на тысячу. Показатель по Мехико (323) был гораздо хуже, чем в Санкт-Петербурге (256) и тем более в Лондоне (114). В крестьянских многодетных семьях умирали, не дожив даже до школьного возраста, от трех до пяти детей. Половина всех родившихся детей не доживала до года. В целом смертность по стране составляла 3740 человек на тысячу жителей, причем в социально неблагополучном штате Морелос этот показатель превышал 57 человек.