Я имею ввиду пепел Глинского и разорённые могилы наших родных! Я имею ввиду Соловки с их пытками, через которые я сам слышишь ли? сам прошёл! Там день и ночь камни вопят о людских страданиях! И если бы только там! А вы сидите здесь Прислуживаетесь у убийц или их пособников и радуетесь тому, что сыты, одеты и можете даже отдыхать в Ялте! За пайку готовы забыть то, что не вправе забывать! За чечевичную похлёбку первородство!..
Ты говоришь зло, Родя! на глазах Вари навернулись слёзы.
Да, я говорю зло! Потому что мне нестерпимо видеть, как моя сестра отказывается от собственных мыслей и чувств и говорит передовицами!
Не тебе меня судить! вспыхнула Варя. Да, я не святая. И не могу, не хочу быть мученицей. Я хочу, чтобы мой муж, мои дети были живы, здоровы и благополучны. Мы живём в этой стране, значит, должны соблюдать правила, которые в ней установлены.
Правила, установленные преступниками на крови невинных!
Пусть так! Но изменить их я не могу! Я хочу вывести своих детей в люди, Родя. И для этого я буду приспосабливаться к тем условиям, которые я не выбирала, но в которые меня поставили. И не смей меня судить!.. Мы с Никитой не пережили того, что вынес ты, но, поверь, и на нашу долю досталось немало.
Хорошо, я не стану дольше тревожить тебя, Родион поднялся. Мертвецы не должны вставать из гробов и смущать спокойствие живых это противоестественно Прощай.
Постой Варя утёрла передником слёзы. Прости меня. Я не виновата в том, что всё так Ты оставь свой адрес. Я передам Никите, когда он вернётся.
Может, тебе не стоит говорить ему обо мне? Тебе ведь так будет спокойнее. Да и ему тоже
Ты прав. Но я никогда ничего не скрывала от мужа. И уж тем более не скрою того, что жив его лучший друг
Пушкино, Оранжерейная улица, дом 8. Вход с заднего крыльца. Запомнишь?
Запомню. Может быть, ты хотя бы пообедаешь?
Спасибо, я сыт.
Ты вот ещё что Варя помедлила. К Ляле не ходи.
Почему? насторожился Родион.
Дядя Жорж работает на ГПУ, он ни в коем случае не должен о тебе знать.
Это точно?..
Из-за него Алексей Васильевич сослан в Пермь, а за ним уехала и тётя Мари.
Видимо, нет придела разочарованиям и утратам Жорж агент ГПУ! Не вмещалось в сознании Весёлый красавец-балагур, лихой рубака-гусар, всеобщий любимец Жорж, приезд которого в Глинское всегда был праздником, в котором племянники не чаяли души как же это возможно? В памяти пронеслись детские игры, уроки верховой езды, которые давал неподражаемый «дядинька», отчаянные скачки, в которых он всегда был впереди, перезвон его гитары и бархатный баритон, пикники, цыгане Родион прислонился к стене и потёр ладонью лоб, пытаясь прийти в себя от очередного оглушительного известия.
А Ляля? Она тоже агент ГПУ? чуть слышно спросил он, чувствуя, как лоб покрылся испариной.
Этого я не знаю. Но она жена своего мужа, для меня этого достаточно.
Она наша сестра, ответил Родион. Впрочем, спасибо за предупреждение. Я учту
Если всё-таки решишься пойти к ней, то иди на Арбат, в Вахтанговский театр. Большую часть времени Ляля проводит там.
Спасибо.
Уже на пороге он, как в далёком прошлом, чуть приподнял сестру и расцеловал в обе щёки, влажные от слёз:
Прощай, Варюшка! Дай Бог, чтобы молох обошёл тебя стороной
Тяжело видеть пепелище отчего дома, тяжело видеть осквернёнными дорогие могилы и любимые с детства места. Но ещё тяжелее видеть близких людей, примирившихся с ложью и приспособившихся ко злу, превращающихся в покорные винтики чудовищной машины.
Всё же следовало испить чашу до дна. И, несмотря на предупреждение сестры, Родион отправился прямиком в театр Вахтангова. Впрочем, и туда он не рискнул зайти, предпочтя два часа прогуливаться по Арбату, ожидая появления Ляли и надеясь, что она будет одна.
Надежда оправдалась. Постаревшая Ляля одиноко спустилась по ступеням, на ходу закуривая папиросу. Годы сильно состарили её, но ещё больше надломили. Поникшие, ссутулившиеся плечи, старушечье, лишённое лоска платье, седеющие волосы, собранные в пучок, очки в ужасной, уродливой оправе Но главное усталость, измождённость в каждом движении, словно всякий шаг она принуждает себя делать, собрав в кулак всю оставшуюся волю. А ещё страх, заставляющий её с болезненной тревогой озираться по сторонам, оглядываться. Кого боится она жена красного командира? Что так непоправимо изломало её, побило, не оставив живого места?
Ляля!
Нет, она не отпрянула, как давеча Варюшка, не побледнела и без того пепельно бледным было её продолговатое лицо. Только медленно поправила очки, закивала головой, глухо проронила:
Я всегда знала, что ты жив. Сперва чувствовала, а несколько лет назад Жорж устроил пьяный скандал Всё кричал, что из-за меня его расстреляют. Я сначала не поняла, а потом выяснилось, что его вызывали. Туда И рассказали про тебя. Про побег, про то, что ты теперь в Европе, и как ты опасен для них Они боятся Свидетелей, вредителей, друг друга Неизвестно, кто ещё больше боится: мы или они Поэтому они такие злые Бедный Жорж очень испугался такого родства. А я обрадовалась Тому, что хоть один из нас, из Аскольдовых, остался человеком Я никому о тебе не сказала. Все тебя считали мёртвым. А на деле ты единственный был живым, тогда как мы все давно умерли Нас нет, от нас остались лишь тени Ляля говорила быстро, изредка судорожно сглатывая воздух и гладя куда-то не то в сторону от Родиона, не то сквозь него, будто бредила.
Ляля, что с тобой? тревожно спросил Родион.
Сестра с заметным трудом, наконец, сфокусировала рассеянный, больной взгляд на нём и отрывисто спросила:
Зачем ты здесь, Родя? Зачем тебе это царство Аида, страна теней, в которой не осталось даже родных могил? Живые не должны сходить к мертвецам, оставив другим мертвецам погребать их
Родион чуть встряхнул Лялю за плечи, взмолился:
Очнись, прошу тебя! Поговори со мной по-человечески, как бывало раньше!
Ляля поднесла палец к губам:
Тсс! Тени не должны разговаривать, разве ты не знаешь? она вздохнула. Не бойся, Родя, я ещё не сумасшедшая. Лишь в малой степени И, во всяком случае, не больше, чем те, что делают вид, что ничего не видят и не понимают. А я всё вижу и понимаю. Поэтому и схожу с ума Давай посидим где-нибудь. Ко мне идти нельзя, ты понимаешь.
Значит, насчёт Жоржа это правда?
Варя предупредила?
Да
Я не хочу говорить о моём муже, Родя, Ляля закурила очередную папиросу.
В сгущающихся сумерках они неспешно пошли в сторону Смоленского бульвара.
Ты, кажется, совсем не удивлена мне, заметил Родион.
В последние годы я разучилась удивляться. Я вижу, как самые порядочные люди вдруг начинают восхвалять подлость и подлости делать, как люди умные искренне восхищаются глупостью, как невиновных обвиняют в нелепых и чудовищных преступлениях Всё перевернулось, Родя. Всё! Стало с ног на голову Всё, все. Мне всё время кажется, что я существую в кошмарном, бредовом сне, от которого не могу пробудиться. Или хожу по лабиринту с кривыми зеркалами и не могу найти выхода. Мне кажется, я не удивлюсь, даже если передо мной возникнет архангел Гавриил.
Почему ты никому не сказала, что я жив?
Варя обрадовалась тебе, когда ты пришёл?
Скорее, испугалась
Правильно. Вот, я и не пугала никого твоей тенью. А заодно и своей Они меня, Родя, боятся, Ляля горько усмехнулась. Они, вообще, всего боятся, она повела рукой вокруг. Видишь этих людей? Они все боятся! Что «возьмут», что «заберут». Вот, он советский новояз Им ещё запестрят когда-нибудь книги. Тебе Варюшка не сказала, как в прошлом году её Никиту старшим по подъезду поставили? Оказали честь! сестра нервно хохотнула. В обязанность этих несчастных старших входит сопровождать ГПУ, когда они приходят в очередную мирно спящую семью, чтобы увести отца, мать, дочь или сына Он, бедный, поседел через несколько месяцев, а потом впервые в жизни ушёл в запой. Этим только от «почётной» обязанности и спасся! А меня они избегают Трусы
Ты выглядишь совсем больной и разбитой, заметил Родя.
Что, очень страшна стала? Знаю. Зеркало, к сожалению, льстить не умеет.
Почему ты не поедешь куда-нибудь на отдых? На юг?
Юг, север Что за разница? Страх и удушье везде одинаковы. Разве ты не чувствуешь? Воздуха нет Дышать нечем! Ляля остановилась и, повернувшись к Родиону, покачала головой: Ты напрасно вернулся, мон шер фрэр3 Здесь нельзя жить, понимаешь? Не-льзя! Даже порядочно умереть и то задача Не провожай меня дальше, прошу тебя. Нас не должны видеть вместе. Это может быть опасно для тебя.
Встреча с Лялей оставила в душе не менее горький осадок, чем визит к Варе. Старшая сестра была начисто лишена грёз, но тоска, владевшая ею, довела её душу до болезни, с которой она не имела сил и желания бороться. Безысходность и обречённость сквозила в каждой черте её, в каждой нотке глухого голоса.
Оставалось узнать ещё одно, узнать главное, о чём он не решился спросить сестёр узнать о её судьбе. Помочь в этом мог лишь один человек Сергей. Но где искать его самого? Когда-то семейство Кромиади жило на Маросейке. Вероятность того, что и этот адрес живой, была ничтожна, и Родион надеялся лишь на одно что в маросейском храме, чьими верными прихожанами были Кромиади, знают что-то об их судьбе. Наводить подобные справки было опасно, но ничто не могло угасить той мучительной тяги, которую он испытывал.
Полный сомнений и колебаний, Родион отправился на Маросейку. Приехав аккурат к концу литургии, он в нерешительности замялся чуть поодаль от храма, разглядывая выходящих на улицу прихожан. Внезапно по телу пробежала дрожь, а в горле пересохло с крыльца неспешно спускалась вечная гостья его сновидений, та, ради кого он пришёл сюда. Это был явный Божий перст не понадобилось ни расспросов, ни розысков, встреча словно посылалась свыше.
Однако, Родион не подошёл к Аглае, заметив с нею тоненькую девочку-подростка. Он незаметно последовал за ними, и вскоре уже знал их адрес. Дальнейшее «следствие» не составило большого труда. Несколько дней наблюдений принесли Родиону ещё одно безотрадное открытие: она была замужем за его незаконнорожденным кузеном-большевиком и растила дочь Если бы хоть кто-то другой оказался её мужем! Но это подобие человека, этот революционер-безбожник, вероятно, отпетый негодяй Почему именно с ним?! То, что счастливым соперником оказался именно Замётов, ощущалось Родионом как двойное унижение. Ревность и обида испепеляли его. Тем не менее он вновь и вновь приходил к дому Аглаи и подолгу блуждал вокруг, пытаясь представить встречу, ища слова, утирая лихорадочный пот и не решаясь дать о себе знать. Если сёстрам не нужен он, то для чего ей? Ей, предавшей ещё раньше? Ей, с которой связывали лишь недели романтической влюблённости и грёз? Она, должно быть, и думать забыла о той давней истории.