«Чекалинский стасовал. Германн снял и поставил свою карту, покрыв ее кипой банковых билетов. Это похоже было на поединок. Глубокое молчание царствовало кругом. Чекалинский стал метать, руки его тряслись. Направо легла дама, налево туз.
Туз выиграл! сказал Германн и открыл свою карту.
Дама ваша убита, сказал ласково Чекалинский»,
Сашка вздрогнул от неожиданности. Вот это да! Проиграл Герман!!!
И тут рядом с ним мелькнул белый силуэт. Матрос секунду оторопело глядел, как призрак княгини скользит по паркету, вскочил, и бегом к портрету. Выскочил на площадку, глядит, рама пустая. Сломать её! К ней бросился Сашка по узкому балкончику.
В караулке прислушались к бряканью флотских башмаков по резному паркету.
Опять, наверное, привидение гуляет, Макеев улыбнулся. Вот Сашка и шумит. Хоть и не верю я в них, но утром всё же доложу на Гороховую. В ВЧК пусть разбираются. Если домзак******** тут будет, не место бродячим княгиням в нём.
Вьюга ударила в окна, на миг белой простыней завесив стёкла. Тут же на Литейном грохнули выстрелы, закричали, завопили.
Окно наотмашь резко растворил Макеев. Летит по проспекту лихач, гонит лошадь. Одним махом промчались мимо дворца сани, в них женщина раскинулась, вот-вот выпадет, болтается безвольно. Увидел только Макеев кровью лицо женское залито. А за лихачом бегут патрули, стреляют на ходу.
Повернулся от окна командир, головой качнул, хотел сказать что-то. Не успел.
Закричали страшно во дворце, потом удар послышался, будто упало что-то и тишина.
На площадке между первым и вторым этажом лежит Сашка, кровью подплывает, не шевелится. Макеев сразу на портрет глянул на месте красавица, опёрлась на креслице, смотрит в сторону задумчиво. Погрозил ей командир револьвером.
Севастьяныча к буржуям сразу отправил. Тот манлихер наперевес и к дверям камеры. А там тоже крик. Буржуи бежать пытаются. Макеев от Сашки вверх по лестнице, только кинул Владимирскому несколько слов.
Дышит матрос! а сам револьвер вытащил из кобуры. Бинты принеси!
Буржуи вопят, руками машут, в двери ломятся. Севастьяныч штыком их пугает, в лица тычет. Макеев сразу пальбу открыл. В потолок три пули всадил.
Как порохом запахло, утихли арестанты. Толстяк генерал вперёд протиснулся, пыхтит.
Вы уж стреляйте нас, как положено, а не режьте втихомолку, хрипит. Буржуи кивают, пытаются что-то сказать, но старый генерал никому не даёт говорить, рявкнул на других «Молчать!».
Ваш брат каторжанин пришёл и надворного советника Кармазинова прикончил, продолжает толстяк.
Макеев рукой с револьвером машет, дорогу себе требует. Расступились арестанты. И точно, лежит на своей койке тот самый плешивый старикашка. Горло вскрыто, кровь лужей на полу.
Оставил командир у дверей Севастьяныча, сам метнулся на улицу. Засвистел, патруль зовёт. Руку поднял. Ладно, вьюга утомилась на время, снег прилёг. Увидали его. Быстро подошли. Те самые, что снежками в окно кидались.
Объяснил им Макеев дело, засвистал от удивления Андрюха, старший патруля.
Зашли во дворец. Сашку в караулку занесли. У него вроде все цело, только побился, когда с балкончика от портрета на площадку кувырнулся.
Зашли во дворец. Сашку в караулку занесли. У него вроде все цело, только побился, когда с балкончика от портрета на площадку кувырнулся.
Плешивого вынесли во двор, койку его с матрасом кровяным туда же вытащили. У дверей камеры троих на часы поставили, остальные в караулке сели. Стали думать, что делать.
Владимирский, приказал Макеев. Телефонируй на Гороховую, доложи, что случилось. Пусть дают указание, как быть.
Пока студент ходил вниз, к телефону, решили посты поставить сдвоенные по дворцу. Один у портрета. И ждать, что из ВЧК прикажут.
Петруха, патрульный, дельную мысль подал. Переговорить надо с буржуями, кто видел, как плешивого резали. И записать всё.
В полиции так делают, говорит Петруха. Я на Лиговке жил, так там всё время или меня допрашивали, или про меня расспрашивали.
Вот и снарядил его Макеев на это занятие. Нашли бумагу, карандаши. А ещё и повезло. Среди буржуев судебный следователь нашёлся, он в молодости уголовные происшествия расследовал, а недавно ещё товарищем обер-прокурора в Сенате служил. Вот и вызвался помочь.
Снова вьюга в окнах мечется, клокочет злой ветер в трубах, заносит снегом окровавленный труп старого революционера во дворе.
Андрюха, послушав Макеева, подошёл к портрету княжескому, да штыком хотел в лицо дамочке ткнуть, чтоб не шлялась, если умерла. Не дал ему Макеев портить картину.
Из караулки Севастьяныч кричит. Сашка очнулся, говорит что-то.
Я ведь улучил минутку, шепчет матрос. Голова обвязана бинтом, руки тоже. Утром на извозчике в госпиталь отвезут. Сейчас пусто на Литейном. После стрельбы умчались все лихачи.
Барыня только мимо проскользила, я к портрету, Сашка морщится, тело ноет. Схватился за раму. Думаю, разломаю, а холстину порву. И никуда блазниле этой не деться. Пропадёт сразу.
Зашёл в караулку Владимирский. Шепчет что-то Макееву. Тот лицом повеселел, хлопнул студента по плечу, молодец парень! И дальше Сашку слушать.
Только я раму начал за угол раздёргивать, как меня кто-то в шею толкнул, сипит матрос. Видно, силы уж кончаются, тяжко ему. Оглянулся, там каторжный стоит. Полбашки обрито, в суконном бушлате, на затылке серая шапка-бескозырка. Я ему по роже заехал. Он покачнулся, в ноги мне упал, под коленками ухватил и через перила бросил. Я только закричал, и всё. Больше ничего не помню.
Глаза Сашка закрыл, дышит тяжело. Владимирский руку у него щупает, слушает, как жилка там бьётся.
Когда дед у тебя приедет? Макеев заволновался, жалко матроса.
Оденется только, саквояж с инструментом у него всегда собран, Владимирский поднял голову, пояснил другим. Дед мой профессор медицины. Я на Гороховую позвонил, потом ему. В ВЧК сказали, до утра сидеть ждать, потом приедет кто-то. Подумал, что Сашка наш в плохом состоянии. Пока дожидаться кого-то, лучше дедушку пригласить.
Через час Сашку осмотрели, перевязали как следует по науке медицинской. Укол воткнули. Уснул спокойным сном матрос. Старый Владимирский суровый дед. Брови длинные, мохнатые, седые. Как сведёт их вместе, аж мороз по спине у всех. Сразу видать, матёрый профессор, бывалый.
Сашке помог, пошёл покойника зарезанного осматривать. Похмыкал, головой покачал, глядя на убитого надворного советника.
Я его знал, дед пил чай, сидя у окна. На Литейном снова носилась вьюга-позёмка, кидалась снегом в дома и переулки. Мы в молодости вместе в кружке были. Книжки запрещённые читали, обсуждали, как Россию изменить. Даже готовились взрывать губернаторов и министров. Бомбы начали делать. Но кто-то жандармам сообщил, нас всех арестовали. В Петропавловской крепости сидели. Меня раньше всех выпустили. Отец знакомых своих уговорил помочь наказание умягчить. Сослали в Яренск на три года. Потом медициной занялся, так не до революций стало. Кармазинова больше не видал. Он столоначальником в канцелярии министерства торговли подвизался, кажется. Мне кто-то при случае говорил. А товарищей наших по кружку раскидала жизнь. Я и не встречался больше ни с кем. Самый активный у нас Гервег Анатолий был. Он в Алексеевском равелине сидел, так там и умер, говорят. Красавец писаный. По слухам, дама из высшего света за него хлопотала какая-то.
Старикан напился чаю, встал.
Вот судьба. Почти полвека Кармазинова не встречал, а сегодня его труп в княжеском дворце осматриваю. Ну что там извозчик? Ждёт?
Владимирский-младший сбегал вниз, а лихач-то укатил.
Владимирский-младший сбегал вниз, а лихач-то укатил.
Дед насупился было, потом рукой махнул.
Посижу с вами, да и за раненым пригляжу, решил.
Макеев со старшим патруля совет держат. Призрак призраком, а каторжный с ножом, это уже не шуточки. Все ходы в дворец были закрыты, окна все целы.
Здесь он сидит где-то, говорит Макеев, чиркая сырыми своими спичками, и наконец-то прикурив. Надо всё проверить, а стены простучать, тайник, может есть. Шапка-то от него ведь осталась на балкончике. Вот она. Всё верно Сашка рассказал. А беспорядка допускать нельзя! Нам товарищ Дзержинский саботажников доверил охранять, а их беспаспортный каторжанин режет без приговора. Позор, стыдобища! Надо его отыскать. Может, он и верно делает, но на всякую резню мандат нужен.
Начали искать. И точно! В одном из залов стенка какая-то лёгкая на звук оказалась. Притащили из дворницкой ломы, ударили по штукатурке дружно.
Комнатка маленькая. Стол. А на нём гроб. Душно в комнатке. Гроб потрогали, тяжёлый, не пустой. Макеев подумал минуту, махнул рукой, вскрывайте домовину.
Вытащили гроб под лампочки в залу, да топорами крышку и поддели. А там каторжный лежит. Башка обрита наполовину, в суконной куртке, а в правой руке кинжал. Потрогал его Макеев, рука испачкалась. Смотрят, а это кровь свежая.
Позвали профессора по медицине. Тот увидел покойника каторжного, ахнул.
Это же Анатолий Гервег! закричал от волнения. Предводитель нашего кружка. Как хорошо сохранился! В сухом месте, видимо, лежал, оберегали его.
Тут уж и вовсе все задумались. Как же так? Покойник что ли плешивого революционера зарезал?
Чтоб постов много не ставить, гроб с Гервегом утащили к портрету княгини. Рядом двух солдат поставили для присмотра.
Утром приехали из ВЧК*********, из ВРК, из РВСР, отовсюду комиссары. Сашка проспался, лучше ему стало, допросил его суровый трибуналец. С буржуев показания сняли, с караульных.
Убийство это убийство есть, трибуналец вытер вспотевшую залысину. А наша власть есть власть закона и безсудных расправ допускать нельзя. Понимаешь, Макеев? Давай разбираться, что тут у вас было.
На бумагу всё занёс. Оказалось, что призрак княгини видели только Макеев и Сашка.
С тобой ясно, трибуналец пишет крупными буквами «не спал трое суток». С матросом тоже. Упал, голову повредил, привиделось ему. А Кармазинова кто-то из арестованных зарезал. В то, что замурованный каторжник с ножом по дворцу бегал, никто не поверит. И я тоже.
Легко ему при свете дня рассуждения выносить, логику к фактам привязывать. Но. Тут Макеев сам расслабился, устал всё-таки. А трибуналец дело говорит. Никаких привидений не было. А как кинжал оказался в гробу? Да там и лежал. А Кармазинова другим зарезали. А на кинжале не кровь, а просто грязь. Мало ли там чего в комнатке этой накопилось за десятки лет. А профессор Владимирский, что осматривал и тело зарезанного, и труп каторжника, только плечами пожал. Не бывает, мол, такого, чтобы покойники с кинжалами бегали.
«Тело народного борца Анатолия Гервега похоронить с почестями на Марсовом поле, где герои упокоены. Литейный дом Юсуповой передать польскому обществу просвещения Махлевского. Гибель Кармазинова расследовать со всей революционной беспощадностью. Тов. Макееву за плохой надзор за арестованными вынести выговор, назначить тов. Макеева комиссаром в наркомате финансов. Дзержинский».