Гал, только без обиды. Я от чистого сердца, честное слово Мне эти вещи малы, а тебе, может, пригодятся. Перешьешь немного
Галка не обиделась, но как-то смешалась и сказала:
Но я не могу взять их просто так. Я тебе заплачу.
С ума сошла, что ли? Вот чудачка! Я не продаю, а отдаю просто так. Ты, наверное, не поняла
Неудобно как-то, она еще помялась, помедлила, но взяла пакет и сунула его под стол: Спасибо тебе большое. Всегда обращайся, если что непонятно.
Таким нехитрым образом Галка превратилась в доброжелателя, теперь она не выдала бы Ксеню ни за какие коврижки. «Спасите мою душу от злобы и от лжи. Не то, чтобы я трушу, а просто жаль души.» На деньги родителей Ксения справила себе два платья, правда, яркой расцветки, из кримплена, узкую черную шерстяную юбку подлиннее и строгого фасона белую полупрозрачную блузку. К нарядам выпросила у них на день рождения кольцо с жемчугом и серьги. Теперь она, если чем и выделялась среди женщин канцелярии, то лишь молодостью и привлекательностью.
Но тут она ничего не могла поделать. Хотя кожей ощущала, как ревниво реагирует Зоя Павловна, если кто-то оказывает Ксении внимание, заговаривает с ней. Начальница сама привыкла быть в центре внимания и никому не позволяла ущемлять свои права. Да и кто бы посмел? Не Галка же! И, конечно, не Ксения. Она вообще старалась быть незаметной, чтобы лишний раз не попадаться на глаза Зое Павловне, от которой зависело и ее будущее. Попробуй не угоди, и вылетишь с работы в два счета. А повод всегда найдется, стоит захотеть. Но все же Ксения едва не стала объектом для пересудов, а это уже один из поводов для увольнения.
Как-то дома во время ссоры Ренат крепко схватил ее за руку повыше локтя. Утром, собираясь на работу, Ксения не удосужилась поглядеть на это место. А там, оказывается, расплылся синяк. Она как назло надела платье с короткими рукавами. На работе потянулась за документом, лежащим перед Зоей Павловной, и услышала:
Ого! Синячище-то какой! Где это ты так?
Ксения глянула и обомлела: предплечье действительно было синим.
А она беспечно махнула рукой. Муж приложился.
Он у тебя дерется, что ли?
Ага Как напьется, так кулаки чешутся, Ксения шутила, не замечая, как женщины многозначительно переглядываются.
Она зачем-то вышла из комнаты, оставив дверь приоткрытой, а когда возвращалась, услышала свое имя и приостановилась.
Ну, Ксения, кто бы подумал! Конечно, она не виновата. Но если кто-нибудь из посторонних увидит, что он подумает о нашей сотруднице и вообще о нашем учреждении? Что здесь непорядочные люди работают, Зоя Павловна многозначительно помолчала и продолжила: Сегодня на руке, завтра на лице («Типун тебе на язык!» подумала Ксения). Нет, я не могу допустить, чтобы мои сотрудницы ходили с синяками. С этими замужними женщинами одни неприятности. Насколько в этом отношении лучше одинокие. Если подобное повторится, я вынуждена буду вести разговор с руководством о ее дальнейшем пребывании у нас. Да и вообще
«Вот как, оказывается, делают из мухи слона. Всего-то неудачная шутка, а какие могут быть последствия!..» Ксения отступила от двери, благо на ковровой дорожке шаги были неслышны, сошла на паркет и поцокала каблучками цок-цок открыла дверь, сделала вид, что споткнулась о край дорожки и плечом ударилась о косяк.
Ой-ё-ё-ёй! громко ойкнула она. Опять по тому месту, что вчера. У нас свет отключили, я пока свечку искала, так ударилась о косяк, аж искры из глаз
Ты же сказала, что муж ударил в голосе Зои Павловны слышалось явное разочарование.
Что вы, Зоя Павловна! Он у меня мухи не обидит. Такой спокойный, такой спокойный, аж противно иногда. Одним словом, флегма, Ксения лгала вдохновенно, искренне напуганная угрозой начальницы.
Не без помощи Зои Павловны уволили недавно молодую женщину из экспедиции, несмотря на беременность. Чем-то не угодила своей начальнице, приятельнице Зои Павловны.
Безделье продолжало мучить Ксению, и стихи не спасали, прятаться было унизительно. Ум бездействовал, не находя пищи в пустых бабских разговорах о мужьях, о тряпках, о чужих делах. Душевная энергия, не находя выхода, подкатывала к горлу. Ксения начинала задыхаться, как рыба на песке, среди обитателей канцелярии. «Пора, пора уносить отсюда ноги, а то как бы чего не вышло», все чаще думала она, ловя себя на желании громко расхохотаться вот рты поразевали бы! или сказать какое-нибудь жаргонное словечко из словаря юности: Ну, ты, чува, обращаясь к Зое Павловне, что ты мне лажу порешь? или, скажем, сигаретку вдруг в рот сунуть и щелкнуть зажигалкой Такие вот странные желания возникали у Ксении, одной из сотрудниц образцово-показательной канцелярии, где не водилось бездельников. Усилием воли, а воля у нее была, она подавляла их и даже изображала на лице некое подобие угодливой улыбки, воображая, что она стоит перед Зоей Павловной на задних лапах, вертит хвостом и лебезит.
Ах, Зоечка Павловна, какие у вас перышки, какой носок
Но день ото дня ей становилось все хуже. Она замечала порой, что стала думать и говорить о себе во множественном числе: «мы, в канцелярии», как говорили все. Начинала сливаться с неприятными ей женщинами, терять свою непохожесть, индивидуальность, свое лицо, постепенно превращаясь в конформистку. Они пока своей ее не считали, но Зоя Павловна уже более благосклонно, чем первые дни, поглядывала на Ксению и даже улыбалась одним уголком рта, слушая ее рассказы о семейной жизни. А Ксения правду выдавала за шутку. Ей было плохо, в семье по-прежнему царил разлад. Поделиться было не с кем, вот она и делилась, изливая обиду на мужа и родителей под маской шута горохового. «Всегда быть в маске судьба моя!» А ведь она искренне пыталась быть и жить, как все! Но поэзия подняла ее над окружающими, ее внутреннее презрение к ним усилилось.
«Не ладится в жизни семейной. Трагедия? А, наплевать! У каждого в этой-то сфере не тишь и не благодать. Не ладится в жизни семейной. Нет пьянства и нету измен. Семейный портрет в интерьере, но холодом веет от стен.» Бросить бы ей к чертовой матери эту канцелярию, это стоячее болото, это учреждение и бежать, куда глаза глядят. Ан нет! Она не из тех, кто отступает. У нее цель, для достижения которой она должна терпеть и вытерпеть все, даже унижение: плюнут утрись, ударят отвернись. Пусть все хорошее, что есть в ней, сгорит синим пламенем. «Цель оправдывает средства, твердила она про себя в особенно тяжелые минуты, донельзя подавленная пустотой существования в канцелярии. Терпи, терпи! Зубы стисни, язык прикуси, душу в кулак сожми. Бог терпел и нам велел»
«Не ладится в жизни семейной. Трагедия? А, наплевать! У каждого в этой-то сфере не тишь и не благодать. Не ладится в жизни семейной. Нет пьянства и нету измен. Семейный портрет в интерьере, но холодом веет от стен.» Бросить бы ей к чертовой матери эту канцелярию, это стоячее болото, это учреждение и бежать, куда глаза глядят. Ан нет! Она не из тех, кто отступает. У нее цель, для достижения которой она должна терпеть и вытерпеть все, даже унижение: плюнут утрись, ударят отвернись. Пусть все хорошее, что есть в ней, сгорит синим пламенем. «Цель оправдывает средства, твердила она про себя в особенно тяжелые минуты, донельзя подавленная пустотой существования в канцелярии. Терпи, терпи! Зубы стисни, язык прикуси, душу в кулак сожми. Бог терпел и нам велел»
В Совмине изредка проходили различные конференции и пленумы, на которые съезжались первые руководители из всех областей Казахской ССР. Целый зал отводится под торговлю дефицитами для дорогих гостей. В два ряда на вешалках располагались шубы из разных мехов, заграничные одежда и обувь, чешская бижутерия, изделия из золота и платины. На всех входах в вожделенную залу стояли милиционеры. Всеми правдами и неправдами сотрудники аппарата все же стремились туда попасть, чтобы отовариться. Ксении удалось как-то улестить одного молоденького милиционера, он ее пропустил. Зажимая пятерку в кулаке, она робко прошмыгнула по отделам. Боже мой, такой роскоши она никогда не видела. Да и где увидеть? ТОЛЬКО В ЗАГРАНИЧНОМ КИНО.
В их самом большом магазине ЦУМе одежда была похожа на спецодежду для советских людей. Женское белье состояло из панталон и лифчиков из хлопчатобумажной ткани грубого пошива местной швейной фабрики, мэйд ин СССР. Однажды она случайно попала в ЦУМ, когда там давали гэдээровские трусики типа плавок «неделька»: семь штук разного цвета по количеству дней недели. Женщины теряли человеческий облик: они давились, как сельди в бочке, обзывались нецензурными словами, дрались, вцепившись друг другу в волосы. Из-за трусов.
Что она могла купить на свою жалкую пятерку? Но купила. Очень красивые бусы чешской бижутерии. Просто загляденье. А носить-то было не с чем. Теперь нужно было ломать голову над тем, на какие шиши сшить к бусам платье, чтобы соответствовало заграничному стеклу.
Так шла служба в канцелярии, как пустая трата драгоценного жизненного времени. Она терпела, имея благую цель: получение квартиры. Но всякому терпению, как известно, иногда наступает предел. А ведь была лишь первая ступенька служебной лестницы. И в этот самый момент появилась вакансия секретаря в строительном отделе полную нерасторопную Любу загоняли, заездили, и она, вся в слезах, сбежала оттуда. И вообще из Совета Министров. Ксения, не раздумывая, попросилась на ее место. Зоя Павловна не возражала, она даже была рада избавиться от новенькой, не вписывалась она в их дружный коллектив. Отдел кадров тоже, так как отдел был большой и работы много. Ксению, не мешкая, перевели, и, довольная, она приступила к работе.
В строительном отделе работало семнадцать мужчин и одна женщина. Мужчины с первого дня окружили ее вниманием: сыпали плоскими шутками, их говорили разные люди, но объединяло их одно отсутствие юмора; не менее плоскими комплиментами дежурными. С женщиной по имени Лира Николаевна у Ксении завязались даже приятельские отношения, насколько это было возможно при разнице в служебном положении.
Работы в отделе действительно было много, но скучной и однообразной. Это несколько удручало Ксению, тем более, что работа была чисто механическая, не требующая ни душевных затрат, ни умственных сил. Только внимания и расторопности. Перейдя на новое место, то есть на второй этаж, и, поднявшись на вторую ступеньку служебной лестницы, она получила возможность свободного передвижения по всему зданию. Вскоре она уже знала, где располагаются вспомогательные службы, машбюро, отдел размножения документов, где стояло новейшей марки японское оборудование, другие отделы, а их было немало, а также приемные, где восседали секретари более высокого ранга.
Наблюдательная Ксения сразу поняла их преимущества перед собой: у них был один бог и царь, их непосредственный шеф. На него работали отделы, составляя документы, он лишь подписывал готовые письма и резолюции, собирал совещания, говорильни, как шутили секретари отделов, ездил в командировки, даже заграничные, попутно устраивал свои личные и семейные дела. Секретарь была для него безликим, почти бессловесным существом, в чьи обязанности входило четко выполнять его указания. И никакой инициативы.