Там были и поэты, и писатели. Один поэт, не гений, но небесталанный, стихи у него были искренние и душевные, будто он и не чиновник вовсе, а человек хороший, пишущий лирические стихи. Впоследствии, возможно, ввиду того, что чиновника в нем становилось меньше, а поэта все больше, его и отправили из ЦК в то кресло, которому он больше соответствовал: в редакцию журнала «Простор» на должность зама главного редактора. Стихи его после перемены места службы стали еще искреннее, еще душевнее и даже смелее. А вот писатели, как поняла Ксения, прочитав кое-что из их шедевров, использовали по полной свое служебное положение.
Например, помощник первого секретаря ЦК Кунаева Д.А. Причем, самый бездарный графоман, книги которого пылились на складах, а потом сжигались, чтобы в нужных документах проставить безапелляционно: проданы. А затем издать очередной шедевр шизофреника с манией величия, приобретенной вследствие высоко занимаемой должности, был и самый плодовитый, почти как Лев Толстой. Верхом наглости зарвавшегося графомана было то, что сначала его произведения печатали в нескольких номерах «Простора». Можно представить, какие гонорары ему отстегивали, наверняка, по высшей ставке. Анатолий Данилович, кстати, в сравнение с ним мог считаться классиком советской литературы. У него была нормальная, среднего уровня проза, в существующей литературной терминологии называемая: проходная, то есть безобидная, читабельная, рассчитанная на невзыскательный вкус среднего читателя.
В тот же, радостный для Ксении день, ее вызвали к управляющему Делами Совмина, человеку, которого многие боялись. Он был жестким руководителем, терпеть не мог бездельников, хотя при нем и околачивалась парочка референтов, сидящих на «бронях»: поезда, самолеты, путевки в ведомственные санатории. У них же можно было заказать служебную машину для личной надобности. Но самое главное, после распределения квартир они занимались выдачей ордеров на них. Они были шестерками перед управляющим и его замами, перед председателем Совмина и его замами, но зато министры перед ними расшаркивались. И перед своими сотрудниками любили покобениться, набить себе цену, заставить поунижаться, особенно мелкую сошку, типа Ксении.
Кондратовича она не боялась, не лебезила перед ним, как некоторые: например, та же Валька-бухгалтерша. Та от подобострастия даже приседала, свесив едва не до пола обширную задницу.
Она вошла, поздоровалась.
Проходите, садитесь, жестом пригласил управляющий.
Она села, внутренне готовая к предстоящему разговору.
Создали вы мне, уважаемая, хлопот. Я надеялся, что пройдет время, и все кривотолки улягутся сами собой. Поболтают злые языки, надоест и уймутся. Не получилось. Прямо коррида какая-то. Вы для них, как красная тряпка для быков. Простите за некорректное сравнение. До сих пор «доброжелатели» пишут кляузы, но уже не мне, а в ЦК. Пытался я защищать вас, но мне сказали категорически: в аппарате она работать не будет. Я думаю, и вы понимаете, что не место вам здесь. Вы молодая, красивая, умная, еще и талантливая, я читал ваши стихи в сегодняшней газете. А кто здесь работает? Не будем говорить о референтах, всякие и среди них есть. Но вам завидуют не они, а ваши коллеги секретари. Они и доносы пишут. Скажите, куда вы хотите устроиться, и я лично вам помогу.
Вадим Петрович, во-первых, спасибо вам за материальную помощь, которую вы мне оказывали, несмотря на эту гнусную справку. Я все прекрасно понимаю, хотя и не совсем: чем я заслужила такое негативное отношение. Я никому не делала зла, поверьте. Разумеется, я не останусь здесь и дня, когда окончательно встану на ноги. Дело в том, что в конце года мне предстоит еще одна операция по удалению пластины. Я вас очень прошу, дайте мне поработать один только месяц, и я лягу в больницу, а когда выйду с больничного, сразу подам заявление на увольнение. Я вас не подведу.
Хорошо. Я догадываюсь, кто строчит на вас «телеги» в ЦК, попробую укоротить руки. Работайте спокойно, готовьтесь к операции. Желаю, чтоб она прошла успешно. Можете идти.
Спасибо вам за человечность, от души поблагодарила Ксения и вышла.
Прежде, чем лечь в травматологию, Ксения сходила на консультацию к профессору. Она подарила ему в благодарность за прошлую операцию роскошную океаническую раковину, которая досталась ей по случаю тоже в подарок. Он посмотрел снимки, которые она предварительно сделала, и на ее вопрос, удалять или не удалять пластину, ответил:
Будь вы в преклонном возрасте, я бы решительно сказал: Нет! Но решительно сказать «да» я не имею права. Дело в том, что последствия от введения в человеческий организм инородного тела бывают непредсказуемы. Можно прожить до глубокой старости, а может начаться отторжение по разным причинам. Скажем, травма на том же самом месте
«Не дай Бог!» суеверно взмолилась Ксения. Решайте сами. Рановато, конечно.
У меня обстоятельства особые, связанные с работой. Хочется поскорее разделаться со всем этим до Нового года. Скажите, Константин Петрович, есть риск?
«Не дай Бог!» суеверно взмолилась Ксения. Решайте сами. Рановато, конечно.
У меня обстоятельства особые, связанные с работой. Хочется поскорее разделаться со всем этим до Нового года. Скажите, Константин Петрович, есть риск?
Определенный риск всегда есть. Мы стараемся сводить его до минимума, но у пациентов есть сердце, которое может не выдержать наркоза, есть сопутствующие заболевания. Если вы боитесь, лучше повременить.
К сожалению, у меня нет времени. Я бы хотела лечь на операцию через две недели.
Будем вас ждать.
На работе Ксения предупредила заведующую, завершила порученные ей дела, убрала в столе, унесла личные вещи домой, зная, что работать здесь больше не будет. Все написанное, в том числе записи дневникового характера, сложила в большой конверт и отдала на хранение Салте, та убрала конверт в сейф. В один из дней ей вдруг позвонил Анатолий Данилович и сообщил, что он договорился с главным редактором «Простора» насчет ее стихов, она должна сама отобрать несколько, так как он сейчас уезжает с шефом в командировку, и отнести прямо самому главному. Ксения бурно поблагодарила его.
Не стоит. Ваш почитатель все за вас хлопочет. Да и вообще, слышали, наверно: «Таланту надо помогать, бездарности про-лезут сами»?
Ксения выбрала момент и позвонила В.Н., сказала ему о звонке Блинова, о визите к управляющему Делами, о своем решении.
Я все знаю, ответил он. Тут еще и подруга твоя за тебя хлопочет. Заходила как-то и рассказывала, какая ты талантливая, и что помогать тебе надо. Пока будешь в больнице, подумай, где бы ты хотела работать. Постараемся помочь. А в журнал сходи, не откладывай.
Обязательно. Спасибо за поддержку.
Действуй, потом доложишь, пошутил он на прощанье и положил трубку.
Ксения не без трепета переступила порог кабинета гл.редактора. Он поприветствовал ее дружелюбно, с улыбкой.
Здравствуйте, здравствуйте, Ксения Кабирова из Совмина. И где только ни появляются эти неугомонные поэты! И когда только они успевают т а м писать! Ведь государственными делами ворочают! Ведь ответственность-то какая! непонятно было, то ли всерьез говорит этот пожилой седой человек, то ли посмеивается, хотя Ксения заподозрила последнее, ибо пафос фраз не вязался с ехидной усмешечкой в уголках рта.
Я секретарша всего-навсего, уточнила она.
А мне сказали, что вы инспектором работаете, несколько разочарованно произнес он.
Должность так называется, а на самом деле обычная секретарша, не стала она набивать себе цену.
Неважно кто, а важно что, нашелся он.
Так что вы нам принесли?
Ксения положила перед ним на стол несколько листов мелованной бумаги с аккуратно отпечатанными на них стихами. Главный бегло просмотрел их, поднял голову и с легким удивлением в голосе констатировал:
Хорошие стихи, и он нажал кнопку в углу стола. Вошла секретарша.
Пригласите завотделом поэзии.
Вошел завотделом невысокого роста, стройный, слегка прихрамывающий мужчина за сорок, с грубоватой лепки лицом, большим лбом мыслителя и густой шевелюрой светлых, вьющихся волос войдя, слегка склонил голову в приветствии, сел напротив посетительницы.
Вот, Антон Алексеевич, новый поэт у нас объявился. И не где-нибудь, а в Совмине! главный поднял указующий перст кверху.
В Совмине еще не было. Зато в ЦК, как собак нерезаных, во взгляде завотделом сквозил холод и недоверие и малюсенькая искорка презрения: если из Совмина, то только через главного? Обязательно по верхам и сверху? А просто как человек нельзя было? Прямо ко мне? Ишь, птица какая! Так сразу и поэт? Еще посмотреть надо.
Ксения тогда правильно прочитала его взгляд, потом, когда они стали хорошими товарищами, он напомнил ей о той встрече и что он думал о ней почти точь-в-точь, что она прочитала в его глазах.
Вот просмотрите, Антон Алексеевич, Ларичкин (была фамилия главного) протянул листы через стол завотделом.
Тот начал читать, а Ксения наблюдала, как недовольство на его лице сменяется доброжелательным интересом. Когда он поднял голову, взгляд его был теплым, а улыбка доброй.
Ну, как? спросил шеф.
Очень искренние, откровенные стихи, грамотные с точки зрения русского языка.
Ну, и отлично. Готовьте в номер.
Валеров позвонил ей на следующий же день.
Ксения, вы скоро не ждите, ближайшие номера уже заполнены, поэтов у нас хватает, много членов СП (Союз писателей), их в первую очередь публикуют да еще блатные. Ну, вы понимаете. Думаю, в мартовском номере верняк будет, мы обычно только женщин даем на их праздник.
Ну, как? спросил шеф.
Очень искренние, откровенные стихи, грамотные с точки зрения русского языка.
Ну, и отлично. Готовьте в номер.
Валеров позвонил ей на следующий же день.
Ксения, вы скоро не ждите, ближайшие номера уже заполнены, поэтов у нас хватает, много членов СП (Союз писателей), их в первую очередь публикуют да еще блатные. Ну, вы понимаете. Думаю, в мартовском номере верняк будет, мы обычно только женщин даем на их праздник.
Через некоторое время они как-то разговорились насчет книг, Валеров собирал библиотеку, и Ксения стала покупать ему подписные издания в их киоске. Они не пользовались спросом у руководства.