Незадолго до увольнения Ксения зашла за Салтой, чтобы пойти на обед. Вдруг дверь в приемную открылась, и вошли четверо мужчин. Первым был невысокого роста, приятной внешности мужчина за пятьдесят, за ним возвышался на две головы Кондратович, рядом его замы. Все поздоровались, Салта, как всегда, стояла навытяжку, Ксения по стойке «вольно». Из своего кабинета на полусогнутых выскочил помощник, склонился в полупоклоне и заулыбался угодливо. Процессия прошла в кабинет зампреда.
Новый председатель Назарбаев, сам ходит по кабинетам и знакомится с руководством. Говорят, не номенклатура, а из простых, шепотом продемонстрировал помощник свою ос-ведомленность в государственных делах.
Так, случайно Ксения удостоилась увидеть нового председателя Совмина и будущего первого Президента независимого Казахстана.
Отсидела она положенный срок на больничном, вышла на работу для того, чтобы отнести написанное заявление об увольнении в отдел кадров. Она решила пока никуда не устраиваться, посидеть дома, отдохнуть от всего и от всех, определиться, что же делать дальше, как жить. Стихи серьезно ли это? Может, очередная увлеченность? Очередное сумасбродство? И что даст ей это занятие в дальнейшем? Вопросов было много, ответы предстояло найти. Она сдала пропуск в ДТ, в райскую жизнь, вышла из здания так просто и обыденно, вроде не прошли здесь несколько лет ее жизни, не промелькнула молодость. Остановилась на верхней ступеньке лестницы, и тут хлынул ливень. Да какой! Будто разверзлись хляби небесные. На ней были новые лакированные туфли на высоком каблуке. Не долго думая, Ксения сняла их, кинула в пакет и стала спускаться по лестнице босиком. Оглянулась: к окнам БУКВАЛЬНО прилипли сотрудники ДТ. Она спустилась и нарочно пошлепала по лужам, поднимая шквал брызг.
По лужам шлепаю босая.
Весь аппарат (СМ) в окно глядит,
Как будто я иду нагая,
И каждый плюнуть норовит.
Она ощутила себя усталой, ей было не по себе. Не так, оказывается, легко оставить позади не только часть жизни, можно сказать, лучшие годы, но и часть души. Печаль была сильной и глубокой, искренней, в глазах стояли слезы, когда она шла пешком в сторону дома. Забылось многое плохое козни, пакости, сплетни все показалось таким мелочным, таким преходящим в сравнение с немногим хорошим, что произошло за эти годы в «белом доме», народное название, от которого она удалялась с каждым шагом навсегда. Ливень, казалось, очищал ее от совминовской грязи.
Закончился еще один этап ее сумбурной жизни. Она пережила драму душевную, страдания физические, она любила и разочаровалась, она ненавидела и стала равнодушной. Была одна и осталась одна, заключенная в тюрьме одиночества бессрочно, стихи об одиночестве были ее излюбленной темой:
Она ощутила себя усталой, ей было не по себе. Не так, оказывается, легко оставить позади не только часть жизни, можно сказать, лучшие годы, но и часть души. Печаль была сильной и глубокой, искренней, в глазах стояли слезы, когда она шла пешком в сторону дома. Забылось многое плохое козни, пакости, сплетни все показалось таким мелочным, таким преходящим в сравнение с немногим хорошим, что произошло за эти годы в «белом доме», народное название, от которого она удалялась с каждым шагом навсегда. Ливень, казалось, очищал ее от совминовской грязи.
Закончился еще один этап ее сумбурной жизни. Она пережила драму душевную, страдания физические, она любила и разочаровалась, она ненавидела и стала равнодушной. Была одна и осталась одна, заключенная в тюрьме одиночества бессрочно, стихи об одиночестве были ее излюбленной темой:
Одиночество тяжкое бремя,
Словно камни ворочает время.
Тишина не поет голосами
Так зачем его ищем сами?
Но появилось нечто прекрасное в ее судьбе стихи. Они помогут ей жить дальше и радоваться тому, что ее окружает, и что она сможет выражать переполняющие ее чувства в строках, и ей не нужно будет мучиться в поисках человека, которому можно излить душу, поделиться мыслями и переживаниями. Она слишком долго была наивной, и разочарования слишком дорого ей обходились и слишком больно ранили ее.
Снесла еще одно очарование
И разочарование снесла.
Сгорала мотыльком я в пламени!
А что теперь? Лишь пепел и зола.
Она отдала трудовую книжку в одну контору, где начальник был хорошим знакомым Рената, и кто-то, пока она в течение года сидела дома, получал за нее оклад, она была типа «мертвой души» Гоголя. Муж изредка приносил небольшие суммы помимо аванса и получки, она не интересовалась, откуда, хотя понимала, что это не премиальные. Немного помогали родители. Отец на 33 года подарил ей немецкую пишущую машинку «Эрика», которую она перед своим днем рожденья достала через одну из сотрудниц отдела торговли со склада ЦУМа. На ней-то она и печатала свои стихи. Салта иногда подкидывала ей для отпечатки по 2030 страниц.
Ксения привыкала жить, как жили миллионы простых советских людей, которые не получали спецпайки, не пользовались льготами, «бронями», стояли в очередях, не воровали, не брали взятки, не спекулировали. В продуктовых магазинах было все необходимое, кроме дефицитов, типа сервелата, карбоната, растворимого кофе, индийского чая, красной икры, горбуши и севрюги. В промтоварных было полно импорта, но у супругов не было денег. Родственники Рената окончательно забыли об их существовании, теперь они стали просто ненужны им. Ведь Ксения ушла, а, может, ее выставили? из Совмина и стала, как все, то есть, никем.
В ноябре произошло событие государственной важности. Умер Брежнев, ему было 75 лет, намного меньше, чем Мао Цзэдуну. Здоровье подвело, он уже плохо ходил, плохо говорил. Нет бы самому уйти пораньше, может, и пожил бы еще, но как они все цепляются за власть, до последнего вздоха. Говорили после похорон, что гроб с его телом упал в могилу преждевременно, не дожидаясь, пока его отпустят. Нехорошая примета. И правда. Генсеком сразу после смерти Брежнева стал Юрий Анд-ропов, бывший Председатель КГБ СССР. Он стал рьяно насаждать порядок и дисциплину, днем ввели проверку документов на улицах. Почему человек гуляет, или в магазине, или в пивнушке вместо того, чтобы быть на рабочем месте? Прямо Сталин какой-то. Чуть больше года правил страной и скончался.
Жизнь текла по-прежнему,
20 лет по Брежневу.
Стало по-андроповски:
Вместо матов пропуски.
Он сказал: Иду на «вы»
Но не начал с головы.
Взяв бразды правленья в руки,
Начал он с хвоста у щуки.
Но увы! не тут-то было!
На свой хвост она забила.
Продолжает жрать подряд
Окунят и пескарят.
Вот Андрополь КГБ.
А И Б сидят в трубе.
А ПРОПАЛО
Б ПРОПАЛО
И ОТ СТРАХА ХВОСТ ПОДЖАЛО.
В АЛМА-АТЕ
Лисы не были внакладе:
Был директор в зоосаде
Кум им, сват и где-то брат.
Жил вольготно зоосад.
В одночасье смена власти.
И посыпались напасти
Попритихли, онемели
И оплакали потери.
Но недолго Дин-муха-мед
Размышленьями был занят.
Он в угоду новой власти
Враз пошел с козырной масти.
Наводнили люди в штатском
Все пивнушки, будто в штатах.
Развязал язык алкаш,
хвать за шкирку он не наш.
Не советский, не горит
На работе паразит,
так как партия велит.
А сексоты, бляди, воры
Стали твердою опорой.
Анонимки стали в моде,
Как при Сталине-уроде.
Да народ теперь не тот,
Он за Юркой не пойдет.
Ленька был рукой-водящий,
А сыграл недавно в ящик.
После кончины Андропова старичок Черненко пробрался на должность генсека, совсем мало насладился властью, почти сразу умер, бедный. Правда, кто-то из наших известных писателей успел найти дуб и, наверное, сделал хадж к этой достопримечательности. Дуб этот посадил в далекой молодости Черненко на границе Казахстана с Китаем. Что он там делал, неизвестно. Такая байка ходила в народе.
После кончины Андропова старичок Черненко пробрался на должность генсека, совсем мало насладился властью, почти сразу умер, бедный. Правда, кто-то из наших известных писателей успел найти дуб и, наверное, сделал хадж к этой достопримечательности. Дуб этот посадил в далекой молодости Черненко на границе Казахстана с Китаем. Что он там делал, неизвестно. Такая байка ходила в народе.
Власть у нас слуга народа,
Служит, устали не зная.
к ней на стол
дары природы,
к нам сухарь от каравая.
Психбольницы все забиты,
Тюрьмам дел невпроворот.
И ползет слушок сердитый:
Кучер (Константин Устинович Черненко)
правит быдло прет.
Один генсек, за ним другой
Сгорели на работе.
В могиле все одной ногой
Народ спешит к субботе.
Глаза залить, на все плевать!
Под винными парами
Они нам все е мать
Мерещатся царями.
Меняет время имена,
А суть у них все та же.
Нас пока живы, говна,
А нам хлебать прикажут.
«народ скорбит»
Какой народ?
Скорбят все те ж у власти.
Его несут
Туфлей вперед,
А кресло рвут на части.
На грудь навешал ордена,
Он трижды удостоен.
А ведь когда была война,
Он не был даже воин.
Но все ж мы пьем за упокой
Родного Кучера по банке.
У нас деньга течет «рекой»,
У них лежит
В щвейцарском банке.
На Черненко вроде «эпоха» смертей», как ее окрестили через много лет остряки, кончилась. Правда, стали меняться президенты, стал меняться строй, стали меняться люди, нравственные ценности, и вообще мир перевернулся вверх тормашками. Но это уже грянул другой век, страшный своей непредсказуемостью.
Их маленькая семья стала жить уединенно. К ним раньше ходили в гости из-за дефицитов и общались с Ксенией, чтобы урвать что-нибудь из продуктов, которые продавались тогда свободно в совминовском буфете. Ксения успела все-таки купить брату мужа «Ладу» ядовито-зеленого цвета. Он презентовал ей аж бутылку шампанского, когда Ренат подогнал автомобиль прямо с ВАЗа к подъезду единственного братишки.
Изредка появлялась Салта и, конечно, не с пустыми руками. Правда, Ксения всегда отдавала ей деньги, не желая быть зависимой от кого бы то ни было. Иногда Салта приходила с бутылкой коньяка или вина и задерживалась допоздна. Один раз даже осталась ночевать, предупредив домашних, что она у Ксении. Они часто общались по телефону, говорили о книгах, о стихах, иногда Ксения читала ей недавно написанные. Именно Салта устроила ей встречу с одной известной влиятельной поэтессой, которой Ксения принесла несколько стихотворений. При следующей встрече выслушала небольшую речь, сказанную менторским тоном, но не слишком высокомерно, все-таки ее попросили из Совмина посмотреть стихи этой начинающей. Правда, четыре строки произвели-таки впечатление на маститую поэтессу-мэтрессу. Она даже проронила нехотя: «Есть что-то цветаевское, какая-то экспрессия, чувствуется темперамент, и она даже процитировала, глядя в листок: Будто хлынула горлом кровь в конвульсии дрогнуло тело. Схватила меня злодейка-любовь и душу мою донага раздела Пишите, дорогая, совершенствуйтесь, читайте больше классиков». На том и распрощались.