Страна терпимости (СССР, 19801986 годы) - Светлана Ермолаева 14 стр.


КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ОТРЫВКА

Ренат к тому времени увлекся песнями Высоцкого. Они стали собирать пластинки, которые после кончины ВВ стали появляться в продаже. Случайно Ксения познакомилась с одним из почитателей Владимира Семеновича Валерием Болтрукевичем. У него были уникальные записи песен. Она пару раз приходила к нему домой. Жена находилась в командировке, и он практически голодал, так что Ксения появилась вовремя. Она приносила немного еды, а он переписывал песни на ее пленки. Таким образом, она переписала множество песен, которые негде и никогда они бы не смогли заполучить. Ренат стал ярым поклонником Высоцкого и часто слушал его. О чем он размышлял, слушая, она не знала. После кончины Владимира, которого она полюбила всем сердцем, продолжая писать ему посвящения, ей было слишком тяжело и больно слушать его голос. Зато они встречались с ним в ее снах, общались как наяву.

Из ХХІ века. В снах, где она встречалась с Высоцким, проходила ее параллельная жизнь, которая казалась ей реальнее, чем настоящая. Бог все-таки осчастливил ее любовью, пусть такой странной: к ушедшему в мир иной. Но он являлся к ней живым, 42-х летним, и она явственно ощущала его руки, его губы.

1983 год. Тут ей подвернулась непыльная работа у бывшего референта отдела торговли Совмина. Он был ныне директором московского филиала проектного института СОЮЗГИПРОНИИГОР. Ивсталь (Иосиф Виссарионович Сталин) сам позвонил ей, по рекомендации В.Н., и предложил должность инспектора отдела кадров, т.е. начальника. Поскольку Ксения пока не осмеливалась попросить устроить ее в редакцию или издательство, то она решила согласиться и поработать с годик. Она уже поняла к тому времени, что для устройства на эти теплые места, т.е. редактором, мало просто блата, нужна весомая рекомендация. А у нее даже образования соответствующего не было. Филфака или журфака, на худой конец. Просидела восемь лет в секретаршах.

Вскоре после собеседования с Ивсталем она вышла на ра-боту. Институт располагался в нескольких остановках от дома. Ей передали дела, и она начала трудиться и знакомиться с сотрудниками. После нескольких дней работы она поняла, что этот проектный институт ничем не отличается от того ГИПРОНИИХИММАШа, в котором она работала пятнадцать лет назад. Сотрудники такая же прослойка, такие же бездельники, как и тогда, в дни ее далекой юности.

В конце мая неожиданно от инфаркта умер отец. У него уже было два. Отец, как и она, жил внутренней жизнью, ни с кем не общался, в гараже попивал самогонку, которую сам гнал, с людьми ниже его по уму и человеческим качествам. Он был все-таки непростой человек. Сказал ей незадолго до смерти:  Знаешь, Ксюха, верил я в партию, в советский строй. Может, и было в самом начале то, что задумывалось Ильичом, а потом извратили все, анархия, а не власть. Хочу кинуть партбилет в их лживые зажравшиеся рожи! Противно, дочка! Пакостно на сердце, зря верил, будто табурет из-под ног выбили, и я в петле болтаюсь мертвый

 Батя, ну, ты чего? Не мое, конечно, дело, но что ты кому докажешь своим поступком? Посчитают чокнутым. Это тебе надо? Не делай этого, батя, не мешает тебе партбилет. Обычная «корочка».

 Для тебя, может, и обычная, а для меня с ней жизнь прошла. Тебе не понять, дочка.

Вот такие мысли, видно, и свели его преждевременно в могилу. Эх, поддержать бы его в то время, но она собой была озабочена, своими мелкими делами. На День Победы батя крепко выпил, один почти бутылку коньяка. Они с Ренатом были у них в гостях, но пили водку. Вспоминал весь вечер своих родных сибиряков, брата, без вести пропавшего, сетовал, что не остался на родине в Сибири, а польстился на тепло да изобилие южной республики, даже всплакнул пьяными слезами. Ксения подошла к нему на прощанье, обняла и сказала:

 Папа, не думай о плохом. Ты не один, есть мама, я, внук.

Больше она его живого не увидела. Через несколько дней рано утром позвонила мать и сообщила:  Приезжайте! Отец умер.

Он сидел вечером на скамейке и вдруг упал. Ему помогли подняться соседи. Он пришел домой, помылся, немного поел и лег спать. Ночью мать, она спала в другой комнате, услышала негромкий крик:

 Павлина, мне плохо!

Она всполошилась, прибежала, а он уже умер. Так хорошо отошел, без мучений. Ксения написала стихотворение на его кончину, оно было опубликовано в книжке.

Отец ушел покинул эту землю.
Кончался май, сирень благоухала,
И брошенное в землю семя,
Казалось, что мгновенно прорастало.

В институте на похороны ей собрали деньги и оказали материальную помощь. Похоронили отца с оркестром, заказал комбинат, где он работал до пенсии и дружил с директором. Ренат сопровождал гроб на «Волге». Была целая процессия легковых автомашин и грузовиков. Шофера гудели клаксонами. Торжественные получились похороны. Достойный батя был человек, честный и порядочный.Он исколесил на своей «Волге» весь Союз. Алма-Ата Москва Питер, Алма-Ата Сочи, Алма-Ата Ташкент, Алма-Ата Красноярск, не считая более коротких расстояний. Пусть земля ему будет пухом!

КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ОТРЫВКА

 Павлина, мне плохо!

Она всполошилась, прибежала, а он уже умер. Так хорошо отошел, без мучений. Ксения написала стихотворение на его кончину, оно было опубликовано в книжке.

Отец ушел покинул эту землю.
Кончался май, сирень благоухала,
И брошенное в землю семя,
Казалось, что мгновенно прорастало.

В институте на похороны ей собрали деньги и оказали материальную помощь. Похоронили отца с оркестром, заказал комбинат, где он работал до пенсии и дружил с директором. Ренат сопровождал гроб на «Волге». Была целая процессия легковых автомашин и грузовиков. Шофера гудели клаксонами. Торжественные получились похороны. Достойный батя был человек, честный и порядочный.Он исколесил на своей «Волге» весь Союз. Алма-Ата Москва Питер, Алма-Ата Сочи, Алма-Ата Ташкент, Алма-Ата Красноярск, не считая более коротких расстояний. Пусть земля ему будет пухом!

ХХІ век: композитор Норлан Сеитов написал песню, посвященную отцу, шоферу-профессионалу, асу:

Дорога, дорога
Летят столбы навстречу.
И ветер мальчишкой
Цепляется за борт.
Дорога, дорога,
шоферская дорога,
разлуки и встречи,
и ночи за рулем.
На этой дороге
находят люди счастье,
поэтому дорога
нам очень дорога.

На похороны прилетел из Красноярска, где он жил с семьей после Норильска, сродный брат Олег. Буквально на следующий день после похорон он поспешил в гараж, где все обшарил, в том числе «Волгу», в поисках золота и денег. Золотой лом привозила в Алма-Ату тетя Нина из Минусинска несколько лет назад. Они с мужем когда-то работали в Китае и запаслись на черный день.Отец потихоньку продавал знакомому дантисту на коронки. Ксении тоже как-то презентовал сломанный браслет и колечко без камня. Она сдала их в ломбард.

Вроде «сыщик» ничего не нашел. От злости и разочарования забрал еще вполне добротную летную кожаную куртку отца и новые роскошные бурки из белого фетра, окантованные натуральной коричневого цвета кожей. Отец хранил их как память о Норильске. Олег забрал их на память об отце. Он попытался купить по дешевке и «Волгу», но мать отказалась. Тогда детишки подали в суд на раздел имущества. Ксения отказалась в пользу матери. А ИХ ДОЛИ ПРИШЛОСЬ ВЫПЛАТИТЬ. Сволочи, а не родня.

Вскоре случился конфликт с Ивсталем. Наступило лето, и бездельников начали гонять в рабочее время в подшефный совхоз на сбор клубники. Ей предложено было сопровождать группу в качестве надзирателя, докладывая о посещаемости, о трудовом подъеме. Она постаралась мягко отказаться, мотивируя свой отказ тем, что она ездит на обеденный перерыв домой, чтобы отправить сына в школу. Ивсталю ее отказ не понравился. Он назначил другого человека в сопровождающего группы.

Вскоре как наименее ценного сотрудника он отправил ее на месяц в военкомат выписывать повестки: был очередной призыв в Афганистан. Военкомат был недалеко от дома, и она с удовольствием ходила туда пешком. Ей быстро надоело сидеть целый день, и она пошла к военкому, подарила ему журнал со своими стихами и попросила разрешения работать до обеда и уходить, у нее якобы готовится книжка и есть дела в издательстве. Военком Владимир Иванович оказался понимающим человеком и разрешил. Потом она посвятила ему стихотворение и опубликовала в «Ленсмене».

«Серенькие» будни военкома.
Ну, и слава Богу, нет войны.
Нам не надо уходить из дома,
Оборвав дни мирные, как сны.

Принесла ему газету и попросилась в Афганистан медсестрой. В институте они заканчивали курсы медсестер ГО и у нее было удостоверение, а также военный билет. Военком очень удивился и спросил:

 У вас нет семьи?

 Есть, муж и сын.

 Но мы замужних женщин не берем, только одиноких да и постарше возрастом, чем вы, и с опытом работы. Так что, извините, ничем помочь не могу.

Она простилась и ушла. «Эх, уехать бы в какую-нибудь экспедицию на край света от этой бл жизни»,  безрадостно подумала она. Через три года сорок, а все глупости в голове.

Скучная работа в институте продолжалась. Разговорившись как-то с одной сотрудницей цеха по множительной технике, она вскоре подружилась с ней на почве почитания Высоцкого. Дала ей почитать стихи, посвященные его памяти. Ирина Мандель прониклась к ней доверием и принесла в свою очередь 2-томник почти всех стихов и песен В.В., отпечатанный самиздатом на ротапринте. После прочтения Ксения была потрясена, она знала лишь горсточку его стихов. В ее глазах он вообще стал героем, который в одиночку боролся против власти. Она готова была идти вслед за ним в своих стихах.

КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ОТРЫВКА

У нее в институте появилась отдушина Ирина, с которой они могли обо всем безбоязненно говорить, в том числе, критиковать директора за его хитрожопость татарина, лизоблюдство перед вышестоящими. Но Ксении не привыкать было лицемерить, и она послушно выполняла даже самые несправедливые, на ее взгляд, приказы директора о выговорах. Ей нужно доработать год, и нечего лезть на рожон. Шли потихоньку однообразные скучные месяцы безрадостного труда. «Миллионы людей работают так без радости, без души, для прокорма себя и семьи. Рабы не мы, а мы рабы»,  думала она.

Это рабское существованье,
Где нет голоса даже во сне,
Где при жизни звучит отпеванье,
Будто щелкает бич по спине.
Декабристов не видно и близко,
Если были, то сгнили давно.
В наше времечко быть декабристом
Не опасно, скорее смешно.
Ведь у нас ни царя, ни народа,
Только братство и равенство есть,
Только культам проклятым в угоду
Пораспроданы совесть и честь.
Нет у нас идеалов и веры,
Нет стремления в лучших умах
Из удушья гнилой атмосферы
К свету двигать живущих впотьмах.

Назад Дальше