– Уж и не знаю, чего патрульным-то говорить, – добавил он.
А ведь верно. Беседы с патрульными было не избежать. Мальчишки разболтают всё своим родителям, те примутся сплетничать друг с другом. Жизнь в посёлке идёт размеренно, и весть о необычном происшествии будет передаваться из уст в уста. Пока рано или поздно не дойдёт до патрульных.
Патрульными называли сотрудников Флоринианского патруля. Они не были ни уроженцами Флорины, ни нобилями с планеты Сарк. Патрульные являлись наёмниками, следившими за порядком и получавшими за это плату. Их не связывали кровные узы с поднадзорными, поэтому они не были склонны к поблажкам и попустительству жителям Флорины.
Патрульные пришли вдвоём, в сопровождении бригадира с фабрики, явившегося во всей полноте своей весьма ограниченной власти.
Особенного интереса к найдёнышу патрульные не проявили. Безмозглый идиот, может, и подпадал под их компетенцию, но тревоги не вызывал.
– Сколько времени тебе потребуется, чтобы его опознать? – спросил один у бригадира. – Кто этот человек?
– Я никогда его не встречал. – Бригадир помотал головой. – Он не из наших.
– При нём были какие-нибудь документы? – Патрульный повернулся к Дженкасу.
– Нет, сэр. Только тряпка на бёдрах. Я спалил её на случай инфекции.
– Что с ним?
– Рассудком повредился, так я скажу.
Тиренс ненавязчиво оттеснил патрульных к выходу. Им было скучно, и они не протестовали. Тот из двоих, который задавал вопросы, убрал блокнот и сказал:
– Ладно, наверх докладывать не о чем. Нас это не касается. Избавьтесь от него как-нибудь.
И они ушли.
Бригадир остался. Это был веснушчатый рыжеволосый мужчина с большими щетинистыми усами. Человек жёстких принципов, он занимал свою должность уже пять лет; именно на нём в значительной степени лежал груз ответственности за выполнение фабрикой плана.
– Слушайте, с этим надо что-то решать, – раздражённо сказал он. – Народец только и делает, что судачит, а работать кто будет?
– Отправить парня к городским врачам – и вся недолга, – предложил Дженкас, энергично орудуя носовым платком. – Мне такая болячка не по зубам.
– В город?! – вскричал бригадир. – А кто платить будет? Платить кто будет, я тебя спрашиваю? Он – не из наших, правильно я понимаю?
– Вроде нет, – признал Дженкас.
– Ну и на кой тогда нам это? Выясните, откуда он, пусть за чокнутого платит его посёлок.
– Уж и не знаю, как это выяснить. Сам-то чего можешь предложить?
Бригадир задумался. Кончик его языка машинально елозил по колючей растительности на верхней губе.
– Значит, так. От психа надо избавиться, – наконец изрёк он. – Как советовал патрульный.
– Погодите-ка, – перебил его Тиренс, – вы понимаете, что говорите?
– Всё равно он умрёт, – сказал бригадир. – А так мы проявим милосердие.
– Нельзя взять и убить живого человека.
– Тогда скажите нам, что с ним делать.
– Что, если поручить заботу о нём кому-нибудь из поселковых?
– Это кому же? Уж не вы ли сами с ним будете нянькаться?
– У меня другие обязанности. – Тиренс проигнорировал откровенную грубость.
– И так ответит каждый. Я не могу допустить, чтобы кто-нибудь пренебрегал работой на фабрике ради заботы об этом чокнутом.
Тиренс вздохнул и спокойно сказал:
– А теперь, бригадир, давайте рассуждать здраво. Если вы не выполните квартальный план, я смогу заступиться за вас перед нобилями, объяснив, что один из рабочих заботился о бедолаге. В противном случае, если план окажется невыполненным, я отвечу, что не знаю причины.
Бригадир сердито зыркнул. В его взгляде отчётливо читалось: мол, староста – без году неделя, а уже мешает людям жить своей жизнью. Однако карту с «мастью» нобилей ему было не перебить. К тому же открыто противостоять старосте было неразумно.
– Но кому его поручить? – спросил бригадир. – Я не возьмусь, – поспешно добавил он, заподозрив неладное. – У меня у самого трое детей и жена хворая.
– Я не имел в виду вас.
Тиренс посмотрел в окно. После ухода патруля к дому старосты стянулась гомонящая толпа. По большей части дети, слишком маленькие для работы, и батраки с окрестных полей. Впрочем, были и фабричные, чья смена ещё не началась.
На краю толпы выделялась крупная девушка. Тиренс уже успел обратить на неё внимание. Сильная, умелая, работящая. За несчастным лицом скрывалась природная сметка. Родись она мужчиной, её, несомненно, послали бы на курсы старост. Но она была женщиной. Её родители умерли, а некрасивая внешность должна была препятствовать романтическим похождениям. Одним словом, одинокая женщина, которая, скорее всего, таковой и останется.
– Как насчёт неё? – спросил староста.
– Проклятье! – взревел бригадир, выглянув в окно. – И эта не на работе!
– Ничего, ничего, – примирительно произнёс Тиренс. – Так как зовут девушку?
– Валона Марч.
– Прекрасно, я запомню. Позовите её.
С того дня Тиренс стал неофициальным опекуном пары. Выбил для Валоны дополнительный паёк, талоны на одежду и всё прочее, что может понадобиться двоим людям, чтобы прожить на заработок одного, потому как второй нигде не зарегистрирован. Он же впоследствии сделал всё, чтобы Рика обучили работе на ткацких станках. Вмешался в ссору Валоны с начальником цеха и помог ей избежать более сурового наказания. Гибель городского врача избавила его от необходимости что-либо предпринимать, но в принципе он был готов.
Неудивительно, что со всеми своими проблемами Валона шла к Тиренсу.
И теперь он ждал ответов на свои вопросы. Ещё немного поколебавшись, она выдавила:
– Рик говорит, что все-все люди на нашей планете погибнут.
– И каким же образом? – недоумённо спросил Тиренс.
– Он пока не знает. Сказал только, что помнит это из прежней жизни, то есть из той, которая была у него до этой. А ещё – про свою важную работу, хотя я и не поняла, в чём она заключалась.
– Как он её описал?
– Сказал, будто ану… анализировал Ничто. С большой буквы «Н». Анализировать – это значит разбирать что-то на части, вроде того, как… – принялась объяснять Валона, не дождавшись реакции Тиренса, но тот рассеянно её перебил:
– Я знаю, что такое «анализировать».
– Значит, вы поняли, что имел в виду Рик? – встревоженно спросила Валона.
– Может быть, девочка.
– Староста, а разве можно делать что-нибудь с Ничем?
Поднявшись на ноги, Тиренс коротко улыбнулся:
– Ну, как же, Валона! Неужели ты не знаешь, что наша галактика состоит в основном из Ничто?
На её лице не было и тени понимания, однако она нисколько не усомнилась в его словах. Староста – образованный человек. Внезапно она поняла, что Рик, её Рик, ещё более образованный, и преисполнилась гордости.
– Пойдём. – Тиренс протянул ей руку.
– Куда?
– Где сейчас Рик?
– Дома. Спит.
– Прекрасно. Я тебя провожу. Не нужно, чтобы патрульные застали тебя одну на улице.
Ночью деревня казалась вымершей. Фонари едва освещали единственную улицу, делившую рабочий посёлок надвое. Накрапывало. Тёплый дождик моросил почти каждую ночь. Совсем слабенький – зонты или плащи не требовались.
Валона никогда ещё не бывала на улице в столь поздний час в рабочую пору и боялась. Она старалась ступать как можно тише и прислушивалась, не доносятся ли шаги патрульных.
– Не надо идти на цыпочках, Валона, – сказал Тиренс. – Ведь с тобой я.
Его голос прозвучал так громко, что она подпрыгнула и послушно ускорила шаг.
В домике Валоны было темно, как и во всех прочих, поэтому они вошли внутрь с осторожностью. Тиренс родился и вырос в подобной лачуге, и хотя потом долго жил на Сарке, а теперь занимал трёхкомнатный дом с отдельной ванной, он почувствовал некоторую ностальгию. Обстановка была простой, ничего лишнего: гладкий цементный пол, кровать, комод, два стула да шкаф в углу.
В кухне и ванной необходимости не было: ели все в фабричной столовой, а мылись в общественных душевых, чьи ряды тянулись на задах домов. Климат на Флорине мягкий, и защищать окна от мороза и дождя не требовалось. Во всех четырёх стенах имелись загороженные ширмами отверстия, которые прикрывал от ночной мороси широкий карниз.
Тиренс включил прихваченный с собой фонарик и увидел, что один угол отгорожен старенькой ширмой. Он вспомнил, как сам раздобыл её для Валоны, когда Рик стал уже скорее мужчиной, чем ребёнком.
– Разбуди его, Валона, – кивнул он на угол.
– Рик, Рик! – Она постучала по ширме. – Вставай, маленький!
Оттуда захныкали.
– Это я, Лона.
Они зашли за перегородку. Тиренс посветил сначала на их с Валоной лица, потом на Рика. Тот заслонился от яркого света:
– Что случилось?
Тиренс присел на край койки, обратив внимание, что Рик спит на нормальной кровати. Когда-то Тиренс нашёл для него старую расшатанную раскладушку, но, как оказалось, Валона оставила её себе.
– Рик, Валона сказала, что к тебе возвращается память.
– Да, староста.
С Тиренсом он всегда держал себя очень почтительно, поскольку тот был самым важным человеком в посёлке. Даже управляющий фабрики относился к старосте с должным уважением.
Рик рассказал о вернувшихся днём воспоминаниях.
– А с тех пор ты больше ничего не вспомнил?
– Ничего, староста.
– Хорошо, Рик. – Тиренс отрешённо потёр руки. – Спи.
Валона проводила его до двери, крепясь изо всех сил, но то и дело вытирала глаза тыльной стороной своей широкой ладони.
– Староста, ему придётся меня бросить, да?
– Ты ведь уже взрослая, Валона, – серьёзно ответил Тиренс, беря её за руку. – Я заберу его ненадолго, а потом обязательно верну.
– А что дальше?
– Я не знаю. Пойми, сейчас для нас нет ничего важнее воспоминаний Рика.
– Вы думаете, всё будет так, как он сказал? Люди на Флорине умрут?
– Только никому об этом не говори, Валона. – Тиренс сжал её пальцы. – Иначе придут патрульные и заберут Рика навсегда. Вот о чём тебе надо думать.
Он не спеша вернулся домой, в задумчивости не замечая, как дрожат руки. Сон не шёл. Проворочавшись час, Тиренс достал наркополе. Оно было из того немногого, что он привёз с собой с Сарка, когда его назначили старостой на Флорине. Наркополе облегло голову, словно тонкая фетровая шляпа. Тиренс выставил таймер на пять часов и нажал кнопку.
Едва он успел устроиться поудобнее, как аппарат, с небольшой задержкой, отключил бодрствующие центры его головного мозга, мгновенно погрузив в сон без сновидений.
Глава 3. Библиотекарь
Они оставили скутер в боксе, на стоянке у окраины Города. Скутеры в Городе – редкость, а Тиренс не хотел привлекать лишнее внимание. Ему вспомнился Верхний город с диамагнитными наземными автомобилями и гироскопами-антигравами. Ну, так на то он и Верхний, здесь всё иначе.
Рик смотрел, как Тиренс закрывает бокс, прижимая палец. Чувствуя себя немного неудобно в новом комбинезоне, он неохотно двинулся за старостой под сооружение, похожее на высокий мост, – первую опору Верхнего города.
У всех прочих городов на Флорине были имена, этот же назывался просто Городом. На планете считалось, что рабочим и поселянам, обитавшим в нём самом или в его окрестностях, несказанно повезло. В Городе и врачи лучше, и больницы, больше фабрик и винных магазинов, даже роскошь какая-никакая имелась. Сами жители относились ко всему этому с меньшим восторгом. Ведь они жили в тени Верхнего города.
Тот же полностью оправдывал своё название. Город был жёстко разделён горизонтальным слоем бетоносплава площадью в пятьдесят квадратных миль, который поддерживали около двадцати тысяч опор из стальных балок. Внизу, в тени бетоносплава, обитали туземцы. Над ними, под чистым небом, жили нобили. В Верхнем городе трудно было поверить, что находишься на Флорине. Его населяли почти исключительно уроженцы Сарка с «вкраплением» патрульных-наёмников. Высший класс в самом что ни на есть буквальном смысле.
Дорогу Тиренс знал. Шёл быстро, стараясь не встречаться взглядом с прохожими, смотревшими на одежду старосты с неприязнью и завистью. Коротконогий Рик семенил следом, пытаясь не отстать. Свою предыдущую поездку в Город он помнил плохо. Теперь всё здесь казалось другим. Тогда было облачно, сегодня светило солнце, его лучи падали сквозь щели в плитах, и тёмные полосы делались ещё темнее на фоне ярких. Чередование света и тени завораживало Рика, почти гипнотизировало.
На солнышке грелись старики в креслах на колёсиках, медленно передвигаясь за ползущим лучом. Временами кто-то начинал клевать носом и оказывался в тени, пока его не будил скрип колёс. Иногда световую полосу заполняли мамочки с колясками.
– А теперь, Рик, держи себя в руках, – предупредил Тиренс. – Мы поднимаемся.
Они остановились перед коробом, протянувшимся между четырьмя опорами до самой плиты.
– Я боюсь, – сказал Рик.
Он догадался, для чего служит это сооружение, – это лифт, ведущий на верхний уровень.
Лифты, разумеется, были необходимы. Производство располагалось внизу, а потребители жили наверху. В Нижний город отгружались химикаты и основные продукты питания, однако готовые пластмассовые изделия и изысканная пища оставались привилегией Верхнего. Наверху требовались горничные, садовники, шофёры, строительные рабочие. Лишнее население копошилось внизу.
Тиренс не обратил внимания на испуг Рика. Его удивило собственное сердце, неожиданно ёкнувшее. Не от страха, нет. Скорее от предвкушения. Совсем скоро он вновь шагнёт на священную поверхность и оставит на ней грязные отпечатки своих ботинок. Тиренс имел право туда подняться. Да, он был флоринианцем, но вместе с тем старостой, а следовательно, ему дозволялось входить в Верхний город в любое время.
О, галактика! Как же он их ненавидел!
Тиренс глубоко вздохнул и вызвал лифт. Какой смысл пестовать ненависть? Он много лет прожил на Сарке, в самом гнездилище нобилей. Тиренс научился переносить всё молча. Однако не следовало забывать и то, что он узнал вчера. И не только вчера.
Загудел, опускаясь, лифт. Стена, перед которой они стояли, ушла вниз. Лифтёр глянул на них с отвращением.
– Тут что, только вы двое?
– Да, только мы двое. – Тиренс шагнул внутрь, Рик – за ним.
Лифтёр не спешил поднимать заслонку.
– Сдаётся мне, парни, вам придётся подождать до двух пополудни. Мне не след гонять эту громадину туда-сюда ради двух туземцев, – сказал он и сплюнул, постаравшись, впрочем, не попасть на пол лифта. – Где ваши трудовые книжки?
– Я – староста, – ответил Тиренс. – По одежде не видишь?
– Одежда ничего не значит. Я не хочу потерять работу из-за того, что кто-то где-то слямзил одежду. Показывай бумаги.
Тиренс молча предъявил папку с документами, которые обязаны были иметь при себе все уроженцы Флорины: регистрационный номер, служебное удостоверение, справку об уплате налогов. Папка была открыта на странице с алой лицензией старосты. Лифтёр мельком глянул.
– Ну, хорошо, хорошо. Может, конечно, ты стибрил и лицензию, но это уж не моя забота. Тебя я, так и быть, пропущу, хотя, по моему простецкому разумению, староста – тот же туземец, только в профиль. А что насчёт второго?
– Он – со мной. Вы нас пропустите или мне вызвать патруль, чтобы они заставили вас исполнять ваши обязанности?
Самому Тиренсу меньше всего сейчас хотелось столкнуться с патрульными, однако он произнёс эту фразу с подобающим высокомерием.
– Да ладно, не кипятись.
Стена поднялась, лифт, подрагивая, пошёл вверх. Лифтёр продолжал что-то недовольно бурчать под нос.
Тиренс скупо усмехнулся. Это было практически неизбежно. Люди, работавшие на нобилей, охотно отождествляли себя с хозяевами, компенсируя собственную неполноценность тем, что истово соблюдали правила сегрегации и глядели на своих собратьев свысока. Как же, ведь они были «высотниками»! К таким прочие флоринианцы испытывали особенную ненависть, лишённую взращённого в их сердцах благоговейного страха перед нобилями.
Лифт поднялся всего на тридцать футов, однако дверь открылась в совершенно иной мир. Как и другие саркские города, Верхний город представлял собой буйство красок. Отдельные здания, будь то жилые или общественные, были элементами сложной мозаики. Вблизи она казалась бессмысленной мешаниной цветов, но уже с расстояния ста ярдов превращалась в сложную палитру оттенков, плавно перетекающих один в другой и меняющихся в зависимости от угла зрения.