– Они ее не взрывали, – вступилась за нас бабушка. – Они были все время с нами.
– Старый человек, а обманываете, – укорил ее Суреныч. – Я сам видел, как они прятались за деревом. Им стало любопытно, как сработает та штука, которую их родители прицепили к моей машине, вот они и не удержались. Мне все и без ваших объяснений ясно. Я вызываю милицию, с этим делом надо будет разбираться со всей строгостью.
С этими словами Суреныч извлек из кармана мобильник и принялся нажимать на кнопочки, не обращая внимания на усиливающийся дождь. Все мы уже давно спрятались под навесом возле магазинчика, так как Слава мудро заметил, что пообедать нам все равно нужно, а значит – приобрести спички. И даже если наше поведение Суреныч расценит как откровенное над ним издевательство, ему, Славе, все равно. Очень уж есть хочется, а на холодную пищу в такую погоду он решительно не согласен.
– Милиция! – вопил, стоя под проливным дождем, Суреныч в трубку. – Немедленно приезжайте в кемпинг «Приморский». Случилось зверское преступление. Взорвано дорогостоящее имущество, пострадали люди.
– О ком это он? – удивился Васька. – Никого же не задело, мы с Дашей все видели, осколки пролетели мимо.
– Должно быть, один маленький все-таки его задел, – предположила я. – У него ведь всегда с головой наблюдались проблемы, поэтому удара даже малюсенького винтика хватило, чтобы полностью вывести его из состояния, когда ему еще удавалось делать нормальный вид.
– Вы точно не трогали его машину? – тревожно осведомилась у нас Зоя. – А то ведь этот тип, пока настоящего преступника не поймает, с нас не слезет. Будет твердить, что вы во всем виноваты, а говорит он убедительно, могут и поверить.
Мы с Васькой дружно ее заверили, что даже пальцем не успели прикоснуться к машине Суреныча. И пусть он вызывает хоть всю сочинскую милицию, мы все равно будем стоять на своем.
– А ведь я мог купить себе эту машину, – глядя перед собой, пробормотал Слава, когда мы дождались продавца, который убегал поделиться новостями в соседний домик. – Бог уберег, что бы я теперь делал с этой грудой обгоревшего металла?
– Думаешь, что неисправность была в самой машине? – поразилась моя мама. – Никогда про такое не слышала. Я думала, что машины взрываются, только если в них подложить бомбу или другое взрывное устройство.
После дружного обсуждения этого вопроса мы пришли к выводу, что все мы думаем примерно как моя мама. А значит, Слава вполне мог попусту не беспокоиться. Если бы машина оказалась у него, то вряд ли она бы взорвалась. Кому могло понадобиться подкладывать Славе бомбу? Дядя Слава внял нашим доводам и позволил очень быстро успокоить себя. К тому же его вдохновляла перспектива вкусного обеда. Наши женщины раздобыли его в придорожном кафе, и теперь он только и ждал, чтобы его разогрели. Но съесть обед целиком никому из нас не удалось. Только мы покончили с обжигающим рот борщом и с вожделением уставились на шипевшую на сковородке мою любимую жареную курицу с не столь любимыми макаронами, как в дверь постучали. Чей-то неприятный голос (впрочем, сейчас мне любой голос показался бы неприятным, даже если бы он принадлежал прославленному Шаляпину) потребовал от нас оторваться от обеда и открыть дверь.
Как и следовало ожидать, за дверью стояла милиция. Вообще-то там стоял ее представитель в единственном числе, но в данной ситуации и его было вполне достаточно, чтобы испортить мне настроение. И добро бы он просто так стоял. Но он, видите ли, желал общаться со мной и Васькой. И немедленно. Жадно запихивать в рот куски курицы, когда на пороге стоит представитель закона, мне показалось неэтичным. Надо было выбирать, я кинула скорбный взгляд на сковородку и с тяжелым вздохом поднялась из-за стола.
– Не огорчайтесь, – бодро утешил меня Слава. – Мы оставим вам что-нибудь пожевать.
– Знаем мы это что-нибудь, – пробормотал Васька, тоже вылезая из-за стола.
Васька, живущий бок о бок со Славой уже много лет, прекрасно сознавал, как опасно оставлять своего папку наедине с жареной курицей на срок дольше пяти минут. Я об этом тоже догадывалась. И еще я сомневалась, что даже совместных усилий моей мамы и бабушки защитить наши интересы будет достаточно для того, чтобы к нашему возвращению уцелел хотя бы один кусок жареной птички. Но неожиданно нам помог вновь прибывший милиционер.
– Я обязан поговорить со всеми, – четко произнес он, перешагнув через порог. – Вы Вячеслав? С вами я тоже хотел бы поговорить.
Я почувствовала, что курица спасена и что во мне закипает горячая признательность нашей родной милиции, которая бережет и нас, и наш обед.
– Вячеслав – это он! – обрадовано закричала я. – Он! Он! Проходите, пожалуйста, – поспешно добавила я, испугавшись, что милый молодой человек может передумать.
Зоя с бабушкой поспешно отодвинули в сторону грязную посуду и с любопытством уставились на гостя. Мама же в это время проворно укутывала сковородку с жареной курицей в одеяло, чтобы сберечь ее тепло до окончания разговора. Покончив с этим, мама присоединилась к сестре и матери и, в свою очередь, воззрилась на милиционера. За столом воцарилось молчание, прерываемое только недовольным сопением Славы, который демонстративно смотрел в окно.
– Вы пришли поговорить насчет взорванной машины? – поинтересовалась моя мама, заметив, что милиционер не торопится приступать к делу, а в Славином сопении появляются угрожающие нотки.
Милиционер с трудом оторвался от созерцания нашей семейки и поспешно произнес:
– Да, да. Позвольте представиться – старший лейтенант Игнатенко.
– Лейтенант? – разочарованно протянула моя мама и добавила, обращаясь к сестре: – Помнится, прошлый раз нами занимался майор.
– Скажи спасибо, что вообще стажера не прислали, – так же вполголоса ответила ей Зоя, имевшая неприятные приключения, связанные с упомянутой милицейской должностью.
– Тише, девочки, – шикнула на них бабушка. – Помолчите, а то мы никогда не узнаем, что хотел сказать молодой человек.
Все поняли, что надлежит слушать и отвечать по возможности быстро и четко, чтобы в максимально короткий срок вернуться к прерванному обеду. Бабушка его еще и не начинала, так как всю жизнь уверяла нас, что тот уксусник, что варит ее младшая дочь, называя его борщом, есть без риска заработать гастрит невозможно.
Лейтенант кинул на бабушку благодарный взгляд и продолжил:
– Владелец пострадавшей машины утверждает, что именно ваша семья имела повод и возможность подложить в его машину бомбу или другое взрывное устройство.
– А у других, что ли, повода не было? – возмутилась Зоя. – Да я вам хоть сейчас назову два десятка людей, которые бы с радостью занялись этим.
– Зоя! – предостерегающе прошипела бабушка. – Опомнись.
Ее тревогу легко можно было понять: если бы Зоя принялась перечислять хотя бы первый десяток фамилий из своего списка, а лейтенант стал бы уточнять адреса и переспрашивать фамилии, то беседа растянулась бы не на один час. Но, к счастью, лейтенант на провокацию не поддался.
– И тем не менее, – продолжил он, – владелец машины утверждает, что у вашей семьи значительно больше причин и возможностей, чем у кого бы то ни было. Именно вы затаили на него зло потому, что он увел у вас из-под носа прекрасную машину, и вам в итоге пришлось купить более худшую и за большую сумму. И к тому же взрыв произошел непосредственно после вашего приезда на турбазу, а ваше младшее поколение при этом еще и шкодливо выглядывало из-за дерева, видимо, желая воочию убедиться в том, что все сработает как надо.
– Кто вам сказал, что я купил худшую машину?! – Слава неожиданно проявил бурный интерес к происходящему. В порыве чувств даже вскочил со своего места.
А так как роста дядя был немаленького, любил много и плотно покушать, что не могло не отразиться на его фигуре, то по-детски щупленький милиционер слегка побледнел и вжался в спинку стула.
– К вашему сведению, я купил машину, которая ничуть не хуже, – продолжал негодовать Слава. – Она, может, и выглядит не так броско, зато двигатель у нее – чистый зверь, и крупного ремонта она не потребует еще лет пять. А вот почему Суренычу удалось купить «восьмерку» за мизерную сумму – это еще надо посмотреть. Меня лично ее цена сразу насторожила, я просто ушам не поверил. А потом подумал, что если за машину просят так мало, то с ней наверняка что-то не в порядке. Поэтому я Суренычу машину и уступил и сделал это с легким сердцем, потому что почуял, что дело тут нечисто. Бесплатный сыр бывает только в мышеловке, а Суренычу с его жадностью до этого не допереть. Он ведь считает, что все кругом дураки, а один он умный, ловкий и хитрый. Вот и нарвался. Только я к этому отношения не имею. И мои дети тоже.
– Я все понял, – пролепетал лейтенант и поспешил обратиться к Зое. Он понимал, что даже если она в порыве чувств и начнет метаться по комнате и возмущенно размахивать руками, то после выступления Славы он это выдержит с легкостью.
– Не могли бы вы все же рассказать мне и в подробностях, что вы делали с того момента, когда приехали на турбазу? – произнес он.
– Охотно, – сказала вместо Зои моя бабушка, решив, что достаточно уже намолчалась и наслушалась других, пришла и ее очередь поведать о своих подозрениях. – Я удалилась к себе в комнату и начала распаковывать вещи. Даша и Таня должны были жить вместе со мной, поэтому они тоже были в комнате. Зоя в это время хлопотала на кухне, а Вася со Славой что-то делали в своих апартаментах. Никто из нас из дома не выходил.
– Вы так твердо в этом уверены? – недоверчиво переспросил у бабушки лейтенант.
– Молодой человек, – с достоинством произнесла моя бабушка, – я прожила долгую жизнь и не намерена на старости лет обманывать милицию. Если я говорю, что никто не выходил, значит, так оно и было. Слух у меня отличный, а перегородки в этих домиках носят чисто символический характер. Слышен каждый звук, поэтому я могу ручаться, что ни мой зять, ни внук из дома не выходили. Да это и невозможно было сделать, так как дождь лил как из ведра и высунуть нос наружу никто из нас не рискнул бы.
– Но все же ваши внуки оказались на улице, – продолжал настаивать дотошный милиционер.
– Они пошли за спичками, – со страдальческим выражением лица пояснила бабушка. – И дождь тогда уже прекратился. Все сразу же повалили на улицу, поэтому, что бы ни говорил тот человек, у моих внуков даже не было возможности незамеченными подобраться к машине. Спросите вашего Суреныча, он вам скажет, что вышел из дома тоже сразу же после дождя. Его дом соседствует с нашим, значит, возле машины они оказались в одно время.
– Суреныч там был даже раньше, – подхватил Васька. – Мы просто встречаться с ним не хотели, вот и спрятались за дерево.
– Значит, у вас были с ним какие-то разногласия, раз вы не захотели с ним встречаться? Или что вы имели в виду? – с готовностью подхватил лейтенант.
– Вы с ним немного пообщаетесь и поймете, что я имел в виду, – мрачно сказал лейтенанту Васька. – Он вас своими разговорами замучает, вы не будете знать, куда от него деваться, особенно если ему от вас что-то нужно. Вы сами не заметите, как пообещаете ему все на свете, лишь бы отвязаться.
– Это точно, – в один голос подтвердили мы с мамой и теткой. – Жутко занудный тип. И взрывать ему машину мы бы не стали просто потому, что не захотели бы с ним связываться. Он теперь никому покоя не даст, вот увидите. Сейчас он строчит список остальных подозреваемых, – добавила тетка.
– В таком случае не могли бы и вы на досуге набросать мне список имен людей, которые, по вашему мнению, могли быть причастными ко взрыву автомобиля? – попросил лейтенант, обращаясь к Зое. – Вдруг некоторые имена из этих двух списков совпадут, тогда у нас расширится круг подозреваемых, а то пока я вынужден думать только о вашей семье. Зачем же вам быть в одиночестве?
– Она напишет, – с готовностью ответил за Зою ее муж. – Прямо сейчас этим и займется. А если вам нужно опросить соседей, то вы тоже можете заняться этим прямо сейчас. Вдруг вам повезет и кто-то сообщит, что видел, как мы всей дружной семьей под проливным дождем направлялись к машине Суреныча, пряча под плащами нечто тяжелое. А потом долго возились в грязи, прилаживая что-то к ее днищу. Пока вы обойдете все домики и побеседуете с людьми, наш список будет готов. Я вам сам его занесу.
Каждое слово своей тирады Слава сопровождал небольшим, но угрожающим шажком в сторону лейтенанта, неуклонно тесня милиционера к дверям. Поэтому неудивительно, что последняя фраза была произнесена уже на пороге, и лейтенанту ничего не оставалось, как последовать Славиному совету и отправиться за сплетнями по соседям.
– Давайте быстро обедать, – распорядился Слава, избавив нас от лейтенанта. – Зоя, чем ты занимаешься?
– Составляю список, который ты пообещал от моего имени нашему лейтенанту, – невозмутимо ответила Зоя. Она действительно неведомо где успела раздобыть огрызок карандаша и кусок оберточной бумаги и сейчас что-то царапала на нем.
Слава заглянул ей через плечо и в ужасе завопил:
– Что ты пишешь? Это же мой самый крупный заказчик! Если он узнает, что из-за меня его вызывают в милицию, то уже никогда не станет обращаться ко мне за услугами. Ты этого добиваешься? Голодной смертью нас с Васькой уморить хочешь?
– Я же не виновата, что он напился в хлам и орал на всю турбазу в прошлом году, что Суреныч жулик, каких свет не видывал, и что он ему еще покажет, как выгонять порядочных людей только за то, что они позволили себе немного расслабиться на отдыхе, – возразила Зоя. – Если сейчас тут живет Андрей и его папа, а они точно живут, то кто-нибудь из них обязательно вспомнит этот эпизод и расскажет о нем лейтенанту, который удивится, что я почему-то этот случай не помню.
– Ну и пускай себе удивляется, – выхватывая из Зоиных рук злосчастный клочок бумаги и яростно раздирая его в клочки, завопил Слава. – Я и про список-то сказал только, чтобы он от нас отвязался хоть ненадолго. Совершенно не нужно тебе так усердствовать и перечислять всех, кто имеет зуб на Суреныча. Вполне достаточно нескольких фамилий. А про Вадима Степаныча даже думать забудь. Мне и так стоило труда извиниться перед ним за то, что его поперли с турбазы да еще деньги за две недели не вернули. Я из-за этого проклятого хапуги Суреныча двух выгодных заказов лишился. Пришлось ждать, пока Вадим Степаныч остынет и гнев на милость сменит.
– А того сторожа, что Суреныч за кражи со своего огорода уволил, можно писать? – поинтересовалась Зоя.
– Про сторожа можно, – великодушно разрешил Слава, накладывая себе на тарелку солидную порцию картошки, курицу и салат. – К тому же сторож сейчас далеко, и, если лейтенант доберется до турбазы, люди подтвердят, что сторожа Суреныч выгнал ни за что, просто придрался. Михалыч кабачков терпеть не мог, а в тот год у Суреныча на огороде ничего другого и не росло. Выгнал же он его потому, что сам хотел занять его ставку. Опять его жадность подвела.
– Михалыч про машину ничего не говорил, – встрял в разговор родителей Васька. – Он турбазу грозился поджечь, я же помню.
– Вот-вот, – воодушевился Слава. – Турбазу решил не жечь, чтобы безвинные не страдали, а в машину бомбу подложил.
Мы с мамой тоже внесли свою лепту. Назвали пару теток, чьим детям Суреныч надрал уши. При этом он лишил их на неделю просмотра любимых мультиков, а их мамаш – любимых сериалов. Представляю, какую злобу могла затаить в душе женщина, которую лишили единственной радости в жизни. Одна бабуля грустно сидела над своей тарелкой, не принимая участия в беседе. За последние пять лет бедняжка в первый раз выбралась летом из города и теперь горько кляла себя за это. Но было поздно. Ни на турбазе под Питером, где хозяйствовал Суреныч, ни здесь, где он только пытался это делать, она раньше не бывала.