– А еще один парнишка, – вспомнил Васька. – Я только не помню, как его звали. Родители у него были крупными шишками и знакомыми Суреныча. Они сюда привезли сыночка в наказание за плохое поведение и велели Суренычу, как я подозреваю, за специальное вознаграждение сделать все, чтобы отравить непокладистому чаду жизнь. Парень, правда, долго такой жизни не выдержал и сбежал, но все же дней пять Суреныч над ним измывался. В море купаться не разрешал, лодку не давал и, главное, никуда от себя не отпускал. От одного этого рехнуться можно.
– А кстати, пора нам обратиться к семье нашего Суреныча, – сказала тетка Зоя с облегчением, занося неизвестного мальчика последним в свой черный список. – Как они выносят своего кормильца, интересно знать?
– Подозреваю, что с трудом, – кинув задумчивый взгляд на Славу, произнесла наша бабушка. – Но свою собственную машину взрывать по этой причине они вряд ли бы стали.
Слава потянулся к сковородке за добавкой, и бабушка, задумчиво следившая за его действиями, неожиданно высказалась:
– Хотя… если он истратил на приобретение машины весь семейный бюджет до копейки, лишив жену обещанной шубы, а сына обещанного магнитофона, то сгоряча домочадцы могли покуситься на ненавистную покупку.
– Не беспокойся, ничего он их не лишил, – заверила ставшую вдруг сердобольной бабушку Зоя. – Этот тип всегда на чужих отыгрывается, а свои для него – святое. Он им только добра желает.
При этих словах Зоя как-то задумчиво поглядела на своего собственного мужа.
– Одно дело, что он им желает, а другое, что они сами хотели бы иметь, – туманно проронила бабушка.
После обеда Слава отправился разыскивать лейтенанта с Зоиным списком в руках, а мы остались метать жребий, кому мыть посуду. Выпало нам с Васькой. Я слишком хорошо знала любовь своего младшего брата к домашней работе, поэтому без труда предположила, кому придется взять на себя это самое мытье. Но так как за окном продолжал лить дождь, то мы просто выстроили тарелки вокруг дома и на ступеньках крыльца, где на них с крыши обрушивались настоящие водопады дождевой воды. При этом мы не забыли в каждую тарелку капнуть моющего средства «Фэйри». Таким же образом мы поступили со сковородой и кастрюлей из-под борща. На эту процедуру Васькиного энтузиазма хватило. Правда, ходить вокруг дома после воплощения в жизнь нашей рационализаторской мысли стало довольно затруднительно, но кто же в такой дождь гуляет?
Вследствие ли грозы, или по причине дурного настроения Суреныча, но электричество по всей турбазе было отключено. Поэтому идти гулять к морю не выразил желания даже Вася, до этого утверждавший, что страстно любит воду в любом виде. Наши постели насквозь отсырели, и мы решили навестить своих прошлогодних знакомых в надежде, что в их домиках будет посуше, чем у нас.
– Как думаешь, Андрей уже приехал? – спросила я у Васьки, так как дружил с Андреем собственно он. Я же общалась с Андреем только там, где мы вместе отдыхали, чему оба искренне радовались.
Я имею в виду, что радовались мы не самому общению, а тому, что оно продолжалось только пока мы соседствовали по турбазе или по кемпингу.
– Приехал, – уверенно сказал Васька. – Уже звал нас к себе.
Просто непостижимо, когда Васька успел повидаться с Андреем, а тем более перекинуться с ним парой слов. Ведь, казалось бы, все время был на глазах и никуда я его от себя не отпускала. Может, и подозрения Суреныча не лишены основания? Но Васька быстро разрушил мои предположения.
– Еще позавчера в Питере мы с ним разговаривали, – сказал он. – Они выехали раньше. У них ведь нет бабушки, которой требуется тащить с собой чуть ли не всю кухонную технику.
– Не преувеличивай, – насупилась я. – Бабушка прихватила только самое необходимое.
– Ага, – жизнерадостно заржал Васька. – Электрическая мясорубка, миксер, соковыжималка и еще утюг. Все работает на электричестве, а его-то как раз и нет. Чудом уговорили ее не брать с собой стиральную машину. Она требовала от папы, чтобы он отковырял агрегат от труб. Хорошо мама ее заверила, что тут есть прачечная. Вот увидишь, нас еще ждет веселенький скандальчик, когда бабушка выяснит, что прачечная находится в бане и работает только по субботам.
– Но ты же взял магнитофон, а мама – телевизор, – возразила я ему. – Почему вы хотите лишить старушку ее любимого хобби?
– Она и холодильник предлагала тащить с собой, – с упоением продолжал перечислять Вася. – Сказала, что можно будет грибы и ягоды класть в глубокую заморозку.
– Что-то я похожее видела, – сказала я. – Правда, это секрет.
– Что! – чуть не выронил спичечный коробок Васька. – Не может быть, мы бы заметили.
– Бабуля нашла у своего дяди Бори какую-то универсальную штучку, которую он сам смастерил. Она размером с чемодан, но морозит так, словно от этого зависит чья-то жизнь, – проболталась я, не видя в этом большой беды. Не станут же они возиться с отправкой обратно в Питер бабушкиной морозильной камеры только потому, что нет электричества.
За разговорами мы и не заметили, как приблизились к небольшому домику. Жилище Андрея на небольшом пригорке прикрывали деревья. Впрочем, на турбазе все дома стояли за деревьями или были разбросаны среди деревьев и прочей растительности. Поэтому он не был слишком оригинален. Но семейству Андрея, куда входил и его папа, мама и сестра, именно этот домик нравился больше всех остальных, и они соглашались жить только в нем. Причем сначала там поселялись папа с Андреем, а оставшийся срок обитали мама с сестрой. Таким образом они отдыхали друг от друга по две недели, которых хватало на то, чтобы потом выносить тесный семейный круг в течение всего остального времени.
За прошедший год Андрей вытянулся на две головы и стал значительно выше меня и Васьки, хорошо хоть не вместе взятых. Глаза у него остались карими, а волосы темными. Только стриг он их теперь очень коротко. На Андрее были безумно пестрые штаны. Штаны, понятное дело, из года в год менялись, но расцветка и рисунок неизменно оставались прежними, поэтому смело можно было причислять эту часть одежды к его особым приметам.
– Слышали, что случилось! – возбужденно приветствовал нас Андрей. – Новую тачку Суреныча взорвали, я уже говорил с Фимкой.
Фима был единственным отпрыском Суреныча, которого папаша мечтал пристроить в высшее учебное заведение. Фима папиному капризу противился изо всех сил. А так как в армию его по причине слабого здоровья, а вернее, превышающей всякую меру жирности не брали, то он смело мог продолжать уклоняться от институтской пытки еще долгие годы. Но вся беда Фимы заключалась в том, что в надежде на поступление своего отпрыска в институт Суреныч ежегодно нанимал для Фимы трех репетиторов. Сыночку приходилось с ними заниматься. В довершение дела Суреныч записывал бедного Фиму еще сразу на несколько подготовительных курсов, куда отвозил, а затем и забирал его уже сам. Все это отнимало у Фимы массу времени и сил, а тратить попусту свои силы он не любил. Поэтому уже целых два года парень чувствовал себя глубоко несчастным человеком.
– И что Фима? – поинтересовалась я.
– Жаловался, что папаша уже вызвонил своего страхового агента, который обещал приехать завтра с утра и оценить ущерб, а также назначить примерную сумму выплаты.
– Так это же хорошо, – не поняла я.
– Хорошо, но не для Фимы. Он-то надеялся, что папаша машину не успел застраховать, а значит, и денег на репетиторов и подарки приемной комиссии не останется. Таким образом он надеялся избежать очередной пытки. В этом году Фима уже провалился в два института, поэтому надеялся, что если и в следующем году с институтом не выгорит, то Суреныч оставит свою затею с его обучением. Погодка-то, а? – неожиданно сменил тему разговора Андрей. – Должно быть, небо надолго затянуло.
– А нас обвиняют во взрыве этой машины, – поведал Васька Андрею, который мигом утратил интерес к погоде.
– Ну?! – удивился он. – А почему именно вас? У него есть улики?
– У Суреныча крыша поехала, – предположила я. – Или он надеется таким образом вынудить Зою зачислить Фиму на свой факультет. Скажет, например, что он снимает свои обвинения против нас, а она в обмен берется протолкнуть Фиму.
– Так, может, он сам и взорвал? – возбужденно забегал по комнате Андрей. – Тогда это уже самое настоящее мошенничество, его надо пресечь на корню.
– Сразу чувствуется, что ты поступил на юридический, а не куда-нибудь еще, – сварливо заметил Васька. – Преступники тебе уже мерещатся. Я лично думаю, что паршивую машину Суренычу подсунули, у нее что-то было не в порядке, вот и грохнуло. Чего гадать, эксперты все выяснят.
– При чем тут мой факультет, – возмутился Андрей. – Мы стали свидетелями самого настоящего преступления, вот и все. Верней, вы стали. Ну-ка, припомните, не видели ли вы возле машины Суреныча подозрительных личностей?
– Еще один следователь на нашу голову, – простонала я. – Может, тебе и список граждан, имеющих зуб на Суреныча, представить? Так нам это раз плюнуть, у меня и копия еще сохранилась. А возле машины никого, кроме самого Суреныча, мы не видели. Он вышел из магазина с пакетом под мышкой, сел в машину, завел ее и неожиданно вернулся в магазинчик, оставив мотор работать. В то время как этот тип делал дополнительные покупки, и раздался взрыв.
– Так-так, – глубокомысленно забормотал Андрей. – Значит, пакет он оставил в машине?
Мы с Васькой переглянулись и дружно закивали в ответ.
– В пакете и была бомба! – торжественно заявил нам Андрей. – Он сам ее себе подложил.
– Каким образом, купил в магазине? – ехидно поинтересовался Васька. – У него в руках ничего не было, когда он входил в лавочку.
– Но он мог спрятать небольшую бомбочку под одежду, – горячо возразил ему Андрей. – А в магазине переложить ее в пакет с покупками.
– Может быть, сначала поговорить с продавцом? – робко предложила я. – Послушаем, что он скажет.
И мы отправились в лавочку, которая сегодня была заполнена людьми. Всем было интересно послушать версию случившегося из уст продавца дяди Вити. И к тому же в дождь и при бездействии электрообогревательных приборов процент продажи крепких алкогольных напитков стремительно возрастал. Нам пришлось довольно долго дожидаться возможности поговорить с дядей Витей, поэтому мы выслушали его рассказ неоднократно. Продавец утверждал, что в первый раз Суреныч зашел к нему, чтобы купить килограмм сухого печенья. Потом ушел, а спустя минуту вернулся, так как забыл еще стиральный порошок. Но нужного порошка не оказалось, и он сказал, что приобретет его на станции, куда все равно едет, чтобы встретить какого-то знакомого. И вместо порошка купил конфет, которые очень любит его сын.
– Только он это сказал и пошел к двери, тут вдруг как грохнет! – возбужденно рассказывал дядя Витя. – Я смотрю, а Суреныч до того позеленел, что стал как его плащ. Я сразу смекнул, что дела плохи. У меня у самого уши заложило от взрыва, но выбежал я сразу же за Суренычем. Полыхало так, что дым выше крыш домов поднимался.
– Суреныч был в плаще, – прошептал мне на ухо Андрей таким тоном, словно это было неопровержимым доказательством его вины.
– Дождь шел, все были либо в плащах, либо в куртках, – возразила я ему тоже шепотом.
Андрей кинул на меня презрительный взгляд, показывая, что я совершенно не разбираюсь в преступлениях, и зашептал что-то Ваське. В ответ мой братец выразительно покрутил пальцем у виска и поспешно сделал пару шагов в сторону от Андрея. Наконец народ рассосался и мы смогли поговорить с дядей Витей.
– Три «Балтики», пожалуйста, – попросил Андрей, завязывая беседу.
Дядя Витя небрежно бухнул на прилавок три темных бутылки и выразительно посмотрел на нас с Васькой.
– Вас еще не арестовали? – удивленно спросил он. – Суреныч уверял, что вас сегодня же увезут.
– Суреныча можно понять, – тактично заметила я. – Не каждый день лишаешься новой машины, есть от чего занервничать. Да и весь день он был какой-то дерганый. Вы заметили, что он все время что-то перекладывал из одного кармана в другой, а из пакета в плащ? Верный признак начинающегося психоза, а ведь это было еще до того, как с его машиной произошло несчастье.
– Ничего он при мне не перекладывал, – возразил дядя Витя, мигом переведя разговор на нужную тему. – И выглядел он вполне нормально. Искал только кошелек. При этом даже расстегнул плащ, чтобы порыться в карманах брюк. Долго искал, но это ведь со всяким бывает. Потом взял печенье и положил в пакет, который у меня же и купил. Вел себя совершенно спокойно, правда, стиральный порошок, о котором его жена просила, забыл купить. Однако это ведь тоже не показатель. Я, например, если жена поручает мне купить две-три вещи, одну из них обязательно забуду. Но это уж не моя вина, просто голова у мужиков устроена иначе, чем у баб.
– Значит, ничего в пакет, кроме печенья, он не клал и под плащом ничего не прятал? – вступил в разговор Андрей.
Вопрос поверг дядю Витю в легкий шок. Он недоуменно потряс головой и стал уверять нас, что Суреныч минут пять искал кошелек, что он, дядя Витя, имел возможность лицезреть все, что скрывалось под плащом. Чем он и занимался. Других покупателей в то время в лавке не было, а стоять без дела так скучно, что рад любому развлечению. Однако под плащом у Суреныча ничего интересного не обнаружилось. Сообщив это, дядя Витя решительно потряс головой, показывая, что закрывается. «Час уже поздний, – заявил он, – а день сегодня был бурный, пора и на покой». Мы поняли с первого раза, забрали свое пиво и неугомонного Андрея, который порывался еще что-то спросить, а затем гордо удалились.
– Ты и теперь будешь утверждать, что Суреныч подложил в свою машину бомбу? – язвительно поинтересовался Васька у своего друга.
И в кого это у него столько ехидства, не иначе как в бабушку.
– Буду, – упрямо буркнул Андрей, которому осьмушка его хохляцкой крови явно бросилась в голову. – Он мог подложить бомбу еще раньше.
– Думай что хочешь, – возмутился Васька. – Но только учти, если ты снова выкинешь номер вроде того, когда заставил меня битых пять часов дежурить возле аптеки, дожидаясь, когда там появится некто и станет интересоваться презервативами, то я не посмотрю, что ты будущий следователь, и накостыляю тебе по башке.
– Чего ты кипятишься? – удивился Андрей. – Ты же сам говорил, что презервативы – это твоя специализация на старших курсах. Вот я тебе и устроил тренинг, ты мне благодарен должен быть.
– Минуточку, – остановила я его, – какие еще презервативы? Вася, ты мне говорил, что будешь заниматься полимерами.
– Вообще-то да, – начал мямлить мой братик. – Но резина входит в их число, а также все пластмассы, поэтому в общем-то Андрей прав. Но я все равно не согласен с тем, что, выбрав себе эту дурацкую специальность, должен теперь полжизни провести возле аптечного киоска, торгующего изделиями из проклятой резины.
– А какой прок это делать? – удивилась я. – Это что, как-то повышает профессиональный уровень? Или задание по социологии? Подсчитать, сколько человек, какого пола и какого возраста приобретут те изделия?
– Покупателями там и не пахло, – пробурчал Вася. – Дело было ночью, и ларек был закрыт.
– Тогда какой смысл? – еще больше удивилась я.
– Это у Андрея надо спросить, – мрачно произнес Васька. – Он меня просто втравил. Воспользовался тем, что я был влюблен в его сестру и настолько поэтому поглупел, что позволил выкинуть с собой такую штуку.
– Отвечай, – потребовала я у хранившего таинственное молчание Андрея. – Зачем ты это сделал? Поиздеваться решил над моим братиком?
– Да что ты! – замахал Андрей руками. – Я подслушал разговор двух ларечниц, они обсуждали недавний налет на соседнюю палатку возле нашей станции метро. Вернее, не столько обсуждали, сколько удивлялись тому, что после взлома ничего не пропало, кроме двух десятков упаковок презервативов.