– Ульяна, – позвал Олег, касаясь моей руки. – Может, не стоит так переживать? Я верю, что у тебя есть основания… но ведь это действительно может быть совпадением.
– Да-да, конечно, – кивнула я.
На следующий день Олег появился в нашем офисе. Его приход вызвал недоумение у сотрудников, из чего я заключила: вряд ли кто из них связывает между собой два несчастных случая. Вопросы, которые задавал Олег, казались им по меньшей мере странными.
– Парень интересовался, намечались ли у нас кадровые перестановки, – с едва скрытой усмешкой рассказывала Нина Львовна, когда мы обедали в кафе. – Скажи на милость, при чем здесь кадровые перестановки? И зачем вообще эти вопросы? В милиции как будто сомневаются, что это несчастный случай?
Олег своим поведением не дал людям повода думать, что мы встречались помимо этих стен, на беседу со мной потратил столько же времени, что и на других, был подчеркнуто вежлив и обращался по имени-отчеству. Так что вопрос Нины Львовны меня немного удивил. Почему она решила, что мне известно больше, чем другим? Или ничего она не решала, а просто болтает за обедом? В другое время болтала бы о погоде, а сейчас на уме у всех гибель девушек. Похоже, я становлюсь чересчур подозрительной, в самых обычных словах мне видятся скрытые намеки.
– Откуда же мне знать? – ответила я резче, чем мне бы хотелось.
– Ну, вы дружите с Юлькой. Может, начальству что-то известно?
– О чем? Что может знать начальство о несчастных случаях?
– Этот парень здесь появился не зря, – перешла она на шепот. – С какой это стати ему тратить свое время, если дело выеденного яйца не стоит?
– Не нам судить, что должна делать милиция в таких случаях, – ответила я, стараясь дать понять, что тема меня не занимает. Еще немного – и я начну подозревать, что Нина Львовна не просто так завела этот разговор.
Я вдруг подумала, что, в сущности, ничего о ней не знаю. Впрочем, так же как и о других своих коллегах, за исключением разве что Юльки. А что я знаю о Юльке? Знаю, как зовут ее парня, знаю, что она мечтает купить джип «Чероки» зеленого цвета, любит шоколадное мороженое и мартини и прочее в том же духе, но все эти сведения не давали ответа на вопрос: как поведет себя Юлька в ситуации, подобной нашей. Смогла бы она, к примеру, сделать пакость, если бы усмотрела в этом для себя выгоду? Вопросами морали она не очень себя утруждала, но все-таки мне не хотелось бы думать о ней плохо. В общем, выходило, что и о Юльке я ничего не знаю наверняка, что же говорить о прочих? Я могу более-менее объективно сказать, каким специалистом является тот или иной мой коллега, а все остальное…
Я взглянула на Нину Львовну и подумала, что в поисках ответа пытаюсь прочитать ее мысли. Если бы это было возможно… А может, наоборот, это благо, за которое мы должны благодарить бога? Что, если бы я точно знала: вот сейчас Нина Львовна думает: «Я хочу, чтобы ты исчезла, растворилась, чтобы тебя не стало, тогда у меня будет шанс получить повышение». Да, неуютно. А читать мысли любимого… «Боже, как ты мне надоела», ведь все мы хоть однажды думаем так даже о самых дорогих нам людях. Стыдимся этих мыслей, прячем их… Если верить Юльке, Нину Львовну в числе кандидатов на повышение не называли. Но сама она вполне может надеяться на повышение. И с этой целью?.. У нее милое лицо. В молодости наверняка была красавицей, да и сейчас мужчины, скорее всего, обращают на нее внимание. У нее должен быть сообщник, парень в черном свитере. Почему парень? Мужчина. Может ли человек с таким лицом, как у нее, хладнокровно убить? А кто может? «Прекращай все это», – с тоской подумала я.
– И все-таки странно, – нахмурилась Нина Львовна. Заплутавшись в своих мыслях, я так и не поняла, что она имеет в виду.
Часов в пять Олег позвонил мне на мобильный.
– Ульяна, я сегодня полдня провел в вашем офисе…
– Я знаю.
– Конечно, знаешь. В общем, никакого парня в свитере никто на этаже не заметил. Но у вас там действительно проходной двор. Свидетелей падения девушки тоже нет, она осталась одна всего на несколько минут, именно тогда все и произошло. Если честно, у меня не возникло ощущения, что кто-то… Я почти уверен, ты беспокоишься напрасно. Но чтобы быть абсолютно уверенным, я сегодня поговорю по поводу этой аварии.
– Спасибо, – сказала я, испытывая неловкость, даже не потому, что прибавила ему хлопот, было обидно думать, что он считает меня истеричкой или особой с чересчур развитым воображением. Одно ничуть не лучше другого.
– Я перезвоню тебе домой, – сказал он, а я опять поблагодарила.
Вернувшись домой, я приготовила ужин. Я боялась выходить из кухни, потому что меня неудержимо тянуло к компьютеру. Салат остался недоеденным. Досадливо отбросив салфетку, я пошла в свой закуток. Послания не было, что меня не удивило, я проверяла почту на работе.
Позвонил Олег.
– Я могу к тебе зайти?
– Можешь.
Он приехал минут через двадцать, я ждала его, нервно вышагивая в узкой прихожей.
Я включила компьютер, открыла почту. Олег смотрел на монитор и молчал. И вдруг я поняла, что он испытывает неловкость. Конечно, в этом обмене посланиями он не видел ничего угрожающего.
– По крайней мере он выражается дипломатично, – вздохнул Олег, переводя взгляд на меня. Он улыбнулся, точно извиняясь. Наверное, и мне, да и ему было бы легче, если б в письме содержалась откровенная угроза. – Знаешь что, постарайся меньше думать об этом. Тебе любой психолог скажет… – Он вдруг придвинул клавиатуру, пальцы привычно задвигались, а я стояла за его спиной и читала. «Пошел к черту, придурок». Он дал команду «отправить» и получил ответ «укажите правильный адрес». Адрес был тот же, просто он более не существовал. – Шутник, – усмехнулся Олег.
– Скорее всего, он не хочет говорить с тобой, – заметила я.
– Со мной? – насторожился он. – По-твоему, он… Прекрати. Это уже не смешно. Ты сама себя запугиваешь.
– Расскажи мне об этой аварии, – сменила я тему.
– Машину заметил таксист. Она обогнала его на сумасшедшей скорости возле универмага. Точно за ней черти гнались, как он выразился. Он свернул в Костерин переулок, забрал пассажира и поехал в сторону цирка. Пассажир ждал его возле подъезда, так что потратил он на дорогу минут пять. За это время все и произошло. Он вызвал милицию и «Скорую», но «Скорая» не понадобилась.
– Никаких других машин он не заметил? – спросила я.
– Машины, конечно, были, но движение в это время не такое оживленное, иначе она просто не смогла бы лететь как угорелая. Но то, что ее никто не преследовал… Ульяна, – вздохнул он. – Она была пьяной, такой пьяной, что вряд ли соображала…
– Да. Ты уже говорил.
Я предложила ему чаю. Обсуждать то, что меня сейчас волновало и мучило, бессмысленно, вести беседу о пустяках выше моих сил. Чай давал возможность избежать разговоров, оставаясь гостеприимной хозяйкой.
Олег пытался меня развлечь, но быстро понял, что это не в его силах. Простился и ушел. А я, до того момента с нетерпением ожидавшая, когда же это наконец произойдет, вдруг испугалась. Было просто невыносимо оставаться в квартире одной. Я переоделась и вышла во двор. Моя машина находилась на стоянке неподалеку от дома. Я подошла к ней, достала ключи и вдруг попятилась, машина выглядела угрожающе. Я не могла понять, что изменилось, но точно знала, что она таит угрозу. Я резко повернулась и направилась к троллейбусной остановке.
Я поехала в кинотеатр, фильм шел тот же, что и в прошлый раз, я смотрела на экран, но не понимала, что там происходит, да и не очень-то меня это волновало. В темном зале я могла расслабиться и думать спокойно. Права я или нет, но Олег тоже в одном, безусловно, прав: я не должна распускаться, впадать в панику. Спокойствие и здравый смысл. Я непременно во всем разберусь.
Я зябко поежилась. В том состоянии, в котором находилась Ольга, она вполне могла прибегнуть к выпивке, чтобы расслабиться. Олег говорит, что машина была исправна и Ольга просто не справилась с управлением из-за большой скорости и замутненного алкоголем рассудка. Вот только что заставило ее сесть за руль в таком состоянии? Или ей было до такой степени все равно?
Фильм внезапно кончился, говорю – внезапно, потому что, по моим представлениям, прошло совсем немного времени. Оказалось – два часа. Я поднялась и пошла к выходу. Площадь возле кинотеатра быстро пустела, я направилась к остановке, но неожиданно передумала и решила прогуляться. Я шла, сунув руки в карманы пальто, слыша стук собственных каблуков по асфальту. Вечер выдался теплым, и я незаметно для себя принялась мечтать. Мечты увлекли меня, я не заметила, как свернула к дому.
И вдруг все изменилось. Я сбилась с шага, потому что почувствовала: кто-то смотрит мне в затылок. Тяжело смотрит, точно готовясь нанести удар. Я резко оглянулась. Улица была пуста. Ни людей, ни машин. За каждым окном люди, много людей, но чувство одиночества навалилось на меня с такой силой, как будто я была одна во всем мире. «Ерунда, – подумала я. – В окнах свет, я могу закричать, и меня услышат, кто-нибудь непременно услышит». «Я на тебя смотрю», – вспомнила я и зябко передернула плечами. Двор тонул в темноте, здесь свет в окнах уже не горел, время позднее, а в доме живут в основном пенсионеры.
Я быстро направилась к подъезду, стараясь думать о чем-то приятном. О чашке чая при свечах, о любимой книге. Но страх не проходил, он вгрызался в меня, леденя спину, и я вдруг поняла его причину: я слышала шаги. Стук моих каблуков и еще чьи-то тяжелые шаги, которые отбивали секунды моей жизни. Одна, две, три… Я бросилась бежать. Уже возле двери решила оглянуться, двор был пуст. Я напряженно вслушивалась в тишину, прижавшись к двери спиной. «Это игра воображения, я сама себя пугаю. Здесь никого нет. Никого». И все-таки я чувствовала взгляд. Он здесь, он просто затаился. Вон там, в кустах. Смотрит на меня.
– Кто здесь? – крикнула я, но крика не получилось. Хрип, шепот. Я попыталась сбросить оцепенение, заставить себя открыть дверь и вдруг шагнула назад. Второй шаг, третий… Я уже возле кустов. Безумие, безумие… что я делаю? С громким мяуканьем из кустов выскочила кошка, я отшатнулась, а потом бросилась бежать, опомнилась, лишь оказавшись на остановке. Вот так сходят с ума. Ольга села в машину, пытаясь убежать. От кого? От самой себя, своих страхов? Я достала платок, вытерла вспотевшее лицо. Я не знаю, как преодолеть темный двор. Я боюсь темноты, а еще больше своих мыслей. Это только мои мысли. Помни, ты сама себя пугаешь. Если ты сейчас не пойдешь домой, ты уже никогда не сможешь туда вернуться. Никогда. Сжавшись в комок, готовая закричать в любую минуту, я вошла во двор. Кошка сидела у подъезда и жалобно мяукала, глядя на дверь. Это неожиданно меня успокоило. Все как обычно, теплый вечер, и я возвращаюсь одна. Я открыла дверь и сказала кошке:
– Заходи.
Она грациозно прыгнула вперед и вдруг яростно зашипела, выгнула спину и бросилась прочь от подъезда. Я растерянно отшатнулась. В подъезде не горел свет. Такое часто случалось, и я успела к этому привыкнуть. Начала подниматься по лестнице, держась за перила, с трудом нащупав их в темноте. На меня нашло странное безразличие, мне казалось, что даже страха во мне не осталось. Я сделала на ощупь еще несколько шагов и остановилась.
– Здесь есть кто-нибудь? – прошептала я. Тишина, потом тихий стук. Раз-два, раз-два. Мне надо добраться до ближайшей квартиры и позвонить. Или закричать. Прямо сейчас. Но я молчала, медленно поднимаясь по лестнице. Свет не горел во всем подъезде, но когда я достигла лестничной клетки, темнота уже не казалась абсолютной, из окна между первым и вторым этажом пробивался свет, нет, не свет, просто само окно казалось светлее. На ходу я достала ключи из сумки, долго не могла попасть в замок. Дверь со скрипом открылась, я уже хотела войти в квартиру, но вдруг повернулась и едва не лишилась чувств. На фоне окна был четко виден силуэт мужчины. Не помню, как я влетела в квартиру, включила свет и заперла дверь. В следующий момент я оказалась перед зеркалом, я видела свое бледное лицо – не лицо, маску ужаса, с перекошенным ртом, безумными глазами. Это я? Неужели это я?
Зазвонил телефон, я испуганно вздрогнула и схватила трубку.
– Ульяна, – услышала я голос Олега, – ты где была? Звоню в пятый раз.
– Я… я его видела, – пробормотала я и тут же пожалела об этом. Придется что-то объяснять, а я не смогу, не сумею.
– Кого видела? – насторожился Олег.
– Не знаю. Мужчину. Он шел за мной. Я слышала его шаги, а потом увидела его в подъезде. Он стоял у окна.
– Он что, напал на тебя? – растерялся Олег.
– Нет. Просто стоял.
– Он вошел вслед за тобой в подъезд?
– Наверное. Нет. Я думаю, он уже был там. Дверь подъезда не хлопнула. Я не слышала, как он поднимался по лестнице, но увидела его возле окна.
– Я сейчас приеду и разберусь с этим типом.
– Вряд ли он еще там. Почему-то его вижу только я. Скажи, я сумасшедшая?
– Не болтай глупостей. Кто-то тебя пугает. И ты знаешь почему. Кто-то хочет занять твое место. Мы этого шутника найдем, вот увидишь.
– Да, конечно. Спокойной ночи. – Мне хотелось побыстрее закончить разговор, потому что я не видела в нем смысла. Олег будет говорить какие-то слова, наверное, правильные, а я буду соглашаться, осознавая их бессмысленность.
– Может, мне все-таки приехать?
– Нет, – отмахнулась я и повесила трубку.
Сняла пальто, не зажигая света в комнате, разобрала постель, легла и натянула одеяло на голову. Свет в прихожей оставила включенным. Я боялась, что не смогу уснуть, но заснула, кажется, мгновенно. В ту ночь мне снился сон, который уже давно не приходил ко мне и который, как мне казалось, я успела забыть. Жаркий летний день, деревенский пруд, стайка ребятишек плещется возле берега. Вон та маленькая девочка – это я. На мне желтые трусики и резиновая шапочка. Она мне очень нравилась, я всегда надевала ее, когда шла купаться, хотя волосы все равно намокали. Я старательно собирала волосы в пучок и натягивала шапочку. Из-за этой шапочки я казалась себе очень взрослой. Может, потому, что у моей двоюродной сестры была точно такая же, а она уже большая девочка. Мальчишки катят к воде камеру, так накачанную воздухом, что она не проминается под руками. Камера падает в воду, брызги разлетаются во все стороны. Дети визжат, отворачиваясь, закрывая лица худенькими загорелыми до черноты руками. Потом залезают на камеру, толкаясь, пихаясь, сбрасывая друг друга, весело визжат. В конце концов их остается четверо – двое мальчишек и две девочки – одна с косичками, другая в зеленой шапочке. Они садятся поудобнее, свесив ноги, отчаянно колотят ими по воде, камера с детьми все дальше и дальше уплывает от берега. Мне, не той маленькой девочке, а сегодняшней, взрослой, становится горько, потому что я знаю, что будет дальше. Вот спрыгнул один мальчишка, потом второй, они наперегонки плывут к берегу. «А ты плавать не умеешь», – слышу я насмешливый голос девочки с косичками. «Это ты не умеешь». – «Я умею, а ты нет». Я встаю на четвереньки и отважно бросаюсь в воду. Девочка с косичками, не удержавшись, тоже падает в воду, камера от толчка переворачивается и задевает ее по голове, девочка исчезает под водой, но та, другая, в зеленой шапочке, этого не видит. Вытянув шею и отчаянно колотя руками по воде, она плывет к берегу, счастливо крича: «Попробуй догони». Но та, вторая, ее не слышит. Раскинув руки, она медленно опускается на дно. Сквозь зеленоватую воду я вижу ее лицо, ее раскинутые руки, открытый рот. Я хочу крикнуть: «Помогите!», кричу, но меня никто не слышит, невозможно докричаться до прошлого.
Дети, там, на берегу, ничего не замечают, мальчишки спорят, кому плыть за камерой, а девочка в зеленой шапке, довольная, гордая своей победой, бежит по тропинке, размахивая руками: «Не догонишь, не догонишь».
Я проснулась от собственного крика. Вскочила и быстро огляделась. В прихожей горит свет, за окном ночь. Это просто кошмарный сон. Ничего нет. И никогда не было. То есть этот сон снился мне и раньше, теперь я совершенно отчетливо вспомнила. И сам сон, и как я просыпалась с залитым слезами лицом, а мама, обняв меня, шептала: «Не бойся, это тебе приснилось». А сон приходил вновь и вновь. Мама повела меня к врачу. Седые волосы выбивались из-под белой шапочки, женщина казалась мне старой и очень строгой, хотя говорила со мной, ласково улыбаясь. Голос ее звучал тихо, успокаивающе. «Снов не надо бояться, деточка».