– Меценатствует? – не отставала от Фары Аглая.
– Как видите.
– Съемки начнутся после… м-м… обеда?
– Съемки начнутся завтра. Завтра утром приедет вся съемочная группа. Много времени это не зай…
Аглая даже остановилась от неожиданности.
– То есть как это – завтра?! Вы хотите сказать, что я вынуждена буду просидеть здесь лишний день?!
Фара несколько смутился.
– Видите ли, это было его условие.
– Чье условие?
– Хозяина. Детективы – его слабость. Он предоставил нам часть дома для съемок только с тем условием, что вы с ним отобедаете.
– Я? Я, Аглая Канунникова? Или…
Фара смутился еще больше.
– Я и три грации, – Аглая язвительно улыбнулась. – Я и три медведя. Я и дракон о трех головах. Понятно.
– Но лично он встречал только вас, – подсластил пилюлю Фара. – Вы – первая.
– Я – четвертая, кому вы говорите «Вы – первая», умник. Иначе вы не взялись бы за этот дрянной проект. Ну, да черт с вами. Даже интересно.
Пока режиссер и писательница перебрасывались репликами, мы успели подняться по винтовой лестнице и оказались на площадке с работающим телевизором и крошечным фонтанчиком: писающий Амур (он же Ботболт, он же Дымбрыл, он же пара каменных львов). В азиатских клешнях Амура были зажаты лук и стрелы.
– Подождите здесь, – бросил Ботболт нам с Райнером.
На то, чтобы избавиться от Фары и показать комнату Аглае с Ксоло, у Ботболта ушло не больше пяти минут. Я даже не успела досмотреть по телевизору захватывающий рекламный ролик о милых сердцу гигиенических прокладках.
Вернувшись, Ботболт указал нам на лестницу:
– Следующий этаж. Вторая дверь справа по коридору.
Я заподозрила неладное.
– Подождите, Ботболт… Вы хотите сказать, что мы… Что мы будем ночевать в одной комнате?
Райнер-Вернер скромно потупился.
– Вторая дверь справа по коридору. Через час спускайтесь вниз, вас проводят.
– Но…
Глас вопиющего в пустыне. Скошенный затылок Ботболта не оставил мне никакой надежды.
– Пойдемте, – сказал Райнер-Вернер, когда шаги храмового служки затихли на лестнице.
– Я не сумасшедшая, чтобы селиться с вами в одном номере.
– Успокойтесь, я тоже не сумасшедший, чтобы к вам приставать. – Он щелкнул Амура по носу: видишь, дружище, с какими стервами приходится иметь дело!
Я с тоской заглянула в колодец коридора. Где-то там, на самом его донышке, устраиваются теперь Аглая и Ксоло. Предательницы, так легко обо мне позабывшие.
– Идемте же! – Немец потянул меня к лестнице.
Я подчинилась.
Мы поднялись еще на один этаж и без труда нашли вторую дверь справа. Судя по всему, до этого архитектурного аппендикса руки у господина Улзутуева не дошли. Над сомнительного качества дверью висел такого же сомнительного качества китайский фонарик. Если комнатушка не будет снабжена ширмой или хотя бы раздвижными перегородками, я заявлю протест.
…Как и следовало ожидать, ни ширмы, ни перегородок в комнате не было и в помине. Но самым неприятным оказалось наличие только одной кровати. Узкую кушетку, которая стояла у окна, равно как и два кресла, всерьез рассматривать не приходилось.
– Вы, естественно, занимаете кровать, – сказал Райнер-Вернер.
– Противоестественно, – парировала я. – Но все же занимаю.
– Интересно, за кого они нас приняли? – Райнер-Вернер сбросил тулуп на пол и с разбегу нырнул в кресло.
Я кисло улыбнулась. Комната не оставляла никаких сомнений на наш счет. С десяток пепельниц, дартс на стене, шахматы на низком столике у кушетки (рядом с батареей крепких напитков); простецкий писсуар в ванной и никакого намека на биде. И никакого намека на задвижку, дверь просто прикрывается, и все. А если заглянуть под кровать, там наверняка найдется пара забытых носков забытых телохранителей забытых хозяев жизни.
Только белье было свежим, а на крючках в ванной висели такие же свежие полотенца. А из широкого окна открывался потрясающий вид на свежие снега. И на бухточку с маленьким замерзшим причалом. Давненько я не видела такой красоты.
– И почему фрау Аглая не представила нас этому странному человеку?
– Много чести – представлять обслуживающий персонал, – я с трудом оторвалась от умиротворяющего пейзажа.
– Так нас посчитали обслуживающим персоналом?
– Ну, если быть до конца откровенными, это соответствует истине.
– У вас, русских, столько комплексов… И вы так любите самоутверждаться за чужой счет. А это некрасиво, очень некрасиво…
– Тогда зачем вы согласились ехать сюда? Сидели бы в своем Мюнхене и не зависели бы от капризов вздорной распоясавшейся старухи. – Я все еще была зла на Аглаю. Я совсем не так представляла себе эту поездку. – Как вы когда-то утверждали – климактерички с причудами.
– Я прошу вас, Алиса! – Райнер поморщился. – И потом, она пригласила. Я не мог отказаться. Я никогда не отказываю женщинам.
Кто бы сомневался! А еще эта чертова не закрывающаяся ванная!..
– У нас целый час. Чем будем заниматься?
Немец устроился в кресле поудобнее и широко расставил ноги. Не смотри, скомандовала я себе, не смотри – иначе ослепнешь. Навсегда – как от паленой водки. Или на время – как от куриной слепоты. И еще ноги расставил, петух гамбургский. То есть мюнхенский. А «Гамбургский петух» – это совсем другое, это рубрика, которую вела Дашка в «Роад Муви». Возможно, ведет до сих пор. Дарья ведь тоже не устояла: дала этому субчику не глядя, как дают сдачу с бутылки пива. Господи, ну почему…
– Господи, ну почему так происходит? – воззвала я к Райнеру-Вернеру. – Почему любое, даже самое безобидное, слово в ваших устах звучит как пошлость? Почему вы говорите: «Передайте мне соль», а слышится: «Дайте мне, не пожалеете»?
– Кому слышится? – Немец снял валенки и носки. Затем по-собачьи обнюхал и то и другое. И громко вздохнул. И полез в свой дорожный баул – за ботинками.
– Какая разница – кому?!
– По-моему, у вас большие проблемы, Алиса.
Я пропустила вполне прозрачный намек Райнера мимо ушей.
– И не смейте заходить в ванную в ближайшие полчаса. Я буду мыться…
– Это предложение?
– Это предупреждение.
Неуемный Райнер поскребся в дверь через пятнадцать минут – стоило мне только намылить голову.
– Вам что-нибудь нужно, Алиса?
– Ничего, – отплевываясь, процедила я.
– Вы симпатичный человек. И неглупый, как мне кажется, – он подбирался ко мне издалека, знаю я эти штучки! – Почему вы на нее работаете? Неужели не могли найти более подходящее место? Она ведь вами помыкает. Лишает индивидуальности.
– Не ваше дело, – я вооружилась зубной щеткой на случай внезапной атаки. Но Райнер-Вернер не делал никаких попыток ворваться в ванную, и совершенно неожиданно…
Совершенно неожиданно я почувствовала легкое разочарование. В том, что Бывший сделал мне ручкой, была и моя вина. Сексуальности и шарма во мне не больше, чем в хозяйственном мыле. Чем в рулоне туалетной бумаги. Чем в ножном электроприводе швейной машинки. Даже Райнер-Вернер, готовый покрыть все, что угодно, включая комнатные тапки и ручной эспандер, не испытывает ко мне ни малейшего интереса.
С возрастом это будет только усугубляться.
И Аглая для меня – спасение. Она неуязвима для сексуального экстремизма, под ее сенью я пережду самый солнцепек и спокойно перейду к сезону увядания. При условии, что Аглая протянет еще лет двадцать пять – тридцать…
– И все-таки, вы не ответили мне, Алиса.
– Без комментариев…
Продолжения дискуссии не последовало, и за дверью ванной наконец-то воцарилась тишина. Почти кладбищенская. Без комментариев, это точно…
* * *
…Я не дала поддержать себя под локоть и едва не скатились с крутой лестницы. Райнеру удалось перехватить меня в самый последний момент: за ворот рубахи, совершенно непочтительно. Мы рухнули на ступеньки, монументальный подбородок Райнера уткнулся мне в шейные позвонки и затих, подонок.
Впрочем, мой собственный затылок тоже вел себя не самым лучшим образом: он и не думал отлепляться от немца, предатель Родины.
– Отпустите меня, – прошептала я, продираясь сквозь давно забытую чащу мужских запахов: одеколон, подаренный предыдущей любовницей; крем для бритья, подаренный нынешней любовницей; гель для волос, подаренный будущей любовницей (подругой нынешней); и жевательная резинка, купленная в ларьке у станции метро.
– Я вас не держу.
– И помогите мне встать.
– Да, конечно.
Райнер-Вернер потянул меня вверх – чтобы тут же выпустить. Я снова упала на ступеньки и, кажется, отбила себе зад. Но теперь моя плачевная судьба никого не интересовала. И Райнера – меньше всего.
Позади нас стояла Дашка.
Я глазам своим не поверила. Если ее появление у станции метро «Алексеевская» еще можно было хоть как-то объяснить, то присутствие здесь, за семьсот километров от Москвы, в вотчине бурятского миллионера, – это не лезло ни в какие ворота!
– Развлекаетесь? – спросила Дарья совершенно будничным голосом. Как будто мы расстались вчера вечером, а не два месяца назад.
Вероломный, как план «Барбаросса», немчишка едва не наступил ботинком мне на голову и, глядя на Дарью снизу вверх, принялся страстно бормотать, как он, натюрлих[15], рад видеть фройляйн Дарью, и как он, натюрлих, счастлив, и как он все эти месяцы помнил о ней. И о том, натюрлих, времени, которое они провели вместе. И что вдалеке от Москвы он, натюрлих, надеялся на встречу, но даже не подозревал, что встреча будет такой волшебной. А надо было заподозрить, ведь в случае с фройляйн Дарьей это совершенно натюрлих.
– Зиг хайль! – отчеканила я, когда Райнер-Вернер закончил свою пламенную речь.
И захохотала.
Они посмотрели на меня как на сумасшедшую.
– Вывезла на природу свою мумию? – спросила у меня Дарья, как только мы спустились вниз. – А мюнхенский дорогуша помогает тебе перетаскивать ее с места на место?
Я оставила выпад в сторону Аглаи без последствий. В конце концов, Дарья имеет право на ненависть к Канунниковой. И на постельные отношения с герром Рабенбауэром, чтоб ему век валенок не снимать.
И тулупа.
– Ты-то что здесь делаешь?
– Представь себе, выбила командировку, чтобы освещать съемки этой зашибенной передачи. Места под материал дают немного, но… Четыре гюрзы в клубке, четыре самки тарантула в банке – нужно быть законченной дурой, чтобы пропустить такое зрелище.
– Четыре самки тарантула?!
– Разуй глаза! Твоя Великая Аглая – не единственная. Есть еще три соискательницы на вакантную должность Королевы Детектива.
– Должность уже занята.
– Да-а… Ты, я смотрю, поглупела за то время, что мы не виделись. Лучше бы нанялась на работу к какому-нибудь приличному малотиражному писателю. Постоянному автору журнала «Континент». Он бы тебя уму-разуму научил.
Грызться с Дарьей у меня не было никакого желания. И не было никакого желания наблюдать, как отдаляется от меня моя лучшая и единственная подруга. Как из-за ничтожнейшего повода рушится многолетняя дружба. А может, все это – дурной сон? И сейчас она рассмеется, обнимет меня за плечи и скажет: здорово же я тебя разыграла!
Но вместо этого Дарья подошла к чучелу пумы и подергала его за усы. А потом повернулась ко мне и вполне светски спросила:
– Ну, и как тебе здесь?
На одной чаше весов лежали писсуар, дверь без задвижки, одинокая арестантская койка и джинсовый беспредел Райнера-Вернера Рабенбауэра. На другой – скованное льдом озеро. И бухта с причалом.
– Пока терпимо. Ты что-нибудь знаешь о хозяине?
– Ничего. По-моему, у него сеть меховых магазинов… И еще, кажется, несколько казино. Но это непроверенная информация…
Говорить о господине Улзутуеве (в присутствии его ковров и коллекции холодного оружия) Дарья явно не хотела. И перескочила на Райнера-Вернера, отправившегося на поиски хозяев.
– Вы, я смотрю, поладили? – подколола она меня.
Я даже не подозревала, что в кротком Дашкином организме может быть разлито столько желчи. Я даже не подозревала, как неуютно стать ее врагом. Врагом неназванным, но тем не менее существующим реально. Врагом блестящей московской журналистки; врагом ее тщательно наложенного макияжа; врагом ее тщательно подобранного платья из бутика.
Я – совсем другое дело.
Я – секретарша известной писательницы. Гораздо более известной, чем марка швейной машинки «Минерва». Но это ничего не меняет. Я – обслуживающий персонал, как выразился Райнер-Вернер. Я отказалась от самостоятельной карьеры в «Роад Муви» – и ради чего? Ради рутинной работы у Аглаи Канунниковой…
– …Прямо два голубка, – продолжала издеваться Дашка.
– Мы живем вместе. Можешь спросить у него.
Эта фраза вырвалась у меня случайно, но была почти правдой: в ближайшие пару дней мы с Райнером-Вернером будем занимать одну комнату.
– Ах, вы живете вместе, – вспыхнула Дарья.
– Он сделал мне предложение, – я решила добить ее окончательно.
– Вот как!..
– Вот так.
– Учти, он бабник.
– Он покаялся.
Пока Дарья соображала, чем ответить на такое вероломство, в холле появились Райнер-Вернер и Ботболт. Райнер-Вернер на крейсерской скорости в тридцать три узла подгреб к Дарье и – спустя секунду – с той же скоростью дал задний ход. Краем уха я услышала что-то вроде «козла» – и улыбнулась обоим. Первый раз в жизни я сделала гадость. Довольно увлекательное занятие, нужно признаться.
Не отличающийся особой разговорчивостью Ботболт кивнул головой, и мы последовали за ним.
Чтобы через несколько минут занять свои места за обеденным столом.
Обеденный стол, напоминавший гандбольную площадку, стоял в самом центре зала, напоминавшего крытый стадион. Кроме стола, в зале располагались два камина, два дивана, два телевизора с примкнувшими к ним видеомагнитофонами, две горки для посуды и два комплекта рогов – над дверями. Одна из дверей вела в небольшой коридорчик, который соединял зал с кухней.
Дальний угол зала занимали огромные напольные шахматы. Искусно вырезанные из кости фигуры представляли собой ликбез по бурятской мифологии. Я то и дело выворачивала шею, чтобы рассмотреть приземистые очертания божеств.
Аглаи не было. Аглая, как всегда, выдерживала паузу.
А за столом сидели три женщины.
Очевидно, это и были СС, ТТ и ММ.
СС, ТТ и ММ, спустя рукава изучившие творческое наследие Станиславского. Если бы они были чуть более прилежны, то поступили бы так же, как Аглая.
Примечания
1
Глоссарий – собрание глосс (непонятных слов или выражений), обычно к отдельному произведению или автору с их последующим толкованием.
2
Голоцен, триас, юра, мел – периоды геологического развития Земли.
3
Лилит – была до Евы.
4
Дельфин Сейриг – французская киноактриса.
5
Криминальным повестям (нем.).
6
Фильм М. Скорсезе.
7
Мой маленький (иск. нем.).
8
Святой человек (нем.).
9
Дорогая (нем.).
10
Немецким (нем.).
11
Промискуитет – (от лат. – смешанный) предполагаемая стадия ничем не ограниченных отношений между полами, предшествовавших установлению в человеческом обществе норм брака и семьи (ред.).
12
Ужас (нем.).
13
Непостижимой (нем.).
14
Велиар – князь бесов.
15
Естественно (иск. нем.).