– Втравил ты меня, Вагин, в историю, – ругался он, когда вышли на улицу. – И правда – чего с пустыми руками приперлись? Толканов бежал, торговец убит, Алумов, как говорится, не пойман – не вор. Нужны веские доказательства, что есть заговор. Иначе никто не поверит.
Спустя месяц нашлись и доказательства…
«Актеры»
В штаб на Стрелецкой прибежала девчонка-горничная из гостиницы «Царьград», едва отдышалась.
– Миленькие!.. Меня хозяин послал, у нас пьяные актеры разгулялись.
– В милицию ступай, – сказали ей.
– Родненькие! Они наганами грозят.
– Интересно, откуда у актеров наганы? – удивился Лобов.
Когда отряд подошел к гостинице, хозяин, горничные, сторож толпились у входных дверей. Испуганно поеживаясь, прислушивались к тому, что делалось на втором этаже. Оттуда доносились крики, ругань, кто-то плясал, кто-то пытался петь:
К красногвардейцам подскочил хозяин гостиницы с округлившимися от страха глазами, похожими на оловянные пуговицы, встрепанным чубчиком на голове.
– Слышите?.. Сейчас палить начнут. Помогите ради Христа от этих постояльцев избавиться, житья от них нет. Целую неделю пьют, шумят, а сегодня и вовсе как с цепи сорвались. Не актеры это, а бандиты какие-то…
– Почему раньше не сообщили? – прервал его Лобов.
– Судите меня – боялся, – приложил руку к груди хозяин. – Ведь они все, как один, с револьверами. Бабахнут – и вспоминайте дети, как папу звали. А у меня две девочки и третье дите ожидается…
– Пятеро остаются здесь, – скомандовал Лобов. – Смотрите, как бы из окон не стали сигать. Остальные – за мной…
Хозяин гостиницы вжал голову в плечи, спрятался за спины красногвардейцев. По крутой лестнице поднялись на второй этаж. Длинным коридором, похожим на пенал, прошли к номеру, где бушевали гуляки. Встали по сторонам высокой двери, за которой сбивались пьяные, злые голоса:
– В гроб Советы! В гроб рачьих и собачьих депутатов!..
– Разгоним их к чертовой матери!.. И клинками! Клинками!..
– Господа! Господа! У меня в Калужской губернии имение… Пришли – и всё до ниточки… Даже железо с крыши сняли…
– К дьяволу вашего Бога, поручик. Диктатора мне дайте, диктатора!.. Чтобы большевики кровью захлебнулись!..
Лобов расстегнул кобуру маузера:
– Кажется, по адресу пришли, – и кулаком постучал в дверь. Шум не утих, тогда он постучал тяжелой рукоятью пистолета.
– Какая сволочь веселье ломает? – заорали в номере, грянул выстрел. Пуля пробила филенку, впилась в стену коридора.
Лобов выпалил из маузера. В комнате вскрикнули, зазвенело разбитое стекло. Красногвардейцы прикладами винтовок ударили в дверь. Створки распахнулись, упал вырванный крючок.
Из-за стола, заставленного бутылками, тарелками с объедками, поднялись трое. На полу корчился раненный в плечо. Рядом, в луже вина, валялся револьвер.
Командир отпихнул его ногой в угол, приказал:
– Поднимай руки! Поворачивайся к стенке! И не шевелиться…
Раненого перевязали, увели вместе с другими задержанными. Оставшиеся красногвардейцы начали обыск. Под кроватями нашли «цинк» с патронами, карабин, пять бутылочных гранат. Под матрасами – три браунинга.
– Счастье наше, что перепились, – говорил Лобов, составляя опись обнаруженного. – Иначе бы они тут такую стрельбу устроили – до утра бы не выкурили…
Чтобы добраться до подоконника, на котором валялись какие-то мятые коробки, Тихон переставил стул. Взялся за другой – этот показался тяжелее первого.
Перевернул его и увидел под сиденьем толстую кожаную сумку. Отвязал ее, вытряхнул на стол стопку отпечатанных на пишущей машинке бумаг. Вместе с командиром склонился над ними.
– «Присяга, приносимая при вступлении в члены организации», – вслух прочитал заголовок Лобов. Несколько строк пробежал молча, потом опять вслух:
«…Клянусь и обещаю, не щадя ни сил своих, ни жизни своей, везде и всюду распространять идею „Союза“: воодушевлять недовольных и непокорных советской власти, объединять их в общества, разрушать советское управление и уничтожать опоры власти коммунистов, действуя где можно – открыто с оружием в руках, где нельзя – тайно, хитростью и лукавством…»
В узком потайном кармашке нашли странные картонные треугольники с двумя буквами на них – О и К. Лобов покрутил их в руке. Так и не поняв, что это такое, отложил в сторону. Опять уткнулся в бумаги.
Здесь же лежала «Памятка во исполнение общей цели», отпечатанная в нескольких экземплярах. В ней руководителям «Союза» вменялось в обязанность ознакомить рядовых членов организации с его программой, чтобы те, «кто чувствует себя слабым духом и неспособным выдержать тех испытаний, которые неизбежны в решительной активной борьбе, могли своевременно, до поступления документов в Центральный штаб, отказаться от участия в деле, иначе всякие уклонения от обязанностей и отказы будут считаться сознательной изменой, как и разглашение тайн организации, и караться до лишения жизней включительно».
– Сурово, – заметил Лобов. – Как что – так и душа вон, чтобы другим неповадно было. Не по этому ли уставу хозяина «Вазы» хлопнули?..
Тихон расправил сложенный вчетверо плотный листок бумаги.
– План какого-то города, – догадался он. – Вот река, еще. А это, видать, железная дорога, мост…
Лобов взял карту в руки. Внимательно рассмотрев ее, сказал жестким, словно пересохшим, голосом:
– Наш это город, Тихон. Со знанием дела планчик сделан, все советские учреждения отмечены. И штаб на Стрелецкой, – показал он черный крест на карте.
– Зачем им это? – растерянно уставился Тихон на командира.
– Зачем?.. Тут дело серьезное. Не иначе – мятеж готовится. Теперь и доказательства есть. Надо срочно сообщить в чека…
Не подозревал командир красногвардейского отряда, что обнаруженные в гостинице «Царьград» документы «Союза защиты родины и свободы» попадут в руки активного члена этой самой организации.
Через несколько дней Лобов спросил Менкера, что арестованные показали на допросе.
– Не актеры это оказались, а контрики явные, офицеры, – оживленно сказал Менкер. – Спасибо тебе, товарищ Лобов, проявил настоящую революционную бдительность.
– Я не за спасибо работаю. Как следствие идет?
– Полным ходом, товарищ Лобов! – заверил его Менкер. – Так что не волнуйся…
Но полным ходом шло не следствие, а подготовка к мятежу.
Театр
Вечером четвертого июля по Борисоглебской улице с саквояжем в руке шел поджарый мужчина в добротном английском костюме, клетчатой кепке. Квадратный подбородок тщательно выбрит, усы короткие, жесткие. Под широким лбом пристальные, сосредоточенные глаза.
Выглядел мужчина элегантно, чем-то неуловимым был похож на преуспевающего актера. Да и завернул он во двор Интимного театра, недавно появившегося в городе.
С черного входа поднялся на второй этаж, постучал в салон водевильной актрисы Барановской, назначенной директором этого небольшого театра.
Хозяйка, одетая в темное вечернее платье, с меховым боа на плечах, уже ждала гостя, сразу же проводила в комнату, в которой сидело несколько мужчин.
При его появлении все встали. Один из них – в заношенном офицерском френче, густые черные волосы мысом спускаются на низкий упрямый лоб, бородка и усы на манер скинутого самодержца – четким военным шагом подошел к гостю, энергично пожал руку:
– С благополучным прибытием, Борис Викторович!..
Гость уселся за стол посреди комнаты, в ногах поставил саквояж. Оглядев присутствующих, коротко произнес:
– Начнем, господа. Времени у меня в обрез…
Здесь, в салоне Барановской, произошло последнее перед мятежом заседание штаба заговорщиков. Гость с саквояжем был Савинков – руководитель «Союза защиты родины и свободы», документы которого нашел Тихон в гостинице «Царьград».
Первым взял слово мужчина во френче – полковник Перхуров, назначенный Савинковым «главноначальствующим» губернии:
– Господа! Мною составлено обращение к населению, которое будет обнародовано сразу же, как только мы возьмем власть. Чтобы после не возникло недоуменных вопросов, ознакомлю с ним сейчас…
Полковник, как бык, покосился на красный бант в лацкане хромовой кожанки Менкера. Зачитав парадное начало, перешел к сути:
– «…В целях воссоздания в губернии законного порядка и общественного спокойствия повсеместно восстанавливаются органы власти и должностные лица, существовавшие до октябрьского переворота…»
Полковник снова недовольно покосился на красный бант. Менкер завозился, прикрыл его рукой.
– «…Судебная власть восстанавливается в составе окружного суда и мировых судей, – повысил голос Перхуров. – Восстанавливаются земское и городское самоуправления. В волостях действуют старшины и секретарь…»
– Какие будут вопросы, господа? – пытливо всматриваясь в лица присутствующих, спросил «главноначальствующий», дочитав обращение.
– Круто! Весьма, весьма… – неопределенно сказал Лаптев.
– Это же монархическая платформа! – растерянно воскликнул Савинов.
Лидер городских кадетов промолчал, видимо, целиком согласный с текстом обращения.
– А что, собственно, вы хотели услышать? – нервно одернул френч полковник. – О равенстве и братстве с мужичьем?!
– Нам, социал-демократам, трудно будет объяснить такой поворот рядовым членам партии, – неподдельно разволновался меньшевик. – Столько лет боролись с самодержавием – и опять мировой судья…
– Ишь ты – они боролись с самодержавием! – ехидно протянул Лаптев. – Комариными укусами вы занимались, а не борьбой. Если бы ваша партия была единственным противником самодержавия, Романовы процарствовали бы еще триста лет.
– Господа, сейчас не время для межпартийных споров, – зябко повела плечами Барановская.
– Мы оттолкнем от себя массы! Монархия не пользуется сейчас спросом! – пытался убедить полковника Савинов.
– Если монархом будет Петр Первый – я за монархию! – раздраженно произнес Перхуров.
– Ну хоть бы пару фраз об Учредительном собрании… О Советах без большевиков. Иначе нельзя… – пыхтел Савинов.
Перхуров прервал его, отчеканил:
– Это ваше дело! Можете обещать членам вашей партии хоть Александра Македонского, хоть боярскую думу. Вопрос об устройстве русского государства будет решаться позднее. Сейчас главное другое – поддержат члены вашей партии восстание или нет?
– Мы всей душой, конечно, – мелко затряс головой Савинов. – Только нам нужна более гибкая форма участия в этом деле.
– Что вы имеете в виду? – в упор посмотрел на него полковник.
– Ну хотя бы нейтралитет… На первое время…
– А я хотел назначить вас своим помощником по гражданской части…
– Я согласен! – воскликнул Савинов и покраснел от удовольствия.
– А ломался, как пряник, – чуть слышно буркнул Лаптев и обратился к загадочно молчавшему Савинкову: – Согласован ли текст обращения с вами, Борис Викторович? Вы принимали участие в покушениях на министра внутренних дел Плеве и московского генерал-губернатора великого князя Сергея Романова. Какова ваша позиция теперь?
Прежде чем ответить, Савинков многозначительно помолчал.
– Я ознакомился с обращением. В общем и целом его одобряю. Уверен, господа, мы договоримся. Революция завела Россию в тупик, называемый большевизмом. Чтобы вырваться из него, надо сплотить все антибольшевистские силы. Это в настоящее время наша самая главная задача, самая надежная платформа!..
Выступлением Савинкова остались довольны все. Решив таким образом щекотливый вопрос о власти, перешли к насущным задачам.
Поднялся Ланцов – при Керенском начальник военного гарнизона города, теперь – заместитель начальника артиллерийского склада. Одновременно заместитель «главноначальствующего».
– В ночь выступления караул в артскладе будет свой, надежный, – без особого энтузиазма сказал Ланцов. – Если, конечно, не произойдет что-нибудь из ряда вон выходящее…
– Типун вам на язык! – резко осадил его Перхуров, дал слово Валиеву – командиру Первого стрелкового полка, расквартированного в бывшем Кадетском корпусе.
Валиев пригладил ладонью белесые волосы, сквозь которые просвечивала плешь, доложил:
– Завтра отдам приказ сдать винтовки на склад, якобы для технического осмотра. С безоружной солдатней легче будет договориться. Думаю, полк поддержит восстание. В крайнем случае – нейтралитет…
Следующим отчитывался Лаптев:
– Мы установили связь с руководителями левоэсеровской дружины на ткацкой фабрике. Твердо обещано – дружина выступит как один! Ткачи поддержат восстание. Голод – наш первый союзник…
О положении в Заволжье сообщил Михаил Алумов:
– Будем смотреть правде в глаза: большевики пользуются среди рабочих авторитетом. Настоятельно прошу послать в Заволжье еще один отряд офицеров-боевиков. Только тогда можно гарантировать успех восстания.
– Заволжье – ответственный участок. Распорядитесь, господин Перхуров. Какие воинские части находятся в центре города? Как настроены, какова численность? – спросил Савинков полковника Сурепова, назначенного начальником контрразведки.
– В связи с тяжелой для большевиков обстановкой на фронтах красноармейцев здесь осталось немного. На Стрелецкой улице – штаб Красной гвардии. Кто такие красногвардейцы, думаю, объяснять не надо. Их преданность большевикам известна. Вероятно, поэтому госпоже Барановской так и не удалось найти там подходящего человека. Хотя кое-какие шаги в этом направлении сделаны. – Сурепов выразительно посмотрел на хозяйку, как бы приглашая дополнить его сообщение. Но та промолчала. Видимо, особо похвастать было нечем.
– Сколько людей в отряде? – насупился Савинков.
– Около сотни. Было больше, несколько маршевых подразделений отправлено на Восточный и Северный фронт.
– Эти двести штыков могут сорвать весь план восстания! – заходил Савинков по комнате, увешанной старыми театральными афишами.
«Это тебе не динамит под городовых подкладывать», – ехидно подумал Перхуров. Ярый монархист, в душе он презирал бывшего «социалиста-бомбиста». Считал его выскочкой из тех, которые своими дурацкими покушениями на великих князей, губернаторов и полицмейстеров подготовили революцию и помешали ему, тверскому дворянину, стать генералом.
Презирал, но до поры до времени терпел, понимая, что без таких, как Савинков, опять посадить на престол царя будет трудновато.
– Без драки не обойтись! – твердо заявил Перхуров. – На нашей стороне внезапность, так что успех я гарантирую.
– А кто гарантирует, что мы не положим под окнами этого штаба лучших бойцов, прежде чем ворвемся в него? – Савинков опять уселся за стол.
– Можно обойтись и без драки, – неожиданно вмешался в разговор Менкер.
«Главноначальствующий» хотел осадить его – знай, мол, сверчок, свой шесток. Но не успел – тот в нескольких словах изложил свое предложение, и Савинков одобрил его, пообещал:
– Свободная родина не забудет вас, вы будете отмечены!..
– Рад стараться! – громко щелкнул каблуками бывший лицеист.
– Заготовлены ли списки партийного и советского актива? – посмотрел Савинков на Барановскую.
Актриса достала их из-за афиши на стене, сжато, по-военному четко доложила:
– Фамилия, должность, партийность, адрес. Итого около двухсот человек.
Просмотрев списки, опытный конспиратор и заговорщик по достоинству оценил вклад актрисы в подготовку мятежа: работа была проделана огромная. Довольно потер руки.
– Где разместить арестованных? Как такую ораву прокормить? – В будущей городской управе Барановской определили должность управляющего продовольственными делами. – По нашим сведениям, хлеба в городе осталось на два-три дня.