– Мы не благотворительная организация, чтобы содержать врагов, – обрезал Савинков. – Будем кормить только тех, кто с оружием в руках встанет в наши ряды! А насчет арестованных у меня есть соображения…
И он коротко изложил их.
– Браво, Борис Викторович. Просто и надежно. Нам без вас ни за что бы не додуматься, – восхитилась актриса.
– Но вяжется ли это, господа, с христианской моралью? – слабо запротестовал Савинов.
– Морали нет, есть только красота! – изрек Савинков свою любимую фразу.
– Что же вы нам прикажете – оставить большевиков на воле? – стукнул Перхуров ладонью по столу.
– Боже сохрани! Боже сохрани! – испугался Савинов. – Я о том – не лучше ли их… сразу?
– Они могут пригодиться на будущее, – туманно ответил ему Савинков. – Как будете брать город, полковник? С чего начнете?
Перхуров разостлал на столе карту, ткнул в нее тупым пальцем и объявил:
– Сбор ударных групп в два часа ночи на Леонтьевском кладбище. Остальные примкнут после того, как мы будем обеспечены оружием…
Обговорив детали восстания, Савинков подхватил тяжелый саквояж и ушел.
Только Перхуров знал – руководитель «Союза» спешил в соседний уездный город. Месяц назад губернский военный комиссар докладывал в Москву, что снарядами и оружием размещенных там военных складов можно обеспечить белую гвардию половины России…
Барановская пыталась оставить Перхурова на ужин.
– Какой к черту ужин! – рявкнул он…
В этот же вечер Менкер позвонил в штаб на Стрелецкой и сообщил, что в одном из дальних уездов губернии кулацкое восстание.
– Своими силами нам такое крупное выступление не подавить. Просим направить туда весь отряд. Положение в уезде серьезное, – взволнованно сказал Менкер.
И отряд под командой Лобова покинул город. В центре практически не осталось вооруженной силы, которая могла бы помешать мятежникам…
Осечка
Будущий «главноначальствующий» жил в меблированных комнатах на Варваринской улице, что находились в трехэтажном доме наискосок от банка.
Поздно вечером он расплатился и пешком направился в сторону станции Всполье. Не доходя до нее, повернул к Леонтьевскому кладбищу. Здесь, возле часовни, его встретил Ланцов.
– Собираются? – спросил Перхуров.
– Вы будете одним из первых, Александр Петрович.
Полковник вспомнил черную кошку, которая перебежала ему дорогу на Власьевской улице:
– Что они?! Перетрусили?
– Еще рано. Сбор в два, а сейчас четверть второго.
– Так что же мне – обелиском посреди кладбища торчать?!
– Пойдемте в караульное помещение артсклада. Там все свои…
«Своих» собралось человек десять, не больше. Нервничали. Будущий начальник контрразведки Сурепов сумрачно сидел в углу, должно быть от нервного перенапряжения, беспрерывно плевал в пол.
В караулку ворвался молоденький прапорщик. Глаза вылуплены, голос срывается:
– Господа! Beet-дело проиграно. Надо уходить…
– Мальчишка! Дурак! – сорвался Перхуров. – Говори толком, что случилось?
– Они… Они пускают сигнальные ракеты.
– Кто они? Где?
– Возле кладбища. Своими глазами видел. Это большевики. Они окружают нас.
– Нашли местечко, где собраться, – выдавил Сурепов.
– Прекратить болтовню! – Перхуров пальцем ткнул в двух штабс-капитанов. – Узнайте, кто пускал ракеты. Вы, прапорщик, пройдите по кладбищу. Сосчитайте, сколько людей пришло.
– Один?
– Идите вдвоем, втроем, черт вас возьми! Не офицеры, а институтские барышни…
К «главноначальствующему» подсел Ланцов. Суетливо закуривая, недоуменно проговорил:
– Странно, почему нет бронедивизиона. Люди там надежные. Пора бы уже. Может, позвонить? У них там есть телефон.
– Удивляюсь, как вы дослужились до начальника гарнизона, – угрюмо произнес Перхуров. – Надо же додуматься – о восстании договариваться по телефону!..
– Посоветуйте что-нибудь умнее, полковник, – обиделся Ланцов. – Между прочим, уже светает.
Пришли посланные на кладбище.
– Семьдесят человек.
– Люди волнуются…
– Рвутся в бой!..
– Семьдесят?.. Это меньше, чем можно было предположить даже при самых худших условиях. В чем дело? Где остальные? Где бронедивизион? – исподлобья оглядывал Перхуров заговорщиков.
– Может, не всех предупредили? – раздался слабый голос.
– Это было поручено вам, Ланцов. Что скажете?
– Кого мне поручили – я предупредил. Остальных должен был оповестить полковник Сурепов.
– Мне этого никто не приказывал! Что вы городите?!
Переругались, пока выяснили, что в случившемся виноват Ланцов.
Сурепов желчно назвал две фамилии:
– Эти все равно бы не пришли. Вчера явились ко мне и отказались участвовать. Хотел пристрелить подлецов, да не рискнул шум поднимать. Но ничего, еще сквитаемся… в подвальчике!
Заговорщики поежились, как на сквозняке. Ланцов хмуро заметил:
– Как бы большевики нас раньше к стенке не прислонили. Скоро смена караула.
Все выжидающе посмотрели на Перхурова.
– Где бронедивизион? Где офицеры, которых я послал узнать насчет ракет?
Никто не ответил ему.
– Ладно. Выступаем завтра в это же время, – решил Перхуров. – И чтобы всех предупредить, до единого! Расходитесь…
Собравшиеся в караулке толпой ринулись в дверь.
– Вы что, господа, умом тронулись? По одному, по двое…
Только Перхуров с Суреповым отошли от склада – на мотоцикле несется начальник бронедивизиона. Соскочив с высокого сиденья «харлея», вскинул руку к фуражке с ремнем на подбородке:
– Господин полковник! Бронедивизион не смог прибыть в назначенное время по техническим причинам.
– Вы что, поручик, очумели? – зловещим шепотом спросил Перхуров, озираясь по сторонам. – Что вы орете на весь белый свет? В покойники торопитесь?
– Отвечайте без выкрутасов – почему не вышел бронедивизион? – пытался выяснить Сурепов.
– На радостях, что Советам конец, вчера крепко выпили, – наклонился к ним поручик. – Некоторые только сейчас в себя приходят.
– Свиньи! Не могли день подождать?! – Перхуров принюхался, сморщил нос. – Да от вас, господин хороший, тоже несет, как от винной бочки.
– Я – самую малость. Ведь понимаю – на святое дело идем! – навытяжку встал поручик.
Сурепов сплюнул под ноги. В бешенстве «главноначальствующий» чуть не ударил командира бронедивизиона.
Чтобы умилостивить начальство, тот поспешно предложил:
– Пожелаете – могу подвезти…
– Черт возьми! Кто предупредит людей в Заволжье?! – спохватился Перхуров.
– Это я беру на себя, – успокоил его Сурепов. – Днем зайду к вам…
– И выясните в конце концов, что это были за ракеты…
Тарахтя по булыжной мостовой, «харлей» пронесся Власьевской улицей. Возле Знаменской башни разбудил спящего постового. Обогнув гостиницу Кокуева, вывернул на Варваринскую. Остановился на перекрестке с Ильинской улицей.
Дождавшись, когда поручик уехал, Перхуров постучался в меблированные комнаты. Сонной дежурной объяснил:
– Не сел на поезд. Не пустите Христа ради обратно?
– Пожалуйста, ваше место ёще не занято…
Что-то удивило дежурную, но что именно – полковник не понял. Закрыл комнату на ключ, взглянул на себя в зеркало и увидел: в петлице красуется георгиевская ленточка – опознавательный знак мятежников.
Перхуров со злостью кинул ее на пол и, не раздеваясь, упал на кровать, сунув под подушку кольт…
Мятеж
Днем пришел Ланцов – усталый, с черными подглазинами. Известил, что этой ночью заменить караул «своими» людьми не удастся.
Перхуров кривил рот, но сдерживался. Сидел на кровати помятый, невыспавшийся, с отвращением растирал обросшие щетиной щеки.
– Больше того, – уныло докладывал Ланцов, – с сегодняшнего дня караул будет усилен почти вдвое.
– Что у вас еще?
– В городе говорят о прибытии каких-то новых воинских частей.
– Нужны не слухи, а точные сведения!
Робко постучался командир бронедивизиона. От него опять попахивало спиртом.
– У вас – слухи, у него – технические причины, – язвительно произнес «главноначальствующий». – Ну, что скажете, поручик?..
– Сегодня осечки не будет! – заверил тот. И, оглянувшись на дверь, тихо добавил: – Но, очевидно, в городе о нашем выступлении кое-что известно.
– С чего вы взяли?! – вскинулся полковник.
– Сейчас слышал разговор, что на колокольне церкви Богоявления устанавливают пулеметы. Сам видел – около Спасских казарм, где расквартированы пленные германцы, стоят их вооруженные патрули. Вероятно, большевики выдали им оружие, и они выступят против нас.
– Вот и я говорю… – вставил было Ланцов.
– Кажется!.. По слухам!.. Вероятно!.. Базарная терминология, Ланцов! – раздраженно перебил его Перхуров. – Оставайтесь здесь. А вы, поручик, пойдете со мной…
…Ни пулеметов на колокольне, ни патрулей возле казарм полковник не обнаружил. В центре города, где располагались учреждения, было спокойно – скрежетали трамваи, спешили по своим делам озабоченные служащие. Возле афишных тумб и магазинов толкались, позевывая, обыватели.
Всю обратную дорогу Перхуров шепотом, не стесняясь в выражениях, поносил виновато смотревшего под ноги командира бронедивизиона:
– Пить не надо, голубчик, тогда и черти под печью мерещиться не будут. Если сегодня ночью не приведете броневики – застрелю собственноручно… как собаку!
В номере их дожидался Сурепов. Этот – с приятными вестями. Как выяснилось, паниковали вчера зря – в доме неподалеку от кладбища отмечали семейное торжество, устроили фейерверк.
– Слава богу! – широко перекрестился Перхуров, первый раз за последнюю неделю улыбнулся. – Верно сказано – у страха глаза по плошке. Мне эти паршивые ракеты уснуть не дали. Как в Заволжье?
– Все удачно. Руководителя предупредили вовремя, он оповестил других.
Совсем воспрянул духом Перхуров.
– У меня был Савинов, – продолжил Сурепов. – К вам побоялся зайти по конспиративным соображениям. Пообещал, что меньшевики-железнодорожники подгонят к артскладу платформы для орудий.
– Замечательно!
– К сожалению, последняя новость не из приятных…
– Что такое? – насторожился Перхуров.
– На станции Всполье проездом остановился эшелон с пехотой и кавалерийским эскадроном.
– Вот напасть! – охнул Ланцов.
– Может, дождаться, когда уйдет? – заглянул в лицо Перхурову командир бронедивизиона.
– Больше медлить нельзя! – гаркнул тот.
– Савинов пообещал, что его люди создадут на станции панику, угонят состав, – неуверенно произнес Сурепов.
– Савинов сказал – Савинов сделает! – хлопнул по столу Перхуров. – Предупреждаю, господа, – начну дело, если соберется не меньше ста человек. Если будет хотя бы девяносто девять – я от выступления отказываюсь…
Вечером, во второй раз расплатившись за номер, Перхуров в парусиновом дождевике той же дорогой направился к месту сбора. Полковник был уверен – все идет нормально, город не готовится к отпору мятежу, но, чем ближе подходил к кладбищу, тем неприятней сосало под ложечкой.
С освещенной редкими фонарями Сенной площади свернул на темную Угличскую улицу, дошел до кладбищенской церкви. Еще вчера заметил между кладбищем и артскладом сухую, поросшую травой канаву. Здесь и расположился, прислушиваясь к ночным звукам, сжимая в кармане рукоять кольта.
Вскоре увидел массивную фигуру Ланцова, тихонько окликнул его. Пожали друг другу потные руки. Долго наблюдали, как осторожные тени пробираются к кладбищу и растворяются в темноте.
Укрывшись дождевиком, Перхуров зажег спичку и посмотрел на часы.
– Идите в караульное, – приказал он Ланцову. – Как только подойдем – выключите уличный свет. И ключи, не забудьте ключи от складов…
Ланцов перекрестился, побрел к низкому строению, из окна которого рассекал темноту узкий сноп холодного электрического света. Где-то тоскливо завыла собака. На станции зашипел маневровый паровоз. Сквозь густую темноту помигивали лампочки над воротами складов.
С кладбища неслышно появился Сурепов, присел рядом.
– Сто шесть человек. Кого не хватает – трудно определить, тьма египетская. Бронедивизион будет в половине третьего.
Перхуров помедлил и резко поднялся, словно выбрасывая себя на бруствер окопа, по которому метут вражеские пулеметы.
– Идемте!.. Пора!..
…Люди сидели на могильных холмиках, стояли, опираясь на кресты. Слышалось хриплое, сдерживаемое дыхание. Пахло дымом – видимо, кто-то курил в рукав. Воздух уже наполнялся предрассветной бледностью. На кладбищенских липах возились потревоженные грачи.
Сидевшие встали, молча придвинулись ближе.
– Господа офицеры! – обратился к ним Перхуров. – Будем действовать тремя группами. Командирами групп назначаю полковника Сурепова, штабс-капитана Лозинского. Третью поведу я. С богом…
Толпой двинулись к артскладу. В темноте людей казалось больше, чем в действительности.
Часовой у крайнего склада что-то заподозрил, клацнул затвором.
– Кто идет?
– Не вздумай стрелять, своих побьешь, – отвлекая на себя внимание, спокойно ответил Сурепов.
– Стой! Кто такие? – переспросил часовой.
– Да говорят же тебе – свои… – выругался Сурепов.
– Стой…
Хрип, возня, лязг металла. Свет в караулке погас. Справа охнул второй часовой.
Кто-то, гремя связкой ключей, истошно взмолился:
– Это я, господа, я…
– Ланцов? – узнал Перхуров, выскочил вперед.
– Чуть н-не удушили, – пожаловался тот, держась за горло.
– Ключи! Давайте ключи!
Открыли первый склад, нахватали винтовок. Нервно посмеиваясь, протирали затворы кто подкладкой фуражки, кто полой пиджака. Патронами набивали карманы. Как дети игрушкам, радовались ящикам со снарядами, любовно поглаживали стволы шестидюймовых орудий.
Но ни бронедивизиона, ни обещанных Савиновым платформ не было.
– «Савинов сказал – Савинов сделает», – брюзжал Сурепов. – Вздернуть этого демократа в одних кальсонах на фонаре…
Прихватив несколько человек, куда-то исчез. Через полчаса к артскладу подвели грязных лошадей с худыми плоскими мордами, впалыми боками с выпирающими ребрами.
– Откуда эти клячи? – платком закрывая нос, спросил Сурепова «главноначальствующий».
– Что? Запах не нравится? Извините, господин полковник, такая уж у них служба – за ассенизационным двором числятся, он тут рядом. Приглядел на всякий случай…
Лошадей хватило только на четыре запряжки – на два орудия и два зарядных ящика. В каждом ящике – по сто восемьдесят снарядов.
А тут и бронедивизион прибыл – три бронемашины, открытый легковой автомобиль и четыре грузовых.
Оставив на складе охрану под командой штабс-капитана Лозинского, первый отряд Северной Добровольческой армии, как с этого момента стали называть себя мятежники, направился к центру города.
Впереди на легковой машине ехал «главноначальствующий». За ним, на грузовиках, офицеры-боевики. Следом – бронемашины. В самом хвосте тащились клячи с ассенизационного двора, привыкшие возить грузы полегче.
Возле гостиницы «Европа» отряд разделился – часть под командой Перхурова свернула к гимназии Корсунской, где было решено разместить штаб, другие по Стрелецкой двинулись к штабу Красной гвардии.
На театральной площади орудие развернули напротив гостиницы Кокуева. У панорамы присел прапорщик – тот самый, который перепугался фейерверка. Привычно закрутил маховички. Ствол орудия стал задираться вверх.
– Заряжай! – азартно выкрикнул прапорщик.
Тяжелый снаряд из рук в руки скользнул к орудию. Лязгнул замок. Пушка оглушительно ударила, подпрыгнула. В окне гостиницы вспыхнул нестерпимый фиолетово-белый огонь разрыва…
Часть вторая. Баржа
Всполье
Шестого июля на рассвете по Власьевской улице мчалась, приседая на рессорах, пролетка. На козлах – пленный австриец, служивший в военном комиссариате кучером. Он испуганно охаживал коня кнутом.
За австрийцем, сжимая в правой руке бутылочную гранату, стоял мужчина в шинели. Грохоча по булыжнику, за пролеткой чадил бензиновой гарью бронеавтомобиль. Из клепаной башенки торчал ствол пулемета, но почему-то не стрелял.