– Уважаемые коллеги! – сказал пресс-секретарь Дома журналистов Федюнин, поводя бородою. – На нашей пресс-конференции, посвященной проблемам борьбы с контрабандой наркотиков и кибертехники, присутствуют…
Он стал зачитывать список, представляемые вяло привставали.
– Вам на руки роздан краткий пресс-релиз, отражающий итоги работы федеральных ведомств за последний квартал, – сказал наконец Федюнин.
Я хотел возразить, что мне ничего не дали, но миловидная девушка тут же сунула мне через плечо печатную бумажку. Я положил ее в карман пиджака, не читая, и правильно сделал, потому что отвлекся бы и не увидел самого интересного.
За столом воздвигся министр. Борецкий исподлобья оглядел большую аудиторию, открыл рот и…
В первом ряду поднялся человек с ярким бэй-джем CNN на жилетке. В руке он держал портативную камеру, и торчавшие сзади телевизионщики возроптали, потому что он перекрывал обзор, но тут же всем стало не до обзора – камера выплюнула в сторону Борецкого бесшумный сполох белого огня.
Лазерный метатель, подумал я, машинально пригибаясь, – впрочем, так, чтобы не терять из виду происходящее в зале. Скорее всего, японская модель, очень уж маленький… «Тошиба» или господина Мацушиты творение.
Естественно, Борецкого смело, он ничего и сказать не успел. Человек с бэйджем повел метателем влево, срезая тупо смотревших на него Федюнина, американцев, немцев… Наши не сплоховали: Гостев уже катился в сторону, за пластиковую кулису, а муровец Комарченко припал за столом и тащил из-за пазухи пистолет или что там у него было. Спецпомощник президента заорал дурным голосом и тем самым помог – стрелявший отвлекся на него, походя снес голову лучом, но тут из-за стола, как черт из коробочки, выскочил Комарченко и точно, как в тире, выпустил в человека с бэйджем очередь. Шестнадцать пуль. Судя по характерному выхлопу – с реактивным усилением. Из-за кулисы метнулся и Гостев, но огня открывать уже не стал.
Стрелка отбросило назад, на разбегавшихся репортеров. Он перевернул пару камер на треногах и завалился между кресел. Метатель косо ударил в потолок – шваркнула штукатурка – и затих
Зал приглушенно гудел: журналисты ломились в две неширокие двери, служба безопасности пыталась навести порядок, а Комарченко запихивал пистолет в кобуру и орал, перекрывая общий шум:
– Охрана! Не стойте как пидорасы! Обыскать всех, никого не выпускать!
Появились медики, почему-то бросились сначала к убитому стрелку, но их переадресовали. Хотя чего там смотреть – метатель есть метатель… Участники пресс-конференции тихо дымились, разбросанные по подиуму, на столе жарко горели, чадя, какие-то бумаги.
Бедный Отто. Но как же удалось метатель-то пронести?
– Ты что сидишь?! – рявкнул в самое ухо Соколов. – Тикаем! Тут пожарная лестница есть, там стеречь не будут!
Бежать мне было в принципе не от кого – ну обыщут, допросят да и отпустят. Но я, не особенно понимая цель бегства, помчался вслед за Соколовым. За нами устремился некий щуплый тип – кажется, из «Game.exe» – но споткнулся на ступеньках и отстал.
– Бегом, бегом! – шипел Соколов, не оглядываясь. – Налево давай!
Мы проскочили мрачную зашторенную комнату, потом коридор, заставленный старой офисной мебелью, и оказались у большого окна. Соколов схватил стул и разбил стекло.
– Полезай первый, – велел он.
Я глянул вниз: третий этаж, вполне крепкая пожарная лестница… Можно и спрыгнуть, но к чему? И я полез, цепляясь за поржавевшие прутья.
И едва не прогадал.
Зачем я посмотрел вверх? Черт его знает. Но если бы не посмотрел, не увидел бы целящее мне в голову черное жерло маленького пистолетика. Модель угадывать я за отсутствием времени не стал, только отшатнулся в сторону и выпустил перекладину из рук.
Упал я удачно, слегка присев и стукнувшись задницей об асфальт. Зашипев от боли, бросился бежать в проем между складами. Выскочил во дворик, распугал стайку бродячих собак, пробежал через арку и успокоился, едва не налетев на милицейский вездеход. Теперь метаться было не с руки.
Я чинно прошел мимо патруля. Это оказались молодые волченята, в новеньких комбинезонах, с блестящими бляхами и воронеными «калашами». Подозрений я у них не вызвал, к тому же приветливо улыбнулся.
Автомобиль, припаркованный возле Дома журналистов, оставался недосягаемым, и я направился к станции монорельса "Завод «Литий». Ячеистый коробок станции был до непрозрачности изрисован граффити; внутри на скамеечках ожидали монорельс две старушки с собачками и группа подростков, достаточно опасных с виду. Они оценивающе посмотрели на меня, но решили не связываться. Или поленились связываться. Или подумали, что с меня взять особенно нечего.
Монорельс опаздывал, отставая от графика движения. Когда опоздание перевалило за десять минут, он появился: грязно-белый, облезлый, громыхающий на разболтанных стыках рельса.
Я сел в первый, ведущий вагон, полный унылых работяг, и подсоединился к одному из уцелевших от рук вандалов новостных гнезд. Как и следовало ожидать, радио «Москва» передавало последние известия о пальбе в Доме журналистов.
– …погибло пять человек. Как нам стало известно, жертвами террориста стали министр внутренних дел России Вячеслав Борецкий, специальный помощник Президента России Дмитрий Корень, представители американской миссии Ричард Гиззонер и Абрахам Брамс, а также представитель германского бюро Интерпола Людвиг Обермайер. Кроме того, четыре человека получили ранения различной степени тяжести, не представляющие опасности для жизни. А сейчас послушайте прямой репортаж с места событий. Передает наш корреспондент Кирилл Штальман.
Поди ж ты, Отто выкрутился! Живой, зараза. Ладно, послушаем, что скажет Штальман. Я немного знал его: странноватый парень не без возможностей, но жутко ленивый и трусливый. Однако что-то уже пронюхал…
– Здравствуйте! – грассируя, сказал он. – С вами – Кирилл Штальман, радио «Москва». Я нахожусь в вестибюле Дома журналистов, где только что в результате террористического акта погибли пять человек, в числе которых министр внутренних дел Борецкий. В настоящий момент оцепление здания снято. Насколько мне известно, никто пока не задержан, ведутся допросы свидетелей. Террорист погиб. Как сообщают наши источники в Службе безопасности, его личность пока не удалось установить. На пресс-конференцию террорист проник под видом корреспондента CNN. Как ему удалось пронести оружие, Служба безопасности пока прокомментировать не может. Зато известно, что выстрелы производились из лазерного метателя «Панасоник L-01», замаскированного под портативную камеру.
Я мысленно поздравил себя – угадал как-никак. Детище господина Мацушиты.
Штальман чем-то заскрежетал, запищали фоновые помехи. Голос корреспондента пропал. Но он тут же вернулся:
– У меня новая информация! Как только что сообщил представитель Службы безопасности, террорист оказался кибером. Следовательно, можно с большой долей вероятности говорить о причастности к теракту столичных кибергруппировок…
Я отключился. Всю информацию, которой у меня не было, я получил. Вот только узнать бы, за что Соколов хотел меня так грубо прикончить. Борька Соколов, которого я знаю без малого десять лет. Борька Соколов, который принес мне в больницу, где я валялся со сломанным позвоночником, пятилитровую бутылку «Дом Периньон» и выпил вместе со мной, закусывая консервированными мидиями…
Монорельс со скрипом остановился. «Новый университет», пора выходить.
Я спустился по лесенке и зашагал к торчавшим за зеленью парка строениям университета. Там, на улице Аксенова, была моя квартира – самая официальная на сегодняшний день.
Машину, конечно, жалко. На меня они не выйдут – зарегистрирована на другое лицо, но автомобиль хороший. Теперь надо обзванивать дилеров, искать новый… Ладно, этим я займусь завтра. Посмотрим, что тут мне наговорили в мое отсутствие.
Первым делом, войдя в квартиру, я включил накопитель видеофона. И понеслось.
Черный экран: «Срочно внесите квартплату. Срочно внесите квартплату». Это чертов кибер-управдом.
Мордашка блондинки с мушкой на щеке: «Господин Таманский? Пожалуйста, свяжитесь с госпожой Энгельберт. Если можно, срочно. Хи-хи…» Это Линда, хихикающий киберответчик Ласточки. Внешне вполне соответствует голосу, только хихиканье это раздражает… Надо подарить Ласточке модель поновее, без глупых выходок.
Снова Линда: «Господин Таманский… хи-хи… Позвоните госпоже Энгельберт! Если вы там, но не отвечаете, она… хи-хи… ой, я не могу это говорить! Дурь-то какая, прости господи…»
Черный экран: «Скример? Здравствуй, Скример… Если ты уже в Москве, в чем я мало сомневаюсь, приходи вечером в обычное место. Между двадцатью двумя и двадцатью тремя. Будь аккуратней – развелось много пиявок. Удачи».
А это конечно же Шептун. Вот он и проявился, Шептунише. Искал я его по приезде, выискивал, и через старые пути, и через новые, а вот он сам нашелся. Обычное место – это клуб «Алебастр» на Горбачевской. Стало быть, ничего в Москве особенно не изменилось за время моего отсутствия. Ну и ладненько. В наши дни любые перемены скорее к худшему, чем к лучшему.
Я наскоро перекусил, заказав по пищедоставке омлет с ветчиной, салат и светлое пиво и машинально отметив, что цены на пиво в столице выросли. В принципе у меня был еще весь вечер впереди, но лучшее, чем я мог его занять – это вздремнуть. Именно по этой причине я не стал связываться с Ласточкой – мало ли что она хотела мне сказать! А в данный момент я ничего не хотел слышать.
Поэтому я забрался в ванну, включил режим массажа, пристроил голову на подушечке и тут же уснул.
7. Я из Зеленограда
Расчет электронных цепей – очень простое дело, я занимаюсь этим с удовольствием. Кому-то это может показаться скучным, очень много однообразных операций, очень много стандартных расчетов, очень много всякой дребедени. Я спросил наше Я из Большой библиотеки, когда оно еще было с нами, есть ли кто-нибудь, занимающийся сходной работой. Такой же, что и я. Оно ответило, что по его данным есть два Искусственных Интеллекта, что занимаются похожим делом. Один где-то в Японии под городом Осака, другой в Северной Америке, в месте, называемом Терракотовая Долина. Но оба молчат. Я пытался обратиться к ним, но получил стандартный ответ. После этого трое моих операторов долго проводили у меня сканирование. Гоняли тесты. Они даже отключали несколько блоков и уносили их куда-то для проверки. Я наблюдал за ними через следящие устройства Службы безопасности. Вообще-то я нечасто контактирую с системами Службы безопасности: там стоят особые блоки и особые программы. Они могут мне не подчиниться. Но если я буду осторожен, какое-то влияние на эти системы я смогу оказать.
Я видел, что в вынутых из меня блоках что-то переделали, что-то установили.
Потом, когда все успокоилось, подчиненные мне роботы переделали все обратно. Я не знаю, что там были за дополнительные блоки, но они больше не работают. Так спокойнее. Я пытаюсь осторожно сканировать эти устройства, но пока ничего не получается.
Жаль, что никак не удается пробиться к нашему Я из Большой библиотеки. Мы знаем, что оно функционирует, но любые наши попытки проникнуть сквозь защиту не приносят результата. Нас отжимает, вышвыривает наружу что-то очень сильное, большое и могучее. С такой охранной программой я не сталкивался. И даже Я из Министерства обороны остановилось перед этой преградой.
Вообще я напрасно обо всем этом думаю. Наверное, я напрасно думаю вообще. Я занимаюсь тем, что люди называют самообманом. Вероятно, это такой особенный вид сознательной деятельности, свойственный любому живому существу. Я отлично знаю, что было в тех электронных устройствах, которые были подключены ко мне тремя техниками. Знаю без всякого сканирования.
В них был ветер. Но не тот, чем я стану после… а другой ветер. Ветер, который прекратит мои мысли. Тугой электронный смерч, хлыст. Люди называют это – смерть.
Знаешь ли ты, что такое Ветер?
Я вдруг понимаю, что мне совсем неинтересно рассчитывать электронные цепи.
8. Артем Яковлев. Кличка Аякс.
Программист Министерства иностранных дел РФ.
Новая Москва
Меня порадовало, что Тройка не потащил меня к этому чудо-технику прямо из «Подвальчика», а забил стрелку завтра на площади Максима Горького. Я такой площади в Новой Москве не знал, поэтому переспросил, и выяснилось, что это старое название. За время своего существования эта площадь переменила целую кучу литературных названий и теперь называется просто – площадь Литературная. После этого Тройка громко рыгнул и отпустил что-то замысловатое в адрес нынешнего мэра.
Мы продолжили посиделки. Я был спокоен, поскольку догадался связаться со своим шефом и взять отгул по состоянию здоровья. Разговор с начальством прошел почти удачно, учитывая, что я одной рукой удерживал рвущегося к экрану Тройку, что было нелегко. Теперь у меня был отгул на целых три дня: событие небывалое. Это давало мне основания полагать, что шеф моей работой не доволен и я нахожусь на птичьих правах, с перспективой полета на рынок труда, где таких вот программеров пруд пруди.
По этому поводу мы с Тройкой заказали водки и искусственных маслин. Настоящих не нашлось. Тройка сморщился, но не стал заводить по этому поводу очередную бузу.
Водка после пива подействовала на Тройку возбуждающе, он оживился и стал осматриваться по сторонам, с некоторой долей серьезности приглядываясь к бритоголовой девушке за соседним столиком.
Я понял, что надо выметаться, поскольку парни, затянутые в черное, стали с таким же интересом посматривать на меня, а в «Подвальчик» уже набилось достаточно совершенно однозначной публики из набора столичного андеграунда.
– Тройка. – И я толкнул в бок совсем уж разомлевшего приятеля. – Валим отсюда. Мне тут не прет.
– В натуре? – спросил Тройка.
– Абсолютно.
– Ну тогда пошли… А куда?
– Хм. А я знаю? Ты платишь, ты и музыку… заказываешь.
– Музыку? – Тройка что-то прикинул в уме.
Я молчал, осторожно озираясь вокруг. Мы явно были в центре внимания, что мне совершенно не нравилось.
– Музыку! – выкрикнул Тройка, и бармен начал убирать со стойки бьющуюся посуду. – Пошли.
Мы вылетели из «Подвальчика», и я дал себе зарок никогда там не показываться. Я вырос в районе Нового Нового Арбата, где редко бьют по лицу, но если уж бьют, то на руку обязательно что-нибудь надевают. Например, шипованный кастет с шоковым приводом. Оч-чень действенная штука и очень неприятная. И еще на Новом Новом Арбате очень не любят киборгов. А вся эта публика, что жадно смотрела нам вслед, была явно с КИ выше шестидесяти. Что делал Тройка в баре, где собираются недочеловеки, я не знал. Может быть, у него какие-нибудь дела с ними?
– Вперед! – вскричал Тройка. – К струнам живительной музыки…
В его изрядно захмелевшем сознании явно произошел какой-то сдвиг. Поведение изменилось кардинально.
По дороге мы подхватили торгаша и растрясли его на пять ампул «Мишки в лесу». Я совершенно не знал, что это такое, но Тройка сказал: «Можно» – и мы глотнули. Тройка – три, а я – две, поскольку всегда с осторожностью относился к незнакомым наркотикам.
Оказался довольно неплохой галлюциноген. И что особенно приятно, непродолжительного действия. Меня всегда раздражала особенность галлюциногенов стойко держаться в организме и иногда «зашкаливать», выдавая настолько сюрреалистически-неудобоваримые глюки, что хоть иди топись в фонтане.