Она узнала, что Оденат вернулся, прежде, чем он въехал в ворота дворца, но ждала, когда он сам придет к ней. Проходя через прихожую, она бросила взгляд на свое отражение в серебряном зеркале. То, что она увидела, успокоило. Она все еще прекрасна. Лицо гладкое, без морщин, черные, как полночь, волосы не тронула седина, глаза ясные. Она носила одежду по парфянской моде: вишневые шаровары, бледно-розовую блузу без рукавов, вишневую тунику с длинными рукавами, вышитую золотой нитью и украшенную маленькими жемчужинами. На ногах у нее были сандалии из покрытой позолотой кожи. Ее волосы были собраны высоко на голове и образовывали целое сооружение из кос и локонов, украшенное мерцающими гранатами.
Войдя в комнату, она заметила в глазах Одената восхищение, и это было ей приятно.
– Оденат, любимый мой! Мне не хватало тебя! Где же ты был эти дни? – произнесла она своеобразным хрипловатым голосом, являвшим собой разительный контраст с ее женственной внешностью, и обняла сына.
Он улыбнулся и увлек ее за собой на покрытую подушками скамью.
– Я был в пустыне, мама, в лагере моего двоюродного брата, Забаая бен Селима. Я пригласил его дочь Зенобию провести лето здесь, в нашем дворце.
Аль-Зена ощутила неприятный холодок, а ее сын довольно уверенно продолжал:
– Я хотел бы жениться на Зенобии, но она еще молода и колеблется. Я подумал, что если бы она провела лето здесь и получше узнала нас, то не чувствовала бы себя так неуверенно. Хотя ее отец может приказать ей выйти за меня замуж, для меня гораздо предпочтительнее, чтобы она сама захотела этого.
Аль-Зена была не подготовлена к новости, которую сообщил ей сын. Ей нужно время, чтобы подумать. Однако она сказала то, что казалось ей совершенно очевидным:
– Оденат, ведь у тебя впереди еще предостаточно времени, чтобы жениться. К чему такая спешка?
– Но, мама, ведь мне уже двадцать пять лет! Мне нужны наследники!
– А как же дети Делиции?
– Они – мои сыновья, но они не могут быть моими наследниками. Ведь они – дети рабыни, наложницы. Ты же все это знаешь, мама. Знаешь, что когда-нибудь я должен жениться.
– Но ведь не на девушке из племени бедави! Оденат, неужели ты не мог придумать ничего получше?
– Зенобия – только наполовину бедави, как и я сам, мама.
Он улыбнулся ей немного печально. Он прекрасно знал о ее чрезвычайно развитом собственническом чувстве, хотя она считала, что он и не подозревает об этом.
– Ее мать – прямой потомок царицы Клеопатры, а сама Зенобия – прекрасная и умная девушка. Я хочу, чтобы она стала моей женой, и она будет ею!
Аль-Зена попробовала взять другой курс, который дал бы ей время поразмыслить.
– Разумеется, сын мой, я забочусь только о твоем счастье! Несчастная Делиция! Сердце ее будет разбито, когда она узнает, что ей придется уступить другой место в твоем сердце!
– У Делиции нет никаких иллюзий относительно ее места в моей жизни! – резко возразил Оденат. – Ты ведь позаботишься о том, чтобы Зенобию хорошо приняли здесь, не правда ли, мама?
– Раз уж ты так решительно настроен взять ее в жены, сын мой, я буду обращаться с ней как с собственной дочерью, – ответила аль-Зена.
Оденат поднялся и поцеловал мать.
– А больше я ничего и не прошу у тебя! – сказал он и оставил ее, чтобы навестить свою любимую наложницу Делицию.
Как только он ушел, аль-Зена схватила фарфоровую вазу и в припадке ярости швырнула ее на пол. Жена! О боги, она так надеялась, что ей удастся предотвратить это! Наследники! Ему нужны наследники для этого города, этой навозной кучи! Пальмира, как бы она ни хвасталась тем, что ее основал царь Соломон, не может сравниться с ее любимыми древними персидскими городами, царством культуры и знаний. Это место, где она находилась в ссылке на протяжении прошедших двадцати шести лет, не что иное, как навозная куча посреди пустыни! Ну что же, ведь пока он еще не женился! Быть может, если она поработает как следует над этой маленькой дурочкой Делицией… Если Оденат желает девушку-бедави, что ж, пусть соединится с ней! Но взять ее в жены?! Никогда!
Делиция тепло приветствовала своего хозяина. Она прижалась к нему всем телом и подняла лицо для поцелуя.
– Добро пожаловать, мой господин! Мне очень не хватало тебя, и твоим сыновьям – тоже.
Он поцеловал ее нежным, но бесстрастным поцелуем. Она – очень милая девушка, но уже давно наскучила ему.
– Вы все здоровы? – спросил он.
– О да, мой господин! Правда, Берн упал и сильно оцарапал колено. Ты же знаешь, ему обязательно хочется делать все то, что делает его брат Лин, хотя тот старше.
Уткнувшись в его ухо, она увлекла его на ложе и сама опустилась вместе с ним.
– Ночи без тебя так длинны, мой господин!
Его переполнил запах ее духов – запах гортензии, и он вдруг почувствовал, что пресытился им.
Он снял ее пухлые ручки со своей шеи и сел. У него не было желания заниматься с ней любовью. Он с удивлением осознал, что не желает заниматься любовью ни с одной из женщин из своего гарема.
Он сказал:
– Делиция, я скоро женюсь. Через несколько дней Зенобия бат Забаай, единственная дочь моего двоюродного брата, приедет сюда, чтобы погостить в нашем дворце. Она станет моей женой, а ее дети – моими наследниками.
– Ее дети – твоими наследниками? А как же мои сыновья? Ведь они и твои сыновья тоже!
– Ты, разумеется, знала, что дети наложницы не могут наследовать трон Пальмиры.
– Но ведь твоя мать сказала, что мои сыновья – твои наследники!
– Не моей матери это решать! Она – персиянка! Когда она вышла замуж за моего отца, ей следовало бы стать гражданкой Пальмиры, однако она не сделала этого. Она провела здесь всю свою жизнь, всячески принижая мое царство, и ни разу не побеспокоилась о том, чтобы узнать его обычаи. Если бы я последовал ее примеру, она сделала бы из меня самого ненавистного правителя из всех, кто когда-либо правил Пальмирой. Но к счастью, я последовал примеру своего отца, и он предостерегал меня, чтобы я никогда не женился на чужеземке и моих сыновей не учили ненавидеть то, что достанется им в наследство. Закон говорит об этом ясно, Делиция. Дети наложницы не могут получить в наследство царство Пальмиру.
– Но ведь ты можешь изменить закон, мой господин, не правда ли?
– Я не сделаю этого, – спокойно ответил он. – Твои сыновья – хорошие мальчики, но они наполовину греки. А мы с Зенобией оба из племени бедави, и наши сыновья тоже будут бедави.
– Ты ведь наполовину перс! – упрекала его Делиция. – А мать твоей драгоценной невесты, насколько я помню, гречанка из Александрии!
– Но мы выросли здесь, в Пальмире, и прежде всего мы – дети своих отцов. А наши отцы – бедави.
– Но если следовать этой логике, наши с тобой сыновья – тоже бедави! – возразила она.
Оденат испытал одновременно раздражение и грусть.
Ему не хотелось обижать Делицию, но она не оставляла ему выбора. Он молча проклинал свою мать за то, что она осмелилась заронить в женщине напрасные надежды. Теперь он окончательно понял, почему аль-Зена поощряла его связь с бедной Делицией, хотя всегда ненавидела женщин из его гарема – ненавидела и, как он теперь осознал, одновременно боялась. Он вздохнул и спросил:
– Кто были твои родители, Делиция?
– Мои родители? Но какое отношение ко всему этому имеют мои родители?
– Ответь мне! Кто были твои родители? – Его голос теперь звучал резко.
– Не знаю! – раздраженно ответила она. – Я не помню их, потому что была совсем маленькой, когда меня забрали.
– Они были вольноотпущенными?
– Не знаю.
– Расскажи мне о твоих самых ранних воспоминаниях. Подумай и скажи, что прежде всего ты вспоминаешь из своей жизни.
Она наморщила брови и в течение нескольких минут хранила молчание. Потом заговорила:
– Самое первое, что могу припомнить, – это как меня угощали леденцами в публичном доме в Афинах. Я была еще совсем маленькая, года четыре, не больше. Мужчины, бывало, сажали меня к себе на колени, сжимали в объятиях и называли меня своей хорошенькой и прелестной малышкой.
– Когда я купил тебя, ты не была девственницей! – сказал он.
– Конечно, нет! – ответила она. – Мою девственность продали на аукционе в Дамаске, когда мне было одиннадцать лет. Я сделала своего хозяина очень богатым человеком, потому что никогда еще ни за одну девственницу он не получал такую высокую цену.
– Потом ты в течение трех лет была проституткой, и я выкупил тебя у госпожи Раби.
– Да, это так. Но почему ты расспрашиваешь меня об этом? Ведь когда ты купил меня, ты знал, кем я была.
– Да, Делиция, знал. Ты неглупая женщина. Подумай, ты не знаешь своих родителей, не знаешь, кто были твои предки, не знаешь даже, откуда ты родом. Прежде чем я купил тебя, ты была профессиональной проституткой. В тот день, когда я приобрел тебя, ты давала представление перед всей Пальмирой! Как же я могу сделать наследниками сыновей такой женщины, как ты? Законы этого города – это законы самого Соломона! Моя жена должна быть безупречна, а предки моих сыновей должны быть подтверждены документально на сотни поколений назад, и все должны знать и видеть это. У следующего правителя Пальмиры должна быть прекрасная родословная. – Он обнял ее и поцеловал макушку ее золотистой головки. – Я знаю, ты понимаешь меня, Делиция!
– Значит, ты женишься только для того, чтобы иметь законных наследников?
В голосе Делиции послышались нотки надежды, и Оденат почувствовал себя обязанным развеять и эту надежду.
– Я женюсь по любви, Делиция. Я всегда был честен с тобой. Я купил тебя, чтобы расстроить планы римского губернатора, который удовлетворил бы свою страсть к тебе, а потом отослал бы тебя обратно к госпоже Раби, где ты провела бы остаток своей очень недолгой юности, удовлетворяя каждую ночь множество любовников. А вместо этого я купил тебя и сделал своей наложницей. У тебя было в этом мире все, чего ты желала, и даже больше. Ты живешь в почете и безопасности, избавлена от нужды, и так будет всегда, до конца твоих дней, если, конечно, ты не вызовешь мое недовольство. – Его последние слова прозвучали как мягкое предостережение.
– Но что же будет с моими сыновьями? Если они – не твои наследники, то что же будет с ними? – спросила Делиция.
– Их воспитают так, чтобы они служили Пальмире, мне и моему преемнику. Они – повелители в этом городе. Твои сыновья – и мои сыновья тоже, и им ничто не угрожает.
– Даже со стороны Зенобии бат Забаай? – со злостью спросила она.
– С какой стати Зенобия будет желать зла твоим сыновьям? Ты глупа, моя милая, и озлоблена из-за постигшего тебя разочарования. Но вспомни-ка, ведь ни я, ни Зенобия не говорили тебе, что твои сыновья унаследуют мое царство. Если ты злишься, Делиция, то направь свой гнев против той, которая заслужила это. Направь его против моей матери, ведь именно она ввела тебя в заблуждение!
Белая кожа Делиции от ярости покрылась красными пятнами. Оденат прав. Именно аль-Зена заставила ее поверить, что ее дети получат в наследство маленькое царство своего отца. Делиция неглупая женщина и, поразмыслив, пришла к выводу, что ей и в самом деле повезло. Ее не только спасли от жизни бесправной проститутки, но и ее сыновья – гарантия того, что она будет по-прежнему сохранять свое вполне приличное положение. Какой же дурочкой она будет, если разрушит все это только из-за того, что следующими правителями Пальмиры будут еще не рожденные дети другой женщины!
Она чувствовала, что уже надоела своему хозяину. «Что ж, – решила Делиция. – Я в безопасности, и мои сыновья тоже. Я даже подружусь с Зенобией бат Забаай. Это, несомненно, не понравится этой старой кошке аль-Зене».
Делиции улыбнулась. Ее дыхание снова стало ровным. Ее охватило предвкушение того наслаждения, которое она испытает, когда заставит сердиться мать Одената.
– Чему же ты улыбаешься, любимая?
– Я улыбаюсь, потому что ты прав, мой господин, я и вправду совсем глупая. С твоего позволения, я буду приветствовать Зенобию бат Забаай как твою супругу и княжну.
Оденат улыбнулся ей в ответ:
– Я знал, любовь моя, что стоит тебе поразмыслить, и твой ум и врожденное здравомыслие проявят себя.
Он встал и снова поцеловал макушку ее белокурой головки.
– Я увижусь с мальчиками позже, любовь моя. Сейчас мне надо подготовить дворец к приезду Зенобии. Мне так хочется, чтобы ей у нас понравилось.
Изящно приподняв прекрасные брови, Делиция наблюдала, как Оденат уходит из ее апартаментов.
Должно быть, Оденат и вправду влюблен, раз так волнуется из-за всяких мелочей. Наверное, Зенобия бат Забаай уже не похожа на того худенького ребенка с мрачными глазами, который четыре года назад сидел и бесстрастно наблюдал за умирающим человеком. Делиция пожала плечами. Она уйдет в сторону от этих дворцовых интриг! Пусть маленькая бедави сама разбирается!
На следующий день после полудня Зенобия въехала во дворцовый сад на своем верблюде. В этот час большинство граждан дремало в прохладе. У нее не было желания привлекать внимание к своему визиту.
Аль-Зена холодно наблюдала, как Оденат помог закутанной в плащ девушке слезть с верблюда. Она откинула капюшон, и аль-Зена увидела прекрасное лицо.
– Мой господин? – тихо произнесла Зенобия, наклонив голову в знак приветствия.
– Добро пожаловать в мой дом, Зенобия! – сказал он в ответ. – Надеюсь, скоро он станет и твоим домом, мой цветок!
Зенобия смутилась, и ее бледно-золотистая кожа залилась персиковым румянцем.
– Все будет так, как пожелают боги, мой господин.
Князь повернулся к аль-Зене и вывел ее вперед.
– Это моя мать, Зенобия, – сказал он.
– Это большая честь для меня, моя госпожа!
– Добро пожаловать во дворец, моя… – аль-Зена пыталась подыскать нужное слово, – мое дитя! Надеюсь, твое пребывание здесь будет счастливым!
– Спасибо, госпожа! – учтиво ответила Зенобия.
Несколько минут спустя ее устроили в комфортабельных апартаментах вместе с Баб, которая деловито распаковывала вещи и болтала. Баб приехала во дворец на несколько часов раньше Зенобии.
– Вот дворец так дворец! – восторгалась Баб. – Большой, с прекрасным садом, а комнаты какие просторные! Кажется, здесь множество рабов, чтобы прислуживать нам. Надеюсь, кормят здесь прилично.
– Тише, Баб! Даже твое благоразумие не может сдержать твой язык!
Баб усмехнулась и продолжала распаковывать и раскладывать одежду Зенобии.
– Не уверена, что твои наряды достаточно элегантны для этого дворца. Нам следовало бы приехать сюда позже. Тогда у нас было бы время, чтобы сшить для тебя новые туалеты.
– Ты уж слишком беспокоишься, старушка! – поддразнивала ее девушка. – Либо я нравлюсь князю, либо нет. А если не нравлюсь ему, то сколько бы красивых перышек у меня ни было, это мне не поможет!
– Но не сам князь внушает мне беспокойство, а его мать! – Баб понизила голос: – Я слышала, что она очень несчастна из-за того, что он собрался жениться. Она надеялась, что он удовольствуется своей наложницей Делицией. Говорят, что княжна альЗена – очень своевольная и властная женщина.
– Она настроена именно против меня, Баб, или вообще против любой девушки?
– И то и другое, моя малышка! – ответила Баб.
Они с Зенобией всегда были честны друг с другом.
На мгновение Зенобия задумалась, а потом снова заговорила:
– Самый лучший способ найти общий язык с этой госпожой, как я думаю, – это изображать саму сладость. Как сможет она обвинять меня в дурных манерах? – Зенобия усмехнулась.
– А как ты будешь вести себя с его наложницей, дитя мое? Ведь нельзя жить в одном дворце и никогда не встречаться!
– У меня нет сомнений, что мы будем встречаться, но, когда это случится, я подружусь с ней.
– Зенобия! – Баб была потрясена.
– У меня нет выбора, Баб! Если я выйду замуж за Одената, я должна стать ему помощницей, а не помехой. Как же мы сможем успешно править Пальмирой, если в нашем собственном доме разгорится война. Допусти я это, он сначала испытает беспокойство, а потом обидится на меня. Нет, я должна одержать верх над ними обеими – над его матерью и над Делицией. – Она улыбнулась Баб. – Не беспокойся, я не забуду о том, во что меня вовлекли, но сейчас мне хотелось бы принять ванну. Не сомневаюсь, что такая простая вещь доступна мне в таком чудесном месте!