– До меня дошли слухи, что дело давным-давно так и обстоит, – парировала Риган. – Говорят, что в округе не менее дюжины твоих отпрысков, Йэн Фергюсон. Но как бы то ни было, дети, которых рожу тебе я, положат конец нашей розни и будут твоими законными наследниками, супруг мой.
– А ты смелая…
Йэн не знал, что делать: ударить ее за такую наглость или сделать вид, что ничего не произошло? Он обнаружил, что ему по сердцу ее бесстрашие.
– Дональд говорит, что ты наставляла мне рога с Джеми Макдуффом, Груочь. Ну, если это так – я убью тебя и возьму в жены крошку монашку!
– Дональд лгун, – спокойно отвечала она. – Идите сюда, мой господин, и убедитесь сами, девственна я или нет.
«Дональд заплатит за это», – подумала про себя Риган, протягивая руки навстречу Йэну Фергюсону.
Он отбросил одеяло, скрывавшее ее юное тело. У нее были прелестные маленькие грудки и высокая талия. Кожа ее была цвета сливок. Он протянул руку, чтобы потрогать. Ах, какая гладкая, какая нежная… Потом коснулся ее золотого локона. Волосы мягкие, словно пух… Склонившись над девушкой, он поцеловал ее второй раз за день – и тут же в нем проснулась похоть. Он вскарабкался к ней на постель и сомкнул руки вокруг ее тела.
Риган сморщила носик. От Йэна Фергюсона несло потом и лошадьми. Надо же, не потрудился помыться даже перед свадьбой! И хотя ей и было любопытно, как все происходит между мужчиной и женщиной, она не завидовала сестре… Подумаешь, подарок! Рука его вдруг скользнула вниз, проникла меж бедер, трогая ее там, где, как она полагала, никто и никогда ее не коснется. Он придавил ее к постели всем телом, другая рука блуждала по ее груди… Риган закусила губу, чтобы не закричать, – его грубое поведение начинало уже пугать ее. Но она вовремя вспомнила предупреждение Груочь. «Не дай ему почувствовать, что ты боишься!»
Она вывернулась из его объятий:
– Что я должна делать, Йэн? Должна же ведь и я делать что-то, разве нет?
Изумленный, он уставился на нее.
– Чего? Нет, дорогуша, тебе ровным счетом ничего делать не надо. Сейчас ты станешь моей. Просто лежи… и будь хорошей девочкой. В постели все делает только мужчина. – Он вновь прижался губами к ее рту и просунул язык так глубоко, что Риган чуть не вырвало.
Она была ошеломлена. Так, значит, женщина просто должна лежать тихо, как мышонок? С какой тогда стати многим из них так все это нравится? Но может быть, когда они приступят к делу, что-нибудь прояснится? По крайней мере то, что происходит сейчас, до ужаса противно…
– Раздвинь-ка ножки, милашка! – приказал Йэн, и, как только она повиновалась, он оказался между ее ногами. «Ее смущение неопровержимо доказывает ее девственность», – подумал про себя Йэн. Ну, он всыпет Дональду по первое число, если только тот солгал! Йэн Фергюсон устроился поудобнее и грубо вошел в ее тело, но тут же натолкнулся на преграду. Так вот она, ее девственность, возликовал он, потом чуть подался назад, но лишь затем, чтобы еще яростнее устремиться к заветной цели…
Риган громко вскрикнула от изумления и острой боли, которая тут же распространилась на всю поясницу. Позабыв советы Груочь, она принялась бороться с Йэном изо всех сил, молотя кулачками по его волосатой груди, а тот, не обращая внимания на ее протесты, продолжал свое дело размеренно и мощно…
– Ты делаешь мне больно, Йэн! – рыдала она. – Прекрати! Прекрати!
Но он словно ее не слышал. Член его двигался в ней все быстрее и быстрее, и вот Йэн громко застонал и, покрытый потом, распростерся на ней.
– О Иисусе, ну и трудно было, детка! Твой потаенный проход еще так узок, но мы поможем горю, мой жеребец и я… – горячо зашептал он ей на ушко. Затем он слез с постели, взял свечу и, приподняв ее повыше, с ухмылкой осмотрел ее бедра, простыню и свой теперь уже обмякший член – все было запятнано алой кровью. Подойдя к двери, он распахнул ее: – Войди, папа, и погляди сам. Моя женушка и вправду оказалась девственницей – или я ошибся, Груочь?
«…Поначалу было очень больно, а потом уже не так», – думала Риган. И все равно ей не понравилось совокупление, вовсе не понравилось… Смущения она не чувствовала. Ей просто было очень холодно – оттого она и дрожала. Если это называется любовью, то пусть этим занимается сестрица… Для нее же в этом нет ничего привлекательного.
– Вздуй Дональда от моего имени, папа, – сказал отцу Йэн. – Щенок нам солгал.
– Так говорила и маленькая монашка, когда я спросил ее нынче обо всем этом, – отвечал Элэсдейр Фергюсон. – Ну и прекрасно, я рад, что девица оказалась непорочной. Не стану мешать тебе, парень. Наслаждайся – и доброй тебе ночки!
…Риган думала, что Йэн никогда не уснет. Еще дважды он терзал ее измученное тело. Потом наконец, к ее величайшей радости, он громко захрапел. Когда она убедилась, что он крепко уснул, Риган выпросталась из-под одеяла и, подняв с пола сорочку, тихо, словно мышка, скользнула за дверь. Быстро спустившись ниже этажом, она вошла в покои, где ее сестра сидела у ложа матери.
Груочь вскочила на ноги.
– С тобой все в порядке? – прошептала она.
– Ну, знаешь… – отвечала Риган. – Он причинил мне ужасную боль. – Она вкратце пересказала все, что произошло в спальне. – Лучше тебе поспешить наверх, пока он не проснулся. У меня нет сомнений, что это чудище снова захочет поиметь свою молодую женушку еще до рассвета. Он похотлив, словно жеребец, моя сестрица.
Сестры снова обменялись платьями, а Груочь намазала внутреннюю поверхность бедер заранее заготовленной цыплячьей кровью и торопливо натянула сорочку.
– Спасибо тебе… – просто сказала она. И вот ее уже и след простыл…
Риган торопливо смыла со своего тела следы позора и оделась. Потом уселась и поморщилась от боли, когда ее маленькая попка соприкоснулась с досками лавки. Как все-таки это больно…
– Риган… – Голос матери пробудил ее от тягостных раздумий.
Риган наклонилась к умирающей, вглядываясь в ее лицо:
– Что?
Мать протянула руку и крепко сжала ладонь дочери:
– Ты добрая девочка… – И Сорчи Макдуфф не стало.
Риган была потрясена, но чем именно, она не могла с уверенностью сказать. Кончина матери была так проста… Чего не скажешь о ее последних словах. Риган всю жизнь прождала ласкового слова от Сорчи Макдуфф, но вся любовь матери была лишь для Груочь, все ее мечты и чаяния были связаны лишь со старшей, с любимицей… Лишь ей говорила Сорча ласковые слова. А вот последних слов матери никто у Риган не отнимет…
– Ах, мама! – только и смогла она выговорить. – Да примет Господь твою бедную душу…
Освободив пальцы от пожатия мертвой руки, Риган Макдуфф спустилась вниз, в зал, чтобы сообщить Макфергюсу, что мать ее почила. Он кивнул, и ей показалось, что в голубых глазах его блеснули слезы.
– Я позову старую Бриди, чтобы она омыла и убрала тело как подобает, милорд, – сказала Риган. – Пусть Груочь с молодым мужем спят спокойно…
– Да, – согласно кивнул он. И более не вымолвил ни слова.
На следующий день они предали земле тело Сорчи Макдуфф возле могилы ее мужа, на склоне холма у озера. День был серый и дождливый. Когда завернутое в саван тело опускали в могилу, трубы играли гимн клана Макдуфф. После смерти Торкиля сердцем клана стала Сорча. И вот это сердце перестало биться… Наследница Бен-Макдуи замужем за Фергюсоном, а через месяц сестра ее поедет через всю Шотландию в монастырь, и более никто ее не увидит. Погребальный плач Макдуффов был горьким, продолжительным и непритворным…
Джеми Макдуфф разыскал Риган.
– Ну и как, понравилась Йэну Фергюсону его невеста? – с лукавинкой спросил он.
– Она была чистой и непорочной, – спокойно ответила Риган. – И если кто-то усомнится в этом, то получит кинжал в самое сердце, кузен. – Голос ее звучал предупреждающе.
– Выходи за меня… – сказал он, изумив девушку несказанно.
– Что? Может быть, ты спутал меня с Груочь, юнец? Нет, ты просто хочешь оскорбить меня… Не разыгрывай дурня, Джеми! – дружески посоветовала ему она.
– Ты дочь Торкиля Макдуффа, – объяснил он. – Ты знаешь, что многие хотят возрождения попранной чести клана Макдуфф и падения Фергюсонов…
– На свете множество дурней, Джеми Макдуфф, – перебила его Риган. – Я никогда не знала отца: он погиб в междуусобной брани еще до моего рождения. Все эти годы мы жили в мире. Фергюсоны значительно превысили нас числом, потому и победили. Для чего ты вновь затеваешь смуту? Чтобы наши юноши вновь гибли во славу клана Бен-Макдуи? Нет, я не возьму на душу такого греха…
– Твоя мать никогда бы не сложила оружия…
– Наша мать мертва! – зло воскликнула девушка. – И если тебя существующее положение вещей не устраивает, Джеми Макдуфф, – убирайся! Покинь клан Бен-Макдуи! Я не позволю тебе разрушить счастье сестры!
– Счастье? Уж не с Йэном ли Фергюсоном? – недоверчиво и насмешливо спросил он.
– Только нынче утром она по секрету призналась мне, что Йэн – восхитительный любовник, – сказала Риган. И неумолимо прибавила: – Лучший, какого она когда-либо знала…
В ярости юноша покинул ее. Больше она никогда его не видела. К своей радости, несколькими днями позже она узнала, что Джеми Макдуфф завербовался в солдаты и уехал в какую-то неведомую Византию. Груочь же была просто счастлива отделаться от своего бывшего возлюбленного. Страстность молодого мужа пришлась ей весьма по вкусу, и она была вполне довольна…
Риган все еще оставалась в замке Бен-Макдуи, но, к своему изумлению, обнаружила, что без матери она здесь и вовсе чужая. А Груочь вскоре стала мучиться ревностью при малейшем знаке внимания, оказываемом ее супругом родной сестре. Теперь она беззастенчиво торопила ее со сборами и отъездом. И радостно вздохнула, узнав, что месячные у Риган пришли вовремя…
– Ну теперь-то ты едешь? – спросила она чересчур прямо.
– Да, – ответила Риган. – Но ведь ты дашь мне время, чтобы оправиться, сестра? Ты же знаешь, как тяжело мне будет в дороге, да еще теперь…
– Ну конечно, – с неохотой вымолвила Груочь. – К тому же это путешествие будет не из легких. Я не хочу, чтобы у тебя были лишние проблемы…
– Когда я уеду, мы больше никогда не увидимся, – сказала Риган. – Но я всегда буду любить тебя, Груочь!
– И я… – Голос Груочь смягчился. – Правда, я вовсе не хочу, чтобы ты уезжала, но старик тверд в своем решении. Он говорит, что ты своим присутствием здесь лишь искушаешь Макдуи, моя Риган…
– И он прав, – отвечала сестра. – Джеми Макдуфф так просто напрямик предложил мне пойти за него и восторжествовать над Фергюсонами, но я прогнала нахала. Причем передала ему, будто ты сказала, что Йэн как любовник даст ему сто очков вперед.
– Да, это так! – хихикнула Груочь. – Ты была права, когда назвала его жеребцом, моя Риган. Я сейчас уже почти жалею, что беременна, – ведь скоро живот мой станет настолько велик, что я не смогу ублажать его. Тогда он снова пойдет по деревенским бабам…
– Ты уже сказала ему, Груочь?
– Нет, но скоро обрадую. – Груочь улыбнулась. – Он надуется от гордости как петух, да и старик растает от счастья, – заключила она.
«…Она довольна, – подумала Риган. – Возмездие, задуманное нашей матерью, совершается, но, похоже, Груочь нет до этого уже ровным счетом никакого дела. Она просто счастлива, что стала женой Йэна Фергюсона, правда, не пойму, с чего… Нет, конечно, он смазливый парень, но неотесанный и грубый. С каждым годом он все более будет походить на отца. Хотелось бы поглядеть, каковы будут их детки, но этого я никогда не увижу. Скоро, очень скоро я покину Бен-Макдуи. Когда-то я думала, что мне будет больно, но теперь… Груочь нашла свое место под солнцем, а вот я – нет».
Погожим весенним утром Риган Макдуфф покидала то, что всю жизнь считала родным домом. Путешествие должно было занять не менее двух недель – им предстояло пересечь Аллоа и попасть в область, именуемую Стретчклайд, в юго-западной оконечности страны. Девушку сопровождали воины обоих кланов. Старый Макфергюс показал ей небольшой, но увесистый ларец, который затем вручил капитану стражи.
– Твое наследство, кроха, – сказал он. – Эндрю собственноручно вручит его матери Уне. – Затем, почувствовав, что девушка в смятении, прибавил: – Обитель Святой Майры находится на самом побережье. Я знаю, милая, ты ведь никогда не видела моря. Оно может быть прекрасным и пугающим, яростным и бурным. А в ясный день ты сможешь увидеть даже скалы Эйре, земли кельтов, по ту сторону пролива. Аббатисой в обители моя родственница Уна, по крайней мере была ею, когда ты родилась. Она добрая женщина, насколько мне известно… Ну а если ее там уже нет – все равно твое имя давно занесено в тамошнюю книгу, тебя ждут, тебя примут. Отныне там твой дом.
– А здесь я теперь чужая, милорд? – храбро спросила Риган.
Макфергюс вздохнул:
– Боюсь, не быть тебе доброй монашкой, но что еще могу я сделать для тебя, милая? У Бен-Макдуи может быть только одна наследница – та, которая сейчас стала женой моего сына. У них вскоре родится дитя. Ты опасна для нас, Риган Макдуфф. Даже не произнося ни слова, ты можешь одним своим присутствием поднять клан Макдуи на мятеж против нас, Фергюсонов, а этого я не допущу! Ты ведь не глупышка. Ты все понимаешь…
– Да, – кивнула Риган. – Но это не значит, что все это мне по душе. А могу я остаться? Я не допущу волнений среди Макдуи! Буду сидеть тише воды, ниже травы. Для меня невыносима мысль, что меня заточат навеки…
– Раскрою тебе один секрет, детка, – сказал Элэсдейр Фергюсон. – Сперва придется научиться терпению. Пока ты молода, это будет нелегко… А потом, дитя, стремись к власти там, за монастырскими стенами. Ты ведь явно не удовлетворишься положением простой монахини – и добро! Познав власть, ты обретешь и покой. А теперь пойди и простись с сестрой.
Груочь и радовалась, и печалилась из-за отъезда сестры. Сознание ее раздвоилось: одна половинка испытывала облегчение. Ведь Йэн частенько поддразнивал ее, говоря, что когда-нибудь может их ненароком спутать… А что, если он по ошибке окажется в постели крошки монашки, как он всегда называл Риган? В этой шутке была доля правды, что крайне волновало Груочь… К тому же Риган знала ее тайну. А если в замке не будет Риган, то Груочь сможет сделать вид, что дитя, шевелящееся у нее под сердцем, и впрямь от Йэна, – ведь мать унесла тайну с собой в могилу. Более никто ни о чем не подозревал.
…И все же Риган была такой же частью ее, как, например, правая рука или нога. Они всю жизнь были неразлучны – а теперь им предстоит расстаться навеки. И вряд ли они когда-нибудь снова свидятся…
Сестры крепко обнялись, цепляясь друг за друга в тщетном порыве… Слова были бессильны. Потом Риган помогли взобраться на низкорослую лошадку. Она всего раз обернулась – но увидела лишь, что Груочь рыдает на плече мужа. Она даже не помахала рукой на прощание…
Они ехали куда быстрее, нежели предполагала Риган. Деньки стояли погожие, а ее свита хотела поскорее доставить девушку в обитель и убраться восвояси домой. Воинам было неуютно в незнакомых землях. Сначала они ехали на запад, затем повернули на восток. И если бы не грустная цель путешествия, Риган от души наслаждалась бы… Она была очарована красотой природы. А ночами они вставали лагерем у самой дороги, лишь изредка находя приют в обители какого-нибудь монашеского ордена. Все воины, сопровождавшие ее, будь то Макдуффы или Фергюсоны, были с ней неизменно почтительны – и не более. Чему, кстати, девушка была несказанно рада: никаких склок, никаких клановых распрей…
Наконец они выехали на дорогу у самого побережья, и вид моря поразил Риган. Казалось, оно безбрежно, бесконечно…
– У него и вправду нет конца и края? – вслух спросила она.
– Представляю себе, как какая-нибудь девушка на том берегу спрашивает в точности о том же!.. – с улыбкой отвечал капитан стражи. Он был Макдуфф, и хотя всем сердцем сочувствовал Риган, но вовсе не хотел возрождения старых родовых распрей между Макдуффами и Фергюсонами. Семейные люди всегда предпочитают мир…