Вскоре погода переменилась: с моря подул холодный ветер и закапал дождь, поэтому обитель Святой Майры выглядела не слишком гостеприимно, когда они постучались у ворот. Большое серое здание за высокими стенами, сложенными из огромных булыжных глыб, стояло на самом берегу моря. Привратница, маленькая и суетливая монашка, впустила Риган и капитана.
– Прошу вас, подождите, – сказала она тихо и смущенно. – Пойду и доложу матери Юб, что у нас гости.
– А мать Уна? Она больше не аббатиса? – спросила Риган монашку. – Может быть, меня здесь уже никто не ждет?… – прибавила она с надеждой.
– Мать Уна уже очень стара и живет в монастыре на покое, – объяснила маленькая монашка. – Но делами обители она больше не может заниматься. – И монашка поспешила вон.
– Не думаю, чтобы в столь тихом местечке были такие уж серьезные дела, – сказал капитан, но, оглядевшись, не мог не признать, что обитель очень и очень богата. На дубовом столе красовались золотые и серебряные подсвечники, на стенах висели великолепные гобелены. В комнате, где им предложено было дожидаться, был прекрасный камин с хорошей тягой – тут совсем не пахло дымом.
– Здесь вы будете в безопасности и довольстве, леди, – постарался как мог утешить грустную девушку капитан.
– Стены… Такие высокие стены, – сказала Риган. – Вокруг замка Бен-Макдуи не было стен. Я могла спокойно приходить и уходить, когда захочу. Не люблю стен…
«Убегу! – думала она. – Как только уедут воины, тотчас же убегу. И никому не будет до меня никакого дела».
– Может быть, если бы замок Бен-Макдуи был обнесен крепостной стеной, ваш отец был бы сейчас жив, а вы просватаны за хорошего человека, как ваша сестра…
Двери открылись, и вошла высокая миловидная женщина. Она была в черном, по обычаю монастыря, но на ее груди сверкал поразительной красоты крест, изукрашенный драгоценными камнями, а рука, протянутая гостям для приветствия, была вся в перстнях.
– Я мать Юб, – произнесла она хрипловатым чувственным голосом. Темные глаза ее с интересом изучали капитана.
– Вот это леди Риган Макдуфф, – промямлил капитан, растерявшись под этим бесстыдным взглядом и в конце концов решив, что не так понял аббатису. – Ее шлет сюда лаэрд Киллилоха, чтобы она стала монахиней в вашей обители. Об этом было договорено уже много лет назад с матерью Уной, родственницей лаэрда. Вот часть ее наследства, матушка.
Риган встретилась взглядом с аббатисой и, к своему удивлению, заметила в ее темных глазах веселые искорки. Неужели эта женщина издевается над ней?
– Но если у девицы нет призвания к монашеской жизни, – возразила мать Юб, – тогда что ей делать здесь?
Она взвесила на ладони тяжелый кошель. Бывало, ей давали кошельки и поувесистее, но и этот не так уж легок. Девица, несомненно, кое-чего стоит…
– Это одна из двух наследниц Бен-Макдуи, – объяснял тем временем капитан. – У покойного лаэрда Торкиля Макдуи родились две девочки. Сыновей им с женой не дал Бог. Потом лаэрд Киллилоха – тот самый родственник матери Уны – предназначил одну из девочек в жены своему старшему сыну. А эта – младшая. Лаэрд не мог допустить, чтобы у Макдуи было сразу две наследницы, а ее сестра теперь уже замужем и носит дитя под сердцем. Этой девушке с рождения была уготована участь монахини, в вашей обители. Вот почему мы здесь, матушка.
– А где находятся земли Бен-Макдуи? – поинтересовалась мать Юб.
– В горах Аллоа, почти что у другого моря, матушка. Мы ехали сюда целых пятнадцать дней.
– Понимаю… – Мать Юб задумалась.
Девушку наверняка отослали столь далеко, на другой край страны, чтобы Макдуи не подняли мятежа против лаэрда Киллилоха, который ловко заграбастал наследство обеих девиц, женив сына на старшей…
– Назовите мне имя вашего лаэрда, капитан.
– Элэсдейр Фергюсон, матушка.
– Передайте Элэсдейру Фергюсону, что он может не беспокоиться более о судьбе леди Риган. Передайте, что я клятвенно заверяю его, что ни он сам, ни кто-либо из клана Макдуи никогда не увидит этой девушки. Теперь она под моей опекой. – Мать Юб улыбнулась. – Можете идти, капитан.
И тут, к величайшему изумлению аббатисы, капитан преклонил колена перед Риган и почтительно поцеловал ей руку:
– Да хранит вас Бог, леди.
Потом поднялся и со вздохом вышел. Привратница поспешила выпроводить его.
– Пойдем со мной, – тоном, не терпящим возражений, сказала мать Юб и, повернувшись так стремительно, что зашуршали юбки, обвившись вокруг щиколоток, вышла из комнаты.
Риган последовала за высокой монахиней. Чтобы поспеть за ней, девушке пришлось почти бежать. В здании, как выяснилось, был просторный внутренний двор с прелестным розарием. Там было очень тихо, и сквозь окна первого этажа слышны были молитвы – монахини возносили хвалы Господу в своих кельях-одиночках. Когда они пересекли двор, мать Юб открыла какую-то дверь. Они поднялись вверх по ступеням и оказались в просторной светлой комнате.
Тут монахиня резким движением сорвала с головы клобук, и черные волосы заструились по ее плечам. Повернувшись к девушке, она приказала:
– Сними плащ, дева! Я должна получше рассмотреть тебя.
Удивленная Риган повиновалась. Под темным плащом она была облачена в темно-синюю тунику. Мать Юб сама стянула покрывало с головы Риган.
– Иисусе! Какие великолепные волосы! – Тут она повернулась к мужчине, который неведомо как и когда очутился в комнате. – Ну, какова грива, Гуннар? Не солома, как у твоих датских девок, а настоящее золото! Да еще с серебряным отливом! – Потом она вновь повернулась к Риган: – Разденься, дева.
– Леди! – Риган была потрясена.
Мать Юб отвесила Риган пощечину:
– Повинуйся мне, дева! Теперь я твоя госпожа. Здесь, в обители Святой Майры, правлю я!
– Так что же вы за монахиня, если у вас в комнате находится мужчина и вы сами требуете от девушки, чтобы она щеголяла перед ним нагишом? – не унималась Риган. – И где матушка Уна? Не думаю, чтобы она одобрила ваше поведение. Я не желаю здесь оставаться!
Человек медленно поднялся со стула. Он был среднего роста, с почти квадратным телом и на первый взгляд казался несколько грубоватым. Череп его был гладко выбрит, но на темени оставлена темно-пепельная косица, перехваченная у основания кожаным шнурком с бронзовыми наконечниками. Подойдя к Риган, он взглянул девушке прямо в глаза, но она не затрепетала, подобно сотням других, на кого он так глядел прежде. Улыбка его была ледяной. И вдруг он схватил ее одной рукой за волосы, а другой рванул тунику у ворота так, что она разорвалась почти надвое. Он быстро освободил ее тело от обрывков одежды и отошел, чтобы полюбоваться.
– Девственница-блондинка, – одобрительно сказал он. Голос его звучал хрипло. – Это кругленькая сумма! Донал Рай говорил, что от мавров за блондинку-девственницу можно получить целое состояние. А эта к тому же очень молода…
– Я не девственница! – Риган плюнула ему в лицо. Вот вам! Это спутает их планы, что бы они ни задумали.
– Не девственница? А сюда тогда зачем явилась? – завизжала мать Юб. – Ты, должно быть, вконец потеряла стыд, если являешься в святую обитель, утратив девственность!
Мужчина оглушительно расхохотался:
– Уймись, Юб! Да девка просто врет без зазрения совести, чтобы спастись! Что, разве я не прав, милашка?
– Я не лгу! – зло бросила Риган.
– А вот сейчас и проверим! – И он снова крепко схватил ее за волосы.
– Я не лгу! – упрямо повторила Риган.
– У тебя был любовник? – спросил он.
– Муж моей сестры…
– Так вот почему тебя упекли сюда! – возмутилась мать Юб. – Ах ты, распутная девка!
– А сами вы, леди? – напала на нее Риган. – Не знаю уж, каковы вы на самом деле, но это занятие не для монахини! Вам должно быть совестно!
Страха девушка не чувствовала, хотя подозревала, что все на самом деле очень страшно. В самом воздухе ощущался запах беды.
Мужчина по имени Гуннар, все еще крепко держа девушку за волосы, подтащил ее к столу, стоящему у окна. Потом, схватив ее железными пальцами за шею, он силой заставил ее согнуться.
– Стой спокойно! – зарычал он. – Не то убью, девка!
Она почувствовала, как пальцы его ощупывают ее бедра. Тяжелое мужское тело прижималось к ней все теснее. Потом Риган почувствовала, как твердая, как камень, мужская плоть входит в нее…
– Ублюдок! – зашипела мать Юб. – Ты страшный человек, Гуннар Кровавый Топор! Иметь эту девку прямо здесь, в моем присутствии! Ненавижу тебя!
– Она не солгала, – оборвал он вопли оскорбленной женщины. – Она не девственница, но еще совсем недавно была ею. Муж ее сестры, похоже, был у нее единственным мужчиной. – Мускулы его зада ритмично сокращались в такт его размеренным движениям. – Донал Рай возьмет ее, Юб, и хорошо заплатит. Похоже, одна эта девица стоит всех прочих, которых мне удалось собрать за это плавание. Теперь можно считать рейд успешным. – На мгновение глаза его закрылись, он глухо застонал от наслаждения. Мускулы его тела расслабились, и он извлек обмякший член из тела Риган. – Она бесстрашна – и это хорошо. – Выпустив Риган, он сказал: – Надень платье, девушка.
Риган склонилась и подняла с пола разорванную в клочья одежду.
– Вы изорвали ее, – спокойно произнесла она: разум ее отказывался повиноваться, она не желала понимать, что только что произошло с ней. Просто еще один мужчина, такой же, как Йэн. Их соитие ничего не значит. – Либо я должна тотчас же зашить платье, либо потрудитесь дать мне другое, леди, – обратилась она к матери Юб.
что-то в ее непоколебимом спокойствии заставило монахиню затрепетать. Девушку только что безобразно и жестоко изнасиловали. Она должна биться в истерике, кричать – ан нет!
– У тебя нет времени зашивать платье! – нервно сказала мать Юб. – Я дам тебе одежду.
Она подошла к комоду у стены и достала темную тунику и поношенную сорочку из грубого льна.
– Вот, дева, – ворчливо произнесла аббатиса.
Риган взяла из рук монахини одежду. Она ни в какое сравнение не шла с той, что была безжалостно разодрана. «Как странно, – подумала Риган, – что я в состоянии сейчас замечать подобные вещи!» Одеваясь, она обратилась к монахине:
– Дайте мне нитку с иголкой, леди. Я починю свое платье, а это верну вам. Не люблю оставаться в долгу. – Она подняла с пола рваное платье и накинула его на плечи. Знакомый запах действовал успокаивающе.
Гуннар Кровавый Топор кивнул:
– Вот этим она и займется во время плавания.
Риган подняла на него глаза:
– Куда вы меня увозите?
– В Дублин.
– А где это?
– Ты не годишься для обители: задаешь чересчур много вопросов! – зло бросила мать Юб.
– Это по ту сторону моря, в Эйре, – отвечал Гуннар Кровавый Топор.
– А что будет, если Макфергюс пришлет за мной?
– Он никогда никого не пришлет за тобой, дева, – уверенно сказала монахиня. – Думаешь, почему он отослал тебя в такую даль? Да чтобы никогда больше тебя не видеть! А если кто и спросит, что с тобой, то я скажу, что ты преставилась.
Гуннар Кровавый Топор рассмеялся:
– Ты хитроумная шлюха, Юб! Мы отплываем вечером. Проследи, чтобы товар подготовили к погрузке. Тотчас же!
– Когда ты вернешься ко мне? – развязно спросила монахиня.
– Но ведь в ближайшие несколько месяцев у тебя не будет для меня товара, Юб, – отвечал Гуннар Бладэкс. – А когда я покончу с делами в Дублине, я отправлюсь домой, в Данию. Ну может, следующей весной и загляну к тебе…
– А как с моей долей? – заволновалась монахиня. – Думаешь, я поверю в сказку о том, что весной ты приедешь и привезешь денежки? Либо плати мне прямо сейчас, прежде чем забирать товар, либо возвращайся с деньгами, прежде чем отплыть домой, Гуннар Кровавый Топор!
Тот оскалился на нее, но все же ответил.
– Да получишь ты свое серебро, алчная сука! А теперь собирай девок! Я вовсе не намерен торчать тут еще целый день! – Он сграбастал Риган в охапку. – А эту цыпочку я тебе не доверю. Заберу сам это сокровище.
– Нет, вначале дайте мне иглу и нитки! – настаивала Риган.
Монахиня со злостью швырнула ей просимое и в ярости выбежала из комнаты.
– Ты тверда словно скала, девушка! – сказал Гуннар Кровавый Топор. – Если бы не куча монет, которую мне отвалят за тебя в Дублине, я взял бы тебя в жены. Как зовут тебя, девушка?
– Риган.
– Но это имя юноши! – изумился Гуннар.
– Моя мать хотела сына. Но первой родилась моя сестрица-близнец, Груочь, а сразу же за ней – я…
– Так у тебя есть сестра-близнец? – присвистнул Гуннар. – Вот если бы вы обе достались мне, я просто озолотился бы!
И он повел девушку прочь.
Они спустились по ступеням, но не пошли через внутренний, обсаженный розами дворик: Гуннар распахнул неприметную дверку в стене, ведущую наружу. Взору Риган предстала узенькая тропка, спускающаяся к морю. А на берегу она увидела еще не спущенный на воду самый настоящий корабль. Такое Риган видела впервые. Утлые челны, бороздившие гладь озера там, в Бен-Макдуи, ни в какое сравнение не шли с этим красавцем. Она сразу же поняла, что это судно может свободно переплыть море.
– Из чего он сделан? – спросила она Гуннара.
– Из дуба, – ответил датчанин. – А мачта сосновая. Нам порой помогает ветер, но на судне еще должно быть тридцать два гребца, хотя сейчас тут нас всего около двадцати. В летнем море куда легче…
– И он поплывет прямо через море?
– Ну да!
– А долго придется плыть? Когда мы доберемся до этого… Дублина?
– Через три-четыре дня. Это зависит от попутного ветра, – объяснил Гуннар. – Послушай, тебе разве не интересно, что я собираюсь сделать с тобой, Риган? Ты что, вовсе не боишься?
Аквамариновые глаза Риган устремились на мужчину.
– Разве сможет любопытство повлиять на мою судьбу, Гуннар Кровавый Топор? И с чего мне бояться тебя? Ведь ты явно не намереваешься умертвить меня. Я прибыла в обитель Святой Майры не по зову сердца. Я вовсе не хотела становиться монахиней. И какая бы участь ни была мне уготована, она не может быть страшнее той, от которой ты меня избавил.
– Никогда прежде не встречал женщины, способной рассуждать здраво! – с восхищением сказал северянин. – Чувства не лишают тебя разума, Риган, и это очень хорошо. Что ж, я расскажу тебе, что с тобой станется. Я намереваюсь продать тебя в Дублине работорговцу по имени Донал Рай. Ты удивительно красива, а Донал Рай покупает лишь самых лучших рабынь. А в Мавритании есть особый рынок, где торгуют красавицами. Ты будешь жить в куда большей роскоши, нежели твоя сестрица, – ты будешь самоцветом в сокровищнице какого-нибудь богача. А если ты подаришь ему детей, то будешь купаться в золоте!
Риган кивнула:
– Это куда лучше, чем я предполагала.
…Как она спокойна. Как покорна! Пораженный Гуннар спросил:
– И твое сердце не станет томиться по оставленным здесь любимым? – «А как же твой любовник, сестрин муженек?» – хотел он спросить.
– Здесь у меня нет любимых. – Она увидела безмолвный вопрос в его глазах и рассказала все об Йэне Фергюсоне. – Моя девственность была принесена в жертву, чтобы осуществить коварный план возмездия, выношенный нашей матерью, и спасти Груочь от неминуемой мучительной смерти. Только и всего, – закончила она.
– Так ты никогда не любила мужчину?
– Я никого и никогда не любила, пожалуй, кроме моей Груочь, – честно призналась Риган. – Я не уверена даже, что понимаю, что это слово значит. Любовь? У матери моей любовь к отцу после его кончины превратилась в мучительную жажду мести. Кто знает, как она любила его раньше… А любовь ее к Груочь тоже была ущербной: ведь любимая дочь была не более чем орудием мести в ее руках. Она холила и лелеяла ее, выкармливала грудью, но лишь затем, чтобы девочка с молоком матери всосала ненависть к обидчикам. Я же для матери была ничто. Пустое место. Только на смертном одре она сказала мне доброе слово. Только перед кончиной… До того меня как бы не существовало. Она ни разу не приложила меня к груди, ни разу не смазала мне ссадины целебной мазью, когда я была малышкой. Груочь – вот все, что у меня было, да и то лишь тогда, когда мать отпускала ее от себя. Любовь? Даже не знаю, что это значит. Да полно, существует ли она вообще, Гуннар Кровавый Топор?