Затем шествовали камеристки и пеоны, по обыкновению трусившие пешком.
Замыкали группу шестеро слуг графа, ехавшие шагах в двадцати позади.
Все всадники имели при себе ружья и пистолеты в седельных сумках.
Один Лоран и дон Хесус не были вооружены, их ружья вез, перекинув перед собой поперек седла, Юлиан, который ехал в двух шагах позади своего господина.
Все ружья эти, правда, были испанской работы, но тем не менее отличались отменным качеством.
Лошади шли своим обычным аллюром, то есть галопом; испано-американские лошади никогда не идут рысью, и рысь их чрезвычайно тряска.
Длинный кортеж быстро двигался вперед, мулы следовали иноходью и не проявляли ни малейших признаков усталости.
– Извините, дон Фернандо, – вдруг нарушил установившееся было молчание асиендадо, – мне кажется, я не вижу проводника-индейца, который находился с вами, когда вы посетили меня на асиенде дель-Райо при вашем прибытии в этот край.
– Правда, сеньор дон Хесус, этого человека со мной теперь нет, я нанял его довести меня до Панамы, где и отпустил. С тех пор я его не видел… А разве он вам известен?
– Мне?
– Да.
– О! Почти нет, хотя мне довольно часто доводилось иметь дело с подобными субъектами. Этот Хосе… ведь так его зовут, если не ошибаюсь?..
– Да, вы правы.
– …слывет порядочным негодяем, я никогда не хотел принимать услуг этого краснокожего, несмотря на его усиленные просьбы.
– У него в самом деле дурная слава?
– Ничего определенного я про него сказать не могу, но вообще слухи о нем ходят очень невыгодные, и в том, что говорят, полагаю, должна крыться доля истины.
– Так бывает не всегда, сеньор дон Хесус.
– Пожалуй, дон Фернандо, но человек благоразумный от сомнительных дел старается воздерживаться…
– И вы воздерживались от того, чтобы дать работу этому бедняге?
– Признаться, да.
– Вы удивляете меня, так как в Чагресе мне всячески хвалили его.
– Скажите пожалуйста! Впрочем, кто знает? Может быть, он исправился, чего от души ему желаю, хотя позволю себе усомниться.
– Почему же, дон Хесус?
– Да как бы вам сказать… Знаете пословицу, правда, немного пошлую: каков в колыбельке, таким и в могилку?
– Что вы под этим подразумеваете?
– Что хорошие остаются хорошими, а дурные – дурными.
– Полноте, дон Хесус, вы что-то уж слишком строги к этому несчастному.
– И у вас не появилось повода быть недовольным им за все время, пока он находился в вашем распоряжении?
– Ни малейшего, напротив, не мог нахвалиться.
– Значит, все хорошо.
Тут разговор перешел на другие темы, сделался общим между четырьмя путешественниками и вскоре принял характер веселой беседы.
Время шло, было около шести часов пополудни, и солнце уже клонилось к горизонту, когда дон Хесус весело объявил, что асиенды дель-Райо они достигнут самое позднее через час, то есть к семи, прежде чем совсем стемнеет: ехали очень быстро и по дороге самой прямой и удобной.
Наши путешественники все скакали, смеясь и разговаривая, когда вдруг один из передовых дал шпоры лошади и помчался вихрем.
– Что это? – вскричал Лоран. – Что там происходит? Асиендадо побледнел.
– Не знаю, – пробормотал он, – не мешало бы осведомиться.
– Сейчас я сделаю это. Юлиан, подай ружье; Мигель, становись во главе, собери всех в кружок около дам и сеньора дона Хесуса и жди тут с пистолетами наготове. Ты ответишь мне головой за тех, кого я поручаю твоей охране.
Эти слова были произнесены резким и повелительным тоном, не допускающим возражения.
Несмотря на естественный испуг, девушки не могли налюбоваться воинственным выражением лица молодого человека, который точно преобразился.
– Будьте спокойны, ваше сиятельство, – хладнокровно ответил Мигель.
– Ради бога, не бросайте нас, дон Фернандо! – вскричала донья Флора.
– Так надо, – возразил он глухо и, не слушая больше ни слова, помчался во весь опор и, в свою очередь, мгновенно скрылся из глаз.
Оставшись один и видя, что нечего ждать помощи от асиендадо, который стоял бледный, как смерть, дрожа всем телом, Мигель Баск с трудом поборол улыбку презрения и решился принять командование, которое поручил ему Лоран.
Он собрал весь поезд посреди дороги, поместил дам, дона Хесуса и камеристок в центре группы, своих людей и слуг асиендадо расставил вокруг, а сам отважно встал шагах в четырех или пяти впереди.
– Держать ухо востро! – приказал он.
Он решил храбро встретить лицом опасность, какого бы рода она ни была.
Между тем Лоран несся во весь дух, и за ним, не отставая ни на пядь, следовал Шелковинка, который ни за что не хотел бросать его одного. Вскоре Лоран увидел своего передового, который отбивался от четырех беглых негров, окруживших его со всех сторон.
Дон Фернандо был один с Юлианом, другому передовому он велел примкнуть к основному отряду, оставшемуся позади, тем не менее бесстрашный капитан ринулся очертя голову к кучке сражавшихся, крикнув громовым голосом Береговому брату, чтобы он держался.
Однако, подскакав ближе к месту действия, он ясно увидел, в чем дело.
Оказалось, беглых негров было не четверо, как ему смутно представлялось издали, а по меньшей мере пятнадцать, и они наседали на флибустьера и троих индейцев, храбро им сопротивлявшихся. Два негра и один краснокожий уже лежали мертвые на земле.
Шайкой разбойников командовал Каскабель, у его ног лежала распростертая в обмороке женщина.
Лоран сразу понял, что это Аврора, похищенная презренным метисом, а храбро сражавшиеся индейцы, судя по всему, это валла-ваоэ, которые настигли похитителей и старались отбить дочь своего вождя.
– Вперед, Шелковинка, черт побери! Покажем этим негодяям! – вскричал Лоран, вонзив шпоры в бока лошади.
Шелковинка мог при случае заменить взрослого мужчину. Итак, они вдвоем ринулись к сражающимся.
Пора было подоспеть помощи так храбро оборонявшимся флибустьеру и краснокожим.
Лоран и Шелковинка выстрелили в самую гущу противников сперва из ружей, потом из пистолетов и наконец стали наносить удары направо и налево саблями.
Негры, плохо вооруженные, огнестрельного оружия не имели вовсе, им и так приходилось несладко в борьбе, где они брали числом; при внезапном нападении новых противников они решили, что погибли, дрогнули, отступили и старались пробраться ближе к своим лошадям.
– Ей-богу! Вовремя вы подоспели, капитан, – со смехом воскликнул флибустьер. – Слишком уж много их оказалось у нас в руках.
– Будь спокоен, Гуляка, – ответил Лоран, заряжая ружье и пистолеты, – только дай лошадям перевести дух, и мы покажем этим негодяям.
В эту минуту, как бы по обоюдному согласию, в схватке наступил перерыв: силы и с той, и с другой стороны истощились; но противники отдыхали не долго.
На непонятном для флибустьеров языке Каскабель сказал несколько слов своим товарищам, и те мгновенно, все разом, снова бросились в бой.
Их ждал энергичный отпор. Несмотря на все свои усилия, негры были вынуждены отступать шаг за шагом – правда, тесно сплотившись и лицом к врагу.
Лоран тотчас понял причину этой новой тактики, когда увидал, что Каскабель нагнулся, чтобы взять на руки Аврору, которая продолжала лежать без чувств.
Метис хотел воспользоваться последним отчаянным натиском и в суматохе скрыться со своей добычей. Он поднял девушку, передал ее одному из своих соучастников, вскочил на лошадь и уже наклонился, чтобы подхватить пленницу, которую подавал ему на вытянутых руках негр.
Вдруг одновременно раздались два выстрела: Лоран и Шелковинка прицелились каждый в свою жертву и промаха не дали.
Каскабель испустил яростный рев от боли и умчался во весь опор. Пуля Юлиана раздробила ему правую руку у плеча.
Негр же свалился как сноп, пуля Лорана размозжила ему череп. Падая, убитый увлек за собой и девушку, которая не приходила в себя.
Схватка к этому моменту превратилась в настоящую резню, похитители, загнанные словно дикие звери, отчаянно защищались, но вскоре их осталось не более пяти-шести, по большей части раненых. Брошенные предводителем, и они бросились врассыпную.
Лоран пренебрег погоней за ними. К чему? Разве девушка не была спасена, цела и невредима?
Он предоставил Шелковинке и Гуляке гнаться сколько душе угодно за лошадьми беглецов, которые бросались во все стороны, а сам соскочил наземь и приблизился к Авроре.
Индейцы уже оказали первую помощь девушке, которая лишилась чувств только от испуга.
– Слава богу! – прошептал он. – Больше мне делать здесь нечего, дочь моего друга спасена.
– Кто ты? – спросил, поднявшись, один из индейцев, человек лет пятидесяти, черты лица которого были отмечены печатью невыразимого благородства и величия.
– Уж не принимаешь ли ты меня за врага? – спросил Лоран с добродушной улыбкой.
– Нет, ты сделал для нас то, на что не решился бы даже преданный друг. Тебе мы обязаны жизнью, честью и свободой дочери нашего любимого вождя. Скажи мне свое имя, чтобы мы могли восхвалять его как имя благодетеля.
– Мое имя ничего тебе не скажет, ты его не знаешь, но я друг валла-ваоэ и брат их вождя Туш-и-Дур-Амга, я тот белый воин, который заключил союз с твоим племенем.
– Я знаю тебя, брат; валла-ваоэ благодарны, ты скоро увидишь, на что они способны, когда защищают тех, кого любят.
– Сейчас я видел их в деле, ты и твои воины – большие храбрецы.
Индеец гордо улыбнулся.
– Благодарю! – сказал он.
– Девушка приходит в себя, скоро она сможет сидеть на лошади. – продолжал Лоран. – Что ты намерен делать? Хочешь ехать со мной или же собираешься отвезти ее к отцу?
– Туш-и-Дур-Амг оплакивает возлюбленную дочь, он призывает ее с рыданиями. Шон-Энг-И повезет ее к нему.
– Разве вождь близко отсюда?
– В двух часах ходьбы.
– И ты не боишься, что вернется неприятель?
– Нет, – возразил индеец с улыбкой, – теперь у нас будут лошади, а негры пешком… Да они и не вернутся, они бегут в страхе.
– Да, ты прав, лучше всего вернуть девушку отцу. Лоран снял при этих словах перстень с руки и подал его индейцу.
– Пусть Шон-Энг-И отдаст этот перстень вождю, Туш-и-Дур-Амг узнает его, – прибавил он.
– Все будет исполнено. Не хочет ли сказать бледнолицый воин доброе слово молодой девушке нашего племени?
– Нет, – возразил Лоран, – первая улыбка ребенка принадлежит отцу; мы еще увидимся с ней… А вот и лошади, выбери, каких пожелаешь.
Возвращавшиеся флибустьеры действительно гнали перед собой полтора десятка лошадей.
Шон-Энг-И сделал знак одному из своих товарищей. Тот отделил пять лошадей.
– Теперь, – продолжал Прекрасный Лоран, – вам больше нечего здесь делать. Посадите девушку на лошадь и уезжайте. Мой отряд, который остался в миле позади нас, будет для тебя надежным, хотя и невидимым прикрытием до асиенды дель-Райо, где я останавливаюсь. Но поторопись, не хочу, чтобы едущие со мной знали, что тут происходило.
– Брат мой говорил хорошо, – ответил краснокожий воин, – я повинуюсь ему.
Он и его спутники тотчас вскочили в седла.
Лоран бережно поднял на руки и посадил на седло перед индейцем девушку, которая все еще не очнулась от обморока.
– До скорого свидания! – сказал он индейцам.
– До свидания! – ответил вождь.
Обменявшись последним поклоном с капитаном, трое индейцев пустили лошадей во весь дух и почти мгновенно скрылись за поворотом дороги.
– Ни слова обо всем случившемся, – сказал Лоран.
– Хорошо, капитан.
– А с лошадьми-то что делать? – поинтересовался Гуляка. – Они такие красивые.
– Увести их, черт побери! – вскричал Лоран. – Продай их, Гуляка, дон Хесус наверняка не устоит перед покупкой, а деньги ты разделишь поровну с товарищами.
– Благодарим, капитан, с вами приятно иметь дело: хоть и приходится драться, зато всегда добыча перепадет.
– Надо спешить назад; наши спутники, я думаю, встревожены, что нас так долго нет.
Они помчались во весь опор.
Глава VI. Как дон Хесус признался Лорану, что боится его, сам не зная почему
Хотя Мигель Баск и кипятился в душе и отчаянно кусал усы, он в точности исполнил данное ему поручение и оставался неподвижен, как каменная глыба, посреди дороги, зорко осматриваясь по сторонам, чтобы не быть застигнутым врасплох. Следуя его примеру, остальные девять флибустьеров, гордо подняв голову, с грозным блеском во взоре, держа ружья наготове, не сводили с него глаз, чтобы повиноваться его малейшему знаку.
Своей гордой и воинственной осанкой, спокойствием и строгой дисциплиной эти десять человек представляли собой поразительную противоположность с теми, кого они должны были охранять. Бедняги-пеоны дрожали всем телом и дико озирались вокруг, готовые дать стрекача при первом же признаке переполоха; дон Хесус Ордоньес, бледный как мертвец, дрожал сильнее всех, беспрестанно ударяя себя в грудь, и бормотал молитвы, сам не понимая, что делает.
Женщины оказались гораздо храбрее. Немного опомнившись от первого испуга, они принялись с любопытством осматриваться и невольно сравнивали жалкий вид своих пеонов с выражением беспечной отваги графских слуг; они понимали, что в случае нападения могли рассчитывать только на их защиту.
Треск доносившейся до них ружейной пальбы еще больше усилил страх и смятение пеонов; некоторые из них в душе уже были готовы дать тягу, но Мигель, который встрепенулся, заслышав перестрелку, словно благородный конь, почувствовавший шпоры, повернулся к трусам, взвел курок пистолета и с выражением во взоре, в значении которого ошибиться было нельзя, грозно крикнул:
– Первому, кто тронется с места, я всажу пулю в лоб! Предостережение возымело действие, пеоны не заставили повторять его, и все пришло в надлежащий порядок.
Спустя немного времени шесть или восемь окровавленных негров в страхе пробежали на некотором расстоянии от дороги. Увидев, что они бегут в ужасе, трусы вдруг превратились в храбрецов и хотели было по ним стрелять.
– Побежденных не бьют, – опять сказал Мигель Баск.
И великодушный флибустьер презрительно пожал плечами.
– Однако, друг мой, – обратилась к нему донья Флора, – зачем же нам оставаться здесь дольше? Быть может, ваш господин подвергается опасности! Лучше бы поспешить к нему на помощь.
– И в самом деле, – прибавила донья Линда. – Бедный граф! Нельзя же оставить его таким образом одного. Ради бога, отправимся за ним вслед!
– Прелестнейшие сеньориты, – возразил Мигель Баск с поклоном и сладкой улыбкой, – если его сиятельство и находится в опасности, то, как бы велика она ни была, это его дело, он выпутается, как сумеет. Мне же он приказал оставаться здесь и охранять вас, что я и исполню, хоть бы целый легион чертей налетел сюда невзначай и попытался переломать нам ребра.
– А что если он убит?! – вскричала донья Флора в ужасе.
– Убит? Он-то? – пожал плечами флибустьер. – Видно, что вы не знаете его, сеньорита! Не настолько он неловок.
– Все же его могли ранить, – прибавила донья Линда.
– Ранить? Его? Это невозможно. Во-первых, сражение – это его стихия, он счастлив только там.
– Но а все же? – настаивали девушки.
– Ну, что я вам говорил? – бесцеремонно перебил их Мигель. – Вот он возвращается – такой же веселый и бодрый, как будто ездил на прогулку. Вы его видите?
– Да, да, это правда! – с живостью сказала донья Флора, бледное лицо которой вдруг вспыхнуло.
– Действительно, это он, – прибавила донья Линда вполголоса. – Странно, – докончила она про себя, – он совершенно преобразился, какая гордая осанка! Я совсем не знала его до сих пор!
Она вздохнула и отвернулась.
– Прости господи! – весело вскричал Мигель Баск. – Его сиятельство граф захватил еще и добычу – десять превосходных лошадей! Только он способен на такие штуки.
Примечания
1
Бетель – смесь пряных листьев перца бетель с кусочками семян пальмы арека и небольшим количеством извести. Используется как жвачка, возбуждает нервную систему.