– Конечно, узнаешь теперь тебя, бородатого, как же, – Сергей изумленно качал головой. – Тогда-то у тебя даже пушка еще не намечалось… Слушай, Сашок, а ты каким макаром здесь оказался?
Выдрин невесело хмыкнул:
– Да обычным… Я ведь потом тоже в универ поступил, хотел на востфак, как Обнорский, но не прошел по конкурсу, а спортнабора туда не было, ну я и двинул на истфак, на кафедру археологии. Попал, как ни странно. Учиться было интересно, тем более я к третьему курсу мастера получил, в Берлин даже ездил выступать… Ну а потом – травма мениска, и по схеме – за борт… Распределение в школу учителем истории. А там – дурдом настоящий, не дети, а уроды какие-то… Тут как раз приятель предложил кооператив открыть. Я, дурак, согласился – открыли мы кафе… Короче, через год он слинял со всеми деньгами, а меня в БХСС – шесть месяцев «Крестов» и «уголовное дело прекратить за отсутствием доказательств» того, чего я не совершал… Ну и все – на работу не устроиться, а жрать что-то надо, у меня мать старенькая совсем, со смешной пенсией… Вот и хожу сюда, двух зайцев убиваю – форму спортивную поддерживаю и заработок какой-никакой… Ну и работу ищу. Только пока все, что ни подворачивается, – сплошь полная спекуляция, а она мне уже вот где, – Сашок рубанул себя ребром ладони по горлу. – Может, вы чего-нибудь предложите?
Челищев махнул рукой:
– Хватит «выкать», Сашок, не такая уж у нас разница в возрасте. А насчет работы… Понимаешь… То, чем я сейчас занимаюсь, – это, как бы полегче сказать-то…
Сашок понимающе кивнул головой:
– Да я вижу, не слепой… Но… Серега, возьми меня к себе, я не подведу… А так жить тоже уже невмоготу, нищета задушила, матери в глаза смотреть стыдно…
– Ты не понимаешь, – пытался было вразумить Сашка Сергей, но тот перебил:
– Да все я понимаю… Я давно уже хочу к бандитам податься, только случай все никак не подворачивался… Если ты меня не возьмешь – к другим уйду.
Сергей задумался.
– Ладно, посмотрим… После разгрузки поговорим… Хотя стой, одно дело я тебе могу уже сейчас поручить: мне нужно снять хату на пару месяцев. Приличную, желательно поближе к центру…. Вот тебе пятьсот баксов: сторгуешься за четыреста – остаток твой… Только об этом не должна знать ни одна живая душа. Понял?
– Понял, – улыбнулся Сашок, незаметно пряча деньги. – Будет исполнено, босс, и даже быстрее, чем ты думаешь. У меня как раз есть одна квартирка на примете…
Решение снять «конспиративную хату» Челищев принял спонтанно, неожиданно для самого себя. Видно, вспомнились утренние окурки в подъезде, у мусоропровода…
Между тем Доктор закончил «перепись населения», напомнил всем зычным голосом время сбора и повернулся к Челищеву:
– Ну что, Адвокат, кажись, все? Давай мы тебя побыстрее в квартирку доставим, а то мне тоже надо в одно место заехать… – Толик переминался с ноги на ногу, и Сергей улыбнулся, догадавшись, что это за место.
– Татьянку утешать опять поедешь? Смотри, до смерти не зажалей…
Доктор покраснел и насупился, но Сергей дружески взял его за плечо.
– Ладно, без обид, я так пошутил неудачно… Ты езжай спокойно, только завтра не проспи, а меня сегодня провожать не надо: я дома ночевать не буду…
Доктор заколебался:
– Но Палыч сказал…
– Я же тебе объясняю – я домой сегодня не поеду. Палыч сказал – меня до квартиры провожать, так?
– Так, – кивнул Толик.
– А как вы меня туда сможете проводить, если я туда не еду?
Доктор поскреб затылок:
– Да, действительно… А где ты ночевать собрался? Чтоб знать, на всякий случай…
Челищев спрятал усмешку в уголках губ.
– Да так, у женщины одной…
– А-а… Ну ясно. – Толик понимающе кивнул, еще помялся для приличия и протянул руку, прощаясь: – Значит, встречаемся уже здесь? Ну, приятного вечера, босс.
– Тебе того же.
Сергей не обманул Доктора, сказав, что собирается к женщине, но если бы Толик узнал, сколько этой женщине лет и как она выглядит, то удивился бы несказанно…
Спрятав за пазуху купленную в «ночнике» бутылку дорогого французского коньяка, Челищев поднялся по темной лестнице старого дома на канале Грибоедова и долго звонил в обитую рваным дерматином дверь. Судя по всему, в этой квартире не боялись воров и налетчиков, которым поживиться было бы просто нечем: дверь открылась без звяканья цепочки и испуганного вопроса: «Кто там?» Челищев шагнул в темную прихожую.
– Здравствуй, баб Дусь, прости, что без звонка. Я не очень поздно?
Бывшая «важнячка» Евдокия Андреевна Кузнецова – ныне уборщица в горпрокуратуре баба Дуся – от неожиданности охнула, а потом обняла ночного гостя.
– Сереженька… Ты же знаешь, я тебе всегда рада… Забыл ты совсем старуху, пропал куда-то, не заходишь… Ты снимай куртку-то, а бутылку не прячь, я сейчас мигом чего-нибудь на стол соберу. Ты, поди, голодный?
Сергей неопределенно пожал плечами. От бабы Дуси слегка попахивало алкоголем: она, видимо, уже тяпнула на сон грядущий.
– Проходи, проходи, Сереженька… Уж не взыщи, деликатесов нет, – старуха торопливо покрывала обшарпанный стол штопаной, но чистой скатертью. Аскетичная бедность маленькой двухкомнатной квартирки заставила Челищева сжать зубы, чтобы не выругаться.
Баба Дуся ушла на кухню, а Сергей опустился на продавленный диванчик. «Подлая жизнь, Господи, какая подлая жизнь…»
…Когда бутылка «Наполеона» была ополовинена (Сергей почти не пил, лишь пригубливал свою рюмку), Евдокия Андреевна заметно оживилась, раскраснелась и даже чуть помолодела.
– Как ты живешь-то, Сергуня? У нас про тебя всякое болтают: мол, ты теперь чуть ли не крупным бандюганом стал…
Челищев махнул рукой – мол, пусть болтают, что хотят, что с них взять. Баба Дуся кивнула головой:
– Я тебя, Сережа, всегда любила, потому что в тебе совесть живет. Это, в конечном счете, главное. Везде можно остаться человеком, и везде негодяев полно… Только нормальные люди куда-то исчезают, а негодяев все больше и больше – плодятся, как тараканы…
– Кстати, о негодяях. – Сергей закурил и откинулся на диванчике. – Ты, баб Дусь, Хоттабыча такого не помнишь? Должна помнить, про него у нас в прокуратуре легенды рассказывали.
– Легенды, говоришь? – Евдокия Андреевна усмехнулась и налила себе рюмку. – За твое здоровье, Сергуня!
Выпив, она смачно закусила коркой черного хлеба и снова невесело усмехнулась:
– Легенды… Вот почему так жизнь устроена – про них, понимаешь, легенды слагают, а про нас и не вспомнит никто… Как же мне не знать этого сраного Хоттабыча, если я его и сажала? Полгода под него копала, одних ревизий было столько, что… – Баба Дуся махнула рукой и достала сигарету из пачки, которую Сергей предупредительно ей протянул. – Легенды… Хотя Семен и впрямь был человеком необычным, у него не голова была, а настоящий компьютер, он достать мог что угодно и когда угодно… А Хоттабычем я его окрестила за то, что деньги из воздуха делать умел. Так, видно, кликуха эта к нему и пристала… Помнишь, я тебе про «Луковое дело» рассказывала? С него вся раскрутка и пошла, там такая подобралась компания – просто туши свет! Вот они его и потушили… Семен на «вышку» тянул, но никого не сдавал, а однажды проговорился: «Если я начну показания давать, то до суда не доживу, и вы, гражданка следователь, тоже…» Не поверила я ему, вот и поплатилась… Потом уже, после автокатастрофы, локти себе кусала… От Семена нити в обком шли или даже выше еще… А до суда из солидных людей он и впрямь один дожил, остальные так, мелочь пузатая…
Евдокия Андреевна докурила сигарету до фильтра и тут же потянулась за новой.
– А у тебя, Сергуня, видать, с Семеном пути пересеклись? Смотри, он человек страшный…
Сергей заерзал на диване.
– С чего ты, баб Дусь, решила, что пересеклись?
Старуха усмехнулась:
– Ну я хоть бабка и пьющая, но из ума пока еще не вышла – вчера Семен в прокуратуру заявился, а сегодня ты приходишь и разговор о нем невзначай заводишь…
– Постой, постой, баб Дусь, в какую прокуратуру…
– Да в нашу, в какую еще… А что ты так удивляешься? Сейчас многие растратчики да фарцовщики солидными бизнесменами стали, а Семен-то рангом повыше был… Так что с полным правом нанес, можно сказать, официальный визит нашему руководству… Я как его увидела – чуть ведро не выронила. Раздобрел он, постарел, но узнать можно. Это меня вот уже никто не узнает. И он не узнал. Важный такой стал, солидный. Хотя он и раньше себя подать умел… Наверное, явился серьезные вопросы о «безвозмездной» помощи правоохранительным органам решать. И депутат этот, Троцкий, при нем суетится, шмыгает, как церковный староста проворовавшийся… У Прохоренко в кабинете заперлись, потом к ним еще из ГУВД генерал Хомяков подъехал…
– Погоди, баб Дусь, какой депутат Троцкий? – затряс непонимающе головой Челищев.
– Ну этот, как его… Глазанов. Вылитый Троцкий – бородку свою козлиную все время щиплет и пенсне протирает…
– Глазанов?!
Видимо, Евдокия Андреевна услышала в возгласе Челищева не удивление, а недоверие, потому что, обиженно поджав губы, встала, отошла в угол комнаты и начала, что-то бормоча, рыться в груде сложенных прямо на полу книг и каких-то папок.
Челищев между тем, судорожно затягиваясь сигаретой, сращивал в мозгу концы с концами: «Ну конечно… Гаспарян говорил про „доверенное лицо“… Это и есть господин депутат… Интересно, почему они его так подставляют… Хотя постой, почему подставляют? Он же депутат, пользуется неприкосновенностью, его в разработку ни менты, ни Комитет взять не могут, ни наружку[6] поставить, ни единицу…[7] Идеальный курьер, и риску никакого… Ай да Антибиотик… Или Глазанов – человек Гаспаряна? Нет, скорее все-таки Виктор Палыч – хозяин… Круто люди работают, круто… Значит, они – „безвозмездную“ помощь, а им – гаишные эскорты до границы с Эстонией? И все законно, чинно, благородно… Все для блага России… и отдельных ее граждан…»
Между тем баба Дуся вернулась к столу, держа в руках пухлую бухгалтерскую книгу в черной клеенчатой обложке.
– Вот, смотри, Сергуня. Я в эту книгу разные интересные факты заношу про наше замечательное руководство. Они-то меня за человека не считают, внимания не обращают, а я домой приду – запишу, что видела… Может, потом когда-нибудь и пригодится кому-нибудь, если хозяин в стране найдется, может, начнут порядок наводить… Грех так говорить, но иногда даже думаешь: «Сталина на вас, сволочей, нет…» Вот смотри, у нас сейчас февраль, последнюю запись я сделала сегодня.
В книге аккуратным почерком были проставлены даты, под ними шли лаконичные записи. Это была своеобразная летопись прокуратуры: кто с кем встречался, кого куда назначали, какие вывешивались приказы, по каким поводам проводились пьянки, кто кого трахал в кабинете… Рядом с фамилиями некоторых посетителей стояли звездочки, а в конце книги на этих людей давались короткие объективки – число, место рождения, адрес, судимости (если были), род занятий…
– Ну ты даешь, баба Дуся… А адреса-то как пробивала?
– Я же тебе уже говорила, Сережа: из ума еще не выжила, помню, как что делается.
Челищев машинально запомнил адрес и телефон Глазанова. Депутат жил в «доме еврейской бедноты» на Финляндском проспекте, за гостиницей «Санкт-Петербург».
– Да, ну и кондуит, – качал головой Сергей, листая книгу. – Почитать такую простому человеку – его кондратий хватит.
Евдокия Андреевна налила себе еще рюмку.
– Ты, Сережа, наверное, думаешь – совсем рехнулась бабка, компроматик непонятно для чего собирает, шпионит… Только я ведь про нормальных людей ничего не пишу – о своих, к слову, художествах ты здесь слова не найдешь… Да и делаю я это так, для себя: на бумагу выплеснешь, и вроде душа меньше болит… Никому эта книжка не понадобится, а про хозяина в стране – это я так, от обиды сказала…
Баба Дуся говорила что-то еще, но Челищев уже не слышал ее – глаза его вдруг стало заволакивать розовым туманом, а выбрасываемый в кровь адреналин грозил разорвать сердце: в записях августа 1992 года, за два дня до даты гибели своих родителей, Сергей нашел упоминание о визите Глазанова к Никодимову – первому заместителю прокурора города Николая Степановича Прохоренко… Сергей сам не мог понять, отчего его так затрясло…
– Что с тобой, Сергуня? Ты аж побелел весь, – откуда-то издалека донесся до Челищева голос бабы Дуси.
– Сейчас, сейчас… – невпопад ответил Сергей, выпил залпом, не почувствовав вкуса, рюмку коньяку и начал вынимать сигарету из пачки, забыв, что во рту уже дымится одна… Коньяк снял пелену с глаз и успокоил взбесившееся сердце. Челищев глубоко вдохнул и прочитал запись еще раз: «Деп. Глазанов – у Никодимова, с утра, был около 5 минут, ушел в сост. нерв. возб. Никодим. немедленно – к Прохор. (глубоко озаб.). Вызвали в кабинет Воронину, обсуждали что-то около 30 минут. Потом Воронину отпустили. Никодим. с Прохор. пили до обеда (2 бут. коньяк «Арарат»), после чего уехали из прок., якобы на совещ. в ГУВД. До вечера не возвр.».
Сергей налил себе еще рюмку и снова выпил как воду, пытаясь свести в кучу скачущие мысли: «Вот оно… Глазанова я раньше мог у нас в прокуратуре видеть… Если он „доверенное лицо“ Антибиотика, то что получается? Кто у кого на связи? Спокойно, спокойно… Накануне убийства моих Глазанов – в прокуратуре… Совпадение? Да, он у нас частенько мелькал. То-то я все думал, что рожа больно знакомая… Спокойно…»
Челищев чувствовал, что между приходом депутата в прокуратуру и убийством его родителей связь самая прямая, и, сосредоточившись, начал строить версию: «Спокойно, только спокойно… Что я не мог понять, это как можно было посылать убийцу к нам в квартиру, зная, что у директора сын – следователь, с правом ношения оружия, кстати… А убийцы пришли рано утром, когда сын, то есть я, должен был быть дома с пистолетом вместе… Значит, меня дома быть не должно было… А я и не был: я Юлю трахал… Так… Накануне пришел приказ о повышении классности… Так, спокойно, спокойно… А кстати, это не я Юльку трахнул, а, скорее, она меня… Антибиотику было нужно, чтобы я не ночевал дома… Но почему так сложно? Мотивы должны быть простыми… И слишком много людей в курсе…»
Челищев был уверен, что мысли его идут в верном направлении, но мозг уже отключался, кипел от перегрузки. Сразу все ответы на все вопросы прийти не могли. К тому же – правильно сформулированный вопрос зачастую важнее ответа… И у кого выпытывать эти ответы? Антибиотик – не скажет, Прохоренко с Никодимовым – тоже калачи тертые. Депутат Глазанов и Воронина… Этих двух, в принципе, расколоть можно было бы: они люди слабые, ломаные… Только на что их колоть и как?
Сергею казалось, что еще немного – и он сойдет с ума. Уходящее чудовищное напряжение оставляло после себя испарину и слабость.
– Да что с тобой, Сергуня?! – Баба Дуся испуганно смотрела Челищеву в глаза и трясла за плечо. – Тебе нехорошо, сынок?
– Нет, все нормально, – сказал Сергей, еле ворочая языком, как после нескольких схваток на татами. – Просто прокуратуру нашу вспомнил, вот и нахлынуло. Нервы стали ни к черту. Устал я что-то, баб Дусь… Совсем устал.
Евдокия Андреевна вздохнула и стала гладить Сергея по голове. На нос ему капнула теплая слезинка.
– Ты что, баба Дуся? – встрепенулся было Челищев, но она махнула рукой.
– Не обращай внимания, сынок. Я последнее время что-то совсем слабая на слезу стала… Давай-ка ложись спать, я тебе в Алешкиной комнате постелю. Завтра поедешь, да и выпил ты – чего на гаишников нарываться…
Сергей не возражал. Он с самого начала хотел попроситься к Евдокии Андреевне на ночлег. Что-то не пускало его домой. Снова вспомнились найденные утром окурки у мусоропровода. Кто бы это все-таки мог быть? Но сил ломать голову еще и над этой загадкой не было совсем, Челищев еле дождался, пока баба Дуся постелет ему в комнате сына. Он утонул в колхозе, закончив первый курс юрфака, когда сама Евдокия Андреевна лежала в больнице после автокатастрофы… Еще одна странная история…