Теперь– то Грязнов знал, кому на самом деле принадлежат останки «заключенного Рыбака».
Теперь он знал, что Рыбак мог воспользоваться одеждой Патрушева и документами. Он мог даже забрать с шоссе его машину, а впрочем, она была неисправна и не стоила такого риска и трудов.
Конечно, Рыбак должен был отдавать себе отчет в том, что рано или поздно то, что он остался жив, будет обнаружено и погоня за ним станет персонифицированной. Его не будут теперь принимать за другого. Его будут преследовать день и ночь не как абстрактного зека, а как человека, про которого все известно. Известно его преступление, известна его прошлая жизнь. Значит, можно предположить, что он станет делать, куда пойдет, к кому обратится.
Ведь смог же, в конце концов, Грязнов спонтанно вычислить, что первым делом Рыбак отправится на футбол… А впрочем, дальше-то что? Футбол закончился, и Рыбака не поймали. Что же он теперь, страстный болельщик, в Мюнхен, что ли, поедет через две недели, на ответную игру?!
Чушь.
Но бегает он, конечно, лихо. Своим ходом такого мужика нипочем не догнать. Рыбак – это вам не рабфак…
Конечно, в прошлой жизни Рыбак был человеком весьма состоятельным, наверное, с серьезными связями. Вполне может найтись кто-то, кто поможет ему убежищем или деньгами…
Стоп. Деньгами.
Жена Патрушева сказала, что кроме водительских прав у мужа в портмоне было никак не меньше полутора тысяч долларов. А может, и больше. Патрушев накануне получил зарплату. Значит, вот этими-то деньгами Рыбак и расплачивался за билет. Естественно, он истратил не все. Естественно, еще будет покупать себе пищу, одежду и, возможно, платить за ночлег. Причем в самое ближайшее время. Возможно, в эти самые минуты.
Так– так-так.
Грязнов отхлебнул кофе из кружки, подсунутой Алиной.
Патрушев работал менеджером в Аникор-банке. А ведь банк – организация серьезная. Все живые деньги там всегда подлежат строгому учету. И наверняка номера любых купюр фиксируются. В том числе и тех, что выдаются сотрудникам в качестве заработной платы. Значит…
– Послушайте, Алина, – не выдержал он, увидев, как Севостьянова снова собирается уединиться и куда-то позвонить. – Так больше нельзя. Объясните наконец, куда вы звоните все время?! Я надеюсь, что это не…
Грязнов ждал. Комиссаров с Дятлом оставили философский спор о кикбоксинге. Алина покраснела и молчала.
– Извините, Вячеслав Иванович, – сказала она, – вы уже давно коситесь, надо было мне сразу сказать…
Грязнов не отрицал и молчал, предчувствуя недоброе. Неужели стучит девка? Жаль, очень жаль.
– Я… мне… у меня рыбки.
– Чего?!
– Я завела аквариум с рыбками. Как раз накануне того, как началась эта наша нескончаемая погоня. И ужасно за них беспокоюсь. Дело в том, что у меня кошка, очень вспыльчивая. Вот я и поручила соседке заходить в квартиру и контролировать время от времени. Извините. – Алина была явно смущена.
– Ну просто сказка о Рыбаке и рыбках! – заржал Комиссаров.
РЫБАК
Город давил огромным количеством людей, машин, нависающими зданиями, блестящими витринами, рекламой. Ветер шевелил разноцветные растяжки на широком проспекте Мира, которые следовали одна за другой.
«Группа „Сплин“ в „Олимпийском“!»
«Балет Мориса Бежара в Большом!»
«Новый фильм Кшиштофа Занусси в Киноцентре!»
Занусси…
Клубы дыма опутали его мысли, и он даже не удивился. Это происходило последние полгода практически каждый день, и уж наверняка – каждую ночь. Дым, огонь, ускользающий кислород.
Занусси…
Он хорошо помнил тот день, когда почти полтора года назад привез домой на собственном джипе роскошную четырехконфорочную газовую печь «Занусси». И к изумлению соседей и восторгу Марины, практически сам, в одиночку внес ее в квартиру. Мог ли он тогда предположить, что вот так он ее и убьет?
Он стряхнул с себя воспоминания, пересек в подземном переходе проспект Мира и двинулся к «Макдональдсу». Какие-то деньги еще оставались. По крайней мере пару гамбургеров за тринадцать рублей взять можно, а там видно будет.
Улица давила огромным количеством людей, машин, нависающими зданиями, блестящими витринами, рекламой. И все бесконечно двигалось, перемещалось, все, казалось, заглядывали ему в лицо. «А не вы ли тот самый беглый?…» Так и до паранойи недолго. Но лучше паранойя, чем двадцать лет на нарах. Хотя, наверное, это одно и то же.
Что же делать, что же делать?! Говорят, извечный вопрос русского интеллигента, но ведь он себя таковым никогда не считал… Сначала спорт, потом бизнес, а это, в общем, тоже спорт. Какой уж тут интеллигент.
Пожалуй, единственный человек, к которому можно было обратиться, знакомый не знакомый, коллега не коллега, даже наоборот, но, скорей всего, он сейчас в своем Сыктывкаре, и дозваниваться до него бесполезно, а если даже теоретически возможно пробиться сквозь батальоны секретарш, то что же, называть свое имя, компрометировать его? Но если даже он и в Москве, то либо в Совете Федерации, либо в гостинице «Россия». Соваться и туда и туда – самоубийство.
Вот вопрос вопросов: что можно сделать со своей внешностью, чтобы она изменилась и не бросалась в глаза?
Одно исключает другое. Отпустить бороду? Он и так уже не бреется несколько дней. Перекрасить волосы? Пожалуй… Черные очки? Ни в коем случае. Это хорошая психологическая защита и прекрасный способ возбуждения любопытства. Цветные контактные линзы?
По большому счету, годится только пластическая операция. Но – не смешно. По большому счету… Жратву не на что купить, а тут…
Расправившись с немудреной едой, Рыбак пошел в туалет. Туалет был на втором этаже, и, когда он поднимался по лестнице, помимо идиотского желтого клоуна на скамейке ему сопутствовали большие портреты спортивных знаменитостей – Ирины Приваловой, Евгения Кафельникова, Гарри Каспарова… (это потому что «Макдональдс» в двух шагах от «Олимпийского»). Давно ли он сам входил в их число… да, пожалуй, не так уж и недавно, но ведь всегда оставался в кругу элитной спортивной тусовки – и когда только закончил выступать, и когда начал заниматься футбольным бизнесом.
Рыбак заперся в крайней кабинке и стал по возможности приводить в порядок одежду. Потом снова открыл портмоне покойного Патрушева. Там оставалось восемьдесят рублей с копейками. А еще фотография женщины с девочкой, водительские права и визитная карточка. «Патрушев Антон Николаевич, менеджер отдела кредитования ипотечных программ. Аникор-банк. Улица Нижняя Масловка, дом 8». Н-да… И телефоны: 192-13-29 – домашний, 285-79-90 (92) – рабочий.
Надо, наверное, спустить в унитаз от греха подальше. Да и от портмоне избавиться. Но оно-то в унитаз, пожалуй, не пролезет. А в мусорную корзину бросать не стоит. Или все-таки пролезет? Рыбак выгнул портмоне, попытался еще раз сложить его пополам, но не вышло что-то мешало. Кожаное портмоне перестало гнуться в какой-то момент.
Он разогнул его и еще раз осмотрел внутренности. Так и есть! В одном из отделений в глубине была маленькая «молния», из-за нее-то портмоне и не складывалось. Рыбак расстегнул, залез туда двумя пальцами и вытащил порядочный рулончик зелененьких бумажек… Ну и ну.
Пересчитал. Тысяча четыреста тридцать долларов.
Он даже вспотел. Растерянно посмотрел на эту немалую в общем-то сумму, которую только что чуть не отправил в канализацию. Затем решительно разорвал визитку на мелкие клочки и в ту секунду, когда бросил их в унитаз, вспомнил, что есть у него один знакомый, частенько бывавший на Нижней Масловке. Тот самый, знакомый не знакомый, коллега не коллега, скорее наоборот. Да какая разница, что на Масловке…
Стоп.
А ведь он там, на Нижней Масловке, постоянно имел дела с каким-то банком. И наверное, не просто так, раз там у него был свой телефон.
Во времена предвыборной кампании в федерации Рыбак частенько с ним общался и созванивался по этому телефону… по телефону… Первые три цифры начинались на… 285, а потом еще 79. Значит, все-таки Аникор-банк.
И еще одно. Надо уйти наконец из центра, здесь слишком глазастая милиция, довольно частая проверка документов. Тем более с его-то видом. И так чудом пронесло – что в метро, что на стадионе.
Рыбак глянул на себя в витрину. Неопределенного цвета джинсовка, коротковатые штаны. Определенно стоит уехать подальше, на окраину, пересидеть до вечера в каком-нибудь кабачке, откуда не погонят. И еще неплохо бы решить проблему ночлега.
ГРЯЗНОВ
Они бездельничали и ждали новостей.
– Слава, ты всерьез на это рассчитываешь? – удивлялся Комиссаров. – Ты представляешь себе, сколько в Москве столовых, кафе, гостиниц, всяких ночлежных заведений, не говоря уже о магазинах одежды?! Здесь живет десять миллионов человек. И это все рассчитано на такое количество народу! А ты собираешься вычислить од-но-го, с помощью денег, которыми он будет расплачиваться. Это же абсурд.
– Не горячись. Во-первых, этот город рассчитан на гораздо меньшее число людей, чем десять миллионов, оттого-то здесь такая давка. Во-вторых, как раз исходя из этого факта, в Москве гораздо меньше всяких мест, где Рыбак может тратить деньги. Хотя их, конечно, все равно много. Но самое главное – в-третьих. Это то, что сегодня пятница и конец месяца. А это значит что? Это значит то, что выручка собирается и инкассаторы развозят ее по банкам. Так что все-таки эфемерная возможность зафиксировать появление патрушевских купюр все-таки есть.
Алина клацнула крышкой своего ноутбука и заявила:
– Я закончила.
Мужчины удивленно посмотрели на нее, не слишком понимая, о чем речь.
Алина чуть смутилась и добавила:
– Ну… свои психологические портреты… И могу теперь кое-что предположить.
– Ага, – оживился Грязнов. – Ну и как же будут действовать ваши «квадратные и лохматые», «тощие и вытянутые»?
– Из Москвы бежать не будут. Но и в центре сидеть не станут. С большей долей вероятности, нежели предпринимая какие-то другие действия, будут проводить время в пивных и барах, в пригороде. От полудня и по крайней мере до наступления темноты. Будут искать ночлег именно таким образом.
Грязнов и Комиссаров, не сговариваясь, скептически покачали головами.
– Какой же ночлег в баре?
Алина слегка покраснела и не успела ответить, потому что в этот момент ворвался Дятел и поднял большой палец правой руки:
– Вячеслав Иваныч, он наш! Нашли. Местные менты, подмосковные, помогли.
У Комиссарова отвисла челюсть. А Грязнов просто сказал:
– Блестящая работа.
Дятел, не знавший, что это относится целиком к Алине и реализации ее фантастического прогноза, просто просиял.
– Он подцепил девицу в баре. На Николиной Горе. Официантку.
– Молодец парень! – не удержался Грязнов и от похвалы в его адрес.
– Чего – молодец? – удивился Дятел.
– Да это ты, ты молодец, оперативно сработал, давай дальше.
– Да нечего дальше. Потом она отпросилась с работы и забрала его домой. Около двух часов назад.
– Надо немедленно выяснить, кто ее соседи. Что за дом и кто в нем живет.
– Уже. На полкилометра кругом – никаких соседей. А дом этот – академика из НИИ Курчатова. Дамочка его только сторожит.
– Отлично. Ничего не предпринимать, пока мы не приедем рано утром. Будем брать тепленьким из постели. Всем переодеться в самые ветхие шмотки. У нас в МУРе есть секонд-хенд, американские копы целый контейнер притаранили. Одежда, джинсы старые и прочая мура. Мура для МУРа.
– Ну вот и для меня работенка найдется, – удовлетворенно отметил Федор.
Сказано – сделано.
В 5.35 утра в двух кварталах от дома академика из НИИ им. Курчатова, вычисленного пронырливым участковым, остановился неприметный «пазик». Из него вышли три человека и разбрелись в разные стороны. Все они смахивали на бомжей и никаких подозрений у случайного или намеренного свидетеля вызвать не могли. За исключением того, что бомжи не ездят на машинах. Ну а если автостопом? Нет, все-таки вряд ли. Тем более что это были Грязнов со товарищи. Алина осталась в салоне. Все члены «группы обхвата» были радиофицированы, и Алина, находясь в машине, тоже могла слышать их переговоры.
Николина Гора, элитный дачный поселок, если и не отличалась особо целебным воздухом – все-таки почти Москва, – то по крайней мере свято хранила свое основное богатство – тишину. Лишь изредка робко покаркивали вороны, словно проверяя, насколько громко будут звучать их голоса.
Небо было совершенно чистое, но сероватое. И еще – очень свежо, все-таки всего лишь половина шестого утра.
Комиссаров подумал, что в его работе это самый главный плюс – необходимость и возможность ранних подъемов…
Итак, два «пьянчуги» враскачку переходили дорогу. Один из них поднял по дороге валяющийся штакетник. Другой, двигающийся вихляющей походкой, неожиданно произнес:
– Не забывай, что ты под градусом. Держись за меня, алкаш несчастный.
– Понял.
– И еще. Правило Комиссарова номер один не забыл?
– «Играй по правилам, и все останутся в живых».
– Годится. Ну ладно… Что-то мне домишко смутно напоминает, – пробормотал Комиссаров.
Двое стояли у окон.
– Тут есть черный ход? В любом случае нас подстраховывают с другой стороны улицы. – Группа спецназа МВД дислоцировалась за двадцать минут до приезда Грязнова.
Особенно не размышляя, ногой высадив дверь, Комиссаров ринулся вовнутрь.
Боковым зрением он ощутил, как из спальни метнулась длинная тень. Вот только куда?
– Лежать! – орал Грязнов, врываясь в дом и стаскивая с постели на пол молодую женщину в пижаме со слониками. – Ложись сюда! Не двигаться. Руки вверх! Руки подними!
– Я здесь ни при чем! Я здесь ни при чем! – не переставая верещала женщина.
– Что-то мне домишко смутно напоминает, – бормотал Комиссаров, включая свет.
В соседней комнате раздался стук, шум, какая-то возня и, наконец, незнакомый голос завопил:
– У меня заложник. У меня ваш парень, ваш парень у меня, слышите? И теперь я сматываюсь! Ваш парень со мной, и он заложник, вы уроды! И я ему выпущу мозги, если не дадите уйти!
Все это время женщина скулила не переставая.
– Лежать молча! – коротко рявкнул Грязнов, и она заткнулась.
– Мы можем договориться, – не слишком успокаивающим тоном заверил Комиссаров.
На что же все-таки похож этот домишко?… Фу ты, черт, что за ерунда. И тут Комиссаров вспомнил! Дача знакомого чиновника из ФСБ. Можно было бы подумать, что не туда и попал, когда бы тот дом не находился в Зеленограде. Но фасад, планировка прихожей, гостиная – один в один. Помнится, там из кухни было два выхода – в гостиную и в душевую. А душевая… Вот черт, да в нее же можно забраться с улицы. Комиссаров выскочил из дома.
– Эй, вы там, слышите? – орал тем временем мужик. – Мне нужна эта… дайте мне… – Похоже было, что он еще не решил, что именно потребовать. – Дайте мне машину. Машину! Машину мне!!!
А вертолет не желаешь? Комиссаров, ступая с пятки на носок, вышел через кухню и чуть не столкнулся с преступником. Перед ним был широкий затылок сбежавшего заключенного. Отъявленного убийцы. Взявшего в заложники молодого парня, напарника и друга Комиссарова.
Комиссаров быстро поднял руку и положил палец на крючок.
Зек, каким-то звериным чутьем ощутив дуновение воздуха у себя за спиной, резко повернулся, заслонился заложником и выбросил вперед руку с укороченным «калашниковым».
Комиссаров два раза подряд нажал на спуск.
Прозвучали два быстрых выстрела.
Интересно было бы, если бы не прозвучали, пронеслось у него в голове.
Беглый зек, бессмысленно открыв рот, грохнулся на пол, подминая под себя Дятла. Члены «группы обхвата» бросились ему на помощь.
Комиссаров посмотрел на мертвого зека Федоренко и пошел прочь. К машине.