– Сдается мне, у тебя, Уэбо, очень острый глаз, – расхохотался Турнхам. – Вот я и поручаю тебе – следи за берегом. И если углядишь что-нибудь опасное, немедленно сообщай об этом. Ступай.
– Да, милорд.
Дик, необычайно довольный распоряжением, поклонился и ушел на корму. Он был уверен, что сумеет по чужим мыслям точно угадать момент нападения, а придумать доказательства будет не так сложно. В конце концов, – эта мысль впервые пришла ему в голову – командира можно будет убедить в чем угодно с помощью магии. Как замечательно, что никто вокруг не владеет этим дивным искусством! Что ж, пока никто не заподозрил его в магических выкрутасах, он останется совершенно безнаказанным.
Он удобно устроился на корме, которая как раз была обращена к берегу, прогнал оттуда изнывающих от безделья солдат, игравших в кости, и стал ждать Серпиану. Она всегда чувствовала, когда он оставался один, и тут же появлялась рядом, если, конечно, не была чем-нибудь занята. А чем она могла быть занята на галере? Шитьем? Ерунда. Из каюты двух королев, где собирались придворные дамы, она сбегала именно потому, что терпеть не могла долго ковыряться иголкой в ткани. Хотя Иоанна Английская, когда вспоминала о существовании, как она думала, шотландской дворянки Анны Лауэр из Стирлинга, всегда зазывала ее к себе.
– Хочешь пить? – произнесла девушка, и Дик обернулся к ней, досадуя на свою невнимательность. Он никак не мог привыкнуть к тому, что его спутница передвигается так бесшумно. – Я тебя напугала?
– Я бы не удивился, что ты ходишь тихо, если б ты была кошечкой, – сказал он.
– А ты уверен, что кошки так бесшумны, как гласит молва? – Она тихо рассмеялась. Присела рядом. – Так как, хочешь пить?
– Конечно. Разве у тебя есть спрятанная фляжка? Нехорошо...
– Фляжки нет, зато я могу угостить тебя отличным заклинанием. Скоро без этого на галере будет не продержаться. Что предполагает делать Турнхам?
– Ждать прибытия короля Ричарда.
– Допустим, английский государь прибудет через месяц. Что будем делать?
– Стоило бы задать этот вопрос командору. Я же ни на чем не могу настоять, кто я такой? Наверное, стоило бы выйти из гавани и попробовать разжиться водой на каком-нибудь другом острове. Но он и слышать не хочет. Считает, что так будет опаснее для двух королев. Может, он и прав. В окрестных водах хозяйничают и греческие, и турецкие, и магрибские пираты, и еще черт знает какие...
– Не чертыхайся.
– Да, конечно... Насколько я понял, граф уверен, что уж кого-кого, а пиратов в лимассольской бухте оказаться не может.
– Зато может оказаться кипрский флот.
– Ну он только один. – Дик улыбнулся ей. – Но не будем падать духом, верно? Незачем делать это раньше времени.
Теперь, если посланник императора все-таки приплывал к английскому кораблю, он выкрикивал свое послание на хорошем французском прямо из лодки, доставившей его к галере, и тут же отправлялся обратно. Через пару дней вода в бочонках иссякла, осталось лишь немного во фляжках и пара корзинок с фруктами. Английские рыцари и оруженосцы начали звереть от жары и жажды, и даже вдовая королева Иоанна, казалось, осунулась. Она держалась неприступно и холодно, но – чувствовалось сразу – жалела своих слуг и потому пила ровно столько, сколько было необходимо. И, в отличие от своей будущей невестки, умывалась морской водой.
А принцесса Наваррская сперва начала капризничать, заявляя, что не позволит так обращаться с нареченной самого короля Английского, а потом не на шутку испугалась. Она никак не предполагала, что когда-нибудь окажется под угрозой смерти, и вдруг поняла, что действительно находится в условиях боевого похода. Сперва это были высокомерные шутки на тему того, к какому убожеству приходится привыкать столь знатной, как она, даме, и все из-за язычников-мусульман, которые не желают отдавать Гроб Господень добрым христианам. А потом Стефан Турнхам столкнулся с тем, чего он боялся больше всего, – с женской истерикой.
Тем времени работы на берегу шли полным ходом. Из обломков разобранных хижин, старых кораблей и камней возводились укрепления, достаточные, чтоб помешать каким-либо судам свободно пристать к берегу, а чужим солдатам – захватить его. Дик слышал мысли моряков, эхом доносящиеся из-за мыса, и догадался, что там собирается флот – небольшой, чтоб его можно было спрятать за скалами, но даже нескольких малых кораблей хватит, чтоб захватить галеру. Особенно если ее охраняет всего двадцать человек. Двадцать три, если считать королевского телохранителя, командора Турнхама и казначея де Мони.
– Я? – изумился Этьен, когда ему предложили вооружиться и надеть доспехи. – С чего это? И не собираюсь. Война – не мое дело. Вот если подсчитать чего...
– Вы же были оруженосцем, сударь, – мрачно произнес Стефан. – И даже, кажется, получили посвящение...
– Да это когда было! Тогда я был молод и глуп. А сейчас на меня не рассчитывайте! Пусть дерутся такие, как Уэбо, ему все равно больше делать нечего.
Турнхам почти злобно покосился на молодого рыцаря, стоявшего рядом, видно, желающего что-то сказать. Должно быть, что-то столь же приятное, как и раньше.
– Что? – рявкнул командор. – Разве ты не должен быть на корме, Уэбо, наблюдать за берегом? Что ты здесь делаешь?
– Наблюдать за берегом теперь, когда уже понятно, что и почему происходит, не так важно, – ответил Дик, ни на мгновение не теряющий присутствия духа. Гнев графа его совершенно не беспокоил. – Гораздо важнее то, что можно высмотреть вот там, – и показал рукой на мыс.
Этот мыс назывался Гата, он был довольно обрывистый, скальный, кое-где поросший низкими деревьями, кое-где во мху и потеках влаги. Здесь горный хребет делал плавный разворот и вдавался в море. А значит, за таким мысом можно было спрятать все, что угодно. Он защищал Лимассол от частых в этих краях западных ветров и от бурь, так что бухта могла считаться очень спокойным и безопасным местом... Но только не для англичан и только не теперь.
Командор в один миг осунулся и постарел. Он осознал наконец, на что намекает телохранитель короля, не зря же Турнхам свою довольно долгую по меркам того времени жизнь провел в походах. Он понял, что император решил обложить их, как дичь во время охоты. Только выход в море он не перекрыл. Совершенно правильно – какой человек в здравом уме и твердой памяти выйдет в море, если у него на борту всего несколько фляжек с водой и иссякли почти все остальные припасы? Замечательная идея – спрятать за мысом свои корабли, когда на берегу ждут войска, которые при необходимости спустят на воду легкие гребные суденышки. И вот галера в руках Комнина. Удивительно, что он до сего момента не предпринял что-то подобное. Должно быть, желает сделать вид, что на самом деле никого не собирался захватывать, – лишь бы не дать ни малейшего повода для обвинений.
– Ты можешь поручиться, что за мысом есть корабли? Ты видел? – все-таки решил уточнить Турнхам.
– Боюсь, когда мы их увидим, может оказаться поздно, – возразил Дик. – Видите вон ту лодку, которая как раз направляется к Гате? Это не рыбачье судно.
– Мало ли что. Возможно, кто-то по каким-то своим делам...
– Видны отблески солнца на металле. Там сидят люди в доспехах, при оружии.
– Это не доказательство.
– Возможно, милорд, – согласился молодой рыцарь. – Но если бы я был Комнином, именно так я и поступил бы. Его величество вот-вот доберется до Кипра, его корабли могут показаться на горизонте в любой момент.
Стефан и сам считал так. Он задумался, потирая лицо, которое покрылось бы потом, если б не недостаток влаги в теле. Как воин, он умел терпеть, но уже теперь сильно страдал от жажды, чувствуя, каким неестественно сухим и шершавым становится язык, как трескаются губы, и даже загустевшая кровь едва сочится сквозь образовавшиеся трещины. Хвала Господу, что они в море, где воздух куда как влажен, это не спасает от жажды, но немного приободряет. Многие из солдат уже украдкой отпивали из ведерок с морской водой, которую ставили для того, чтоб ею можно было обливаться. Турнхам помнил, что этого делать нельзя, но понимал он и то, что скоро, наверное, не выдержит.
Он повернулся к де Мони, в его взгляде был вопрос. Командор и казначей прекрасно друг друга понимали, потому и Этьену не понадобились никакие разъяснения. Он просто замахал руками:
– Нет, нет, конечно, нет! Да где это видано – выходить в море без воды и припасов! Кроме того, наши гребцы просто между банок попадают после полудня гребли – без еды и питья и на таком солнце!
– Гребцам можно дать вина, – предложил Дик.
– Какое вино! Толку-то с него!
– Толк с него как раз немаленький, – отрезал Турнхам. – Боюсь, это лучший выход теперь, когда у нас на корабле почти ни капли воды. Эй, гребцам по чарке вина, быстро!
Приказы сурового графа выполнялись мгновенно, слуги забегали с большими черпаками, и вскоре из-под нижней палубы, откуда до того раздавались только жалостные стоны и вой, донеслись звуки радостного оживления. Предложенное выхлебали в мгновение ока, и гребцов можно было понять. Вино перепадало им нечасто, а такое хорошее – и вовсе никогда. Одним махом удалось хоть как-то, но утолить жестокую жажду и заодно ненадолго отключиться от тягостной реальности.
– Милорд. – Голос у Дика был спокойный, даже легкомысленный. Командор обернулся – молодой рыцарь указывал на мыс Гата. – Смотрите.
Ветер ударил в лицо; из-за обрывистого склона горы, далеко врезающейся в море, плеснули грязно-белым огромные паруса... Нет, не стоило обольщаться – маленькие бурунчики по обоим бортам были свидетельством того, что киприоты полагаются не только на ветер. Должно быть, на веслах у них сидело не меньше гребцов, чем на галере англичан. Один, два, три... Шесть кораблей. Турнхам схватил ртом воздух, как выброшенная на берег рыбина, машинально нашарил на поясе рукоять меча. Спохватился и завопил так, что лицо в мгновение ока налилось кровью:
– Паруса, живо! Гребцы, на весла! Скорость погони!
– Они еще довольно далеко. – Дик прищурился.
– Но им благоприятствует ветер, – заявил де Мони. – Они доберутся до нас раньше, чем мы разгонимся. Эй, ставьте паруса! Почему не ставят?
– Это ни к чему, – отозвался капитан. Все это время он старался не попадаться на глаза благородным. А поскольку благородные на галере просто кишели, то его почти никогда никто не видел. Теперь он откуда-то появился как по волшебству, в ту самую минуту, когда оказалось нужно командовать. – Ветер слишком слабый. Паруса буду не помогать, а мешать гребцам.
– Но эти-то идут на веслах и под парусами.
– Они поворачивают при помощи весел, это же видно. – Капитан презрительно посмотрел на сухопутную крысу, которая только и умеет, что мечом махать, и тут же поспешил скрыться с глаз командора, надеясь, что вызывающего взгляда тот не заметил.
– Прибавить ходу! – крикнул Турнхам.
Дик отошел на корму, на уже ставшее для него привычным место. Серпиана, будто знавшая, что дождется его именно там, уже стояла с доспехом и шлемом. Она надела свою кольчужку, правда, на платье, ограничившись лишь тем, что подоткнула юбку чуть выше, чем обычно, – до середины голеней. В этом наряде она выглядела бы потешно, если бы не строгое и замкнутое выражение лица, на котором читалась уверенность. Рыцарь помнил, что ее нельзя недооценивать, – рука, подавшая ему меч, была хоть и маленькой, но твердой. Очень твердой.
– Сколько у нас шансов уцелеть?
Он заулыбался ей в ответ. Как ни странно, он и в самом деле не испытывал никакого страха или сомнений. Нахлобучил подшлемник и пристегнул шлем, заранее предвидя, как у него будет вечером болеть голова... Он подумал, что это хорошо, если вечером еще будет чему болеть
– Надеюсь, что много, дорогая, – ответил он. – Держись подальше от схватки, если она будет, хорошо? Если повезет, в случае чего сможешь сбежать.
– С чего ты взял, что я и в самом деле стану держаться в стороне?
– С того, что, наверное, предпочтешь больше не попадать в плен.
Девушка сдвинула тонкие брови – она смотрела на жениха так, словно он, не слишком следя за тем, что говорит, случайно оскорбил ее.
– Да, одного раза с меня довольно. Но я и не собираюсь больше попадать в плен. – Она повернула пояс – на нем висел купленный Диком длинный кончар. Едва-едва улыбнулась. – Посмотрим?
Молодой рыцарь-маг оглядел ее с ног до головы.
– Где твой лук? Он будет куда как кстати.
– Под рукой. – Девушка покосилась на корабли киприотов, уже нагонявшие галеру. Из-под нижней палубы доносились звуки ударов и ругань. Оставалось лишь надеяться, что пьяным гребцам хоть какое-то время будет легче грести и терпеть удары. – Ты можешь что-нибудь сделать?
– Что-нибудь?
– Например, изменить направление ветра.
– Погодная магия? Эти друидские штучки не совсем по моей части.
– Тогда, наверное, надо попросить Трагерна.
– Да он, скорее всего, опять весь зеленый... Впрочем, ты права. Пусть-ка поработает своим новым посохом. Эй! – И он нырнул в каюту.
Трагерна пришлось вытаскивать на палубу силой – он опять хандрил, как всегда, когда ему случалось оказаться в море. Он спал днем и бодрствовал ночью – когда вокруг царила темнота, моря было не видно, не видно волн, и на него не накатывала дурнота, которая, скорее всего, являлась просто памятью о качке, а не естественным проявлением морской болезни. Так что после очередной бессонной ночи он с трудом проснулся. Объяснять ему, что случилось, Дик не стал – он торопился наружу. Только в дверях каютки громыхнул мечом, чтоб было понятно – не шутки.
На корме он прищурился под ярким солнцем, чьи лучи превращали море в поток расплавленного металла. Только само светило больнее резало глаза. Молодой рыцарь запрокинул голову и понюхал ветер – морская соль и запах сена... Неужто на Крите уже сенокос? Да, конечно, он припомнил, наверное, уже время. Если он чувствует запах сена, значит, ветер меняет направление и дует теперь с берега. Это им на руку. Корнуоллец приподнял руку, развернул ладонь и попытался усилить бриз. Гребцов хватит ненадолго, так что паруса все-таки придется поставить. Вслушиваясь в звон небесных сфер над островом, все еще подвластным ему, Дик понял, что ветер скоро снова повернет, и добавил ему силы, заставив превратиться в постоянный поток, идущий с берега. Повороты им не нужны.
Он не был уверен, что все сделал правильно. Но капитан, ненадолго выскочивший на верхнюю палубу, закричал, чтоб ставили паруса, а гребцы готовились поднимать весла. Оживление под нижней палубой сразу стало заметно – галера резко прибавила ход. Что ж, надежда на отдых – пожалуй, куда более надежное средство убеждения, чем плети. Корабль, построенный со знанием дела, хоть и большой, но быстроходный за счет обтекаемой формы и большого количества парусов (а равно и банок, где размещались гребцы), сумел разогнаться у выхода из бухты. То, что гребцам дали вина, сыграло свою роль – обманутым хмелем телам показалось, что они сильней, чем обычно. А на веслах не поработаешь вполсилы, здесь надо трудиться до предела и за пределом.
Корабли преследователей – боевые, меньше размером, парусов у них, кажется, было больше, так что и скорость они развивали большую. Они гнали галеру, разворачиваясь «крыльями», должно быть, собирались обхватить жертву кольцом. И хотя пока еще они были далеко, Дик понимал, что их скоро нагонят. Он взялся за меч, проверил, легко ли тот выходит из ножен. Впрочем, конечно, идея бредовая – на каждом из кипрских кораблей, наверное, не меньше четырех-пяти десятков воинов, и это против двадцати двух... двадцати трех, если считать Серпиану. Еще, конечно, можно прибавить Трагерна, но его военные таланты вызывали у корнуоллца большие сомнения.
Выбравшийся на палубу ученик друидов сперва долго протирал глаза, а потом, удивленно и укоризненно посмотрев на Дика, крикнул ему:
– Ты что, не видишь? Погоня!
– Нет, не вижу, – огрызнулся молодой рыцарь. – Что ты говоришь!