– И что, начал? – спросила я. Кошкин взглянул на меня и кивнул.
– Да, он тогда здорово разговорился, вроде бы смешные истории про пленных рассказывал, и все смеялись, может, потому, что выпили много, и никто над смыслом не задумывался.
– А вы задумались?
– Вроде того. И получилось… как бы это помягче… Мало во всем этом было смешного. Понятно, еще вчера враги, полстраны в руинах, столько горя, но все равно, они ведь люди… впрочем, нам легко судить, а тогда…
– Какую-нибудь из этих историй припомнить можете?
– Что вы, помилуйте. Сколько лет прошло. Хотя… – Он остановился и внимательно на меня посмотрел. – Знаете, что я вспомнил… Он о каком-то кладе рассказывал. О несметных сокровищах, которые он якобы видел своими глазами.
– Несметные сокровища в лагере? – удивилась я. – Может, немцы на золотых приисках работали?
– В тех краях никаких приисков быть не может.
– Тогда что это?
– Выдумки, – мягко улыбнулся Кошкин. – Но в тот момент я, признаться, засомневался и на следующий день даже с Ильей поговорил. Сам Степан Иванович наутро был неразговорчив и на домашних смотрел сурово, его я расспрашивать не рискнул, а вот с Ильей…
– И что он сказал?
– Сказал, что историю эту слышит не первый раз. Что в прошлом году они вместе с Павликом, это его сын, ездили со Степаном Ивановичем к месту его службы. Как был там лагерь, так и есть, сокровищам взяться неоткуда. К тому же сам Степан Иванович рассказывал, что сокровища эти нашли немцы, а потом их взорвали.
– Подождите, взорвали во время войны?
– Наверное. Пленные сделать это никак не могли.
– Но как сокровища, в таком случае, мог увидеть Степан Иванович?
– Да, – покачал головой Кошкин. – Чепуха получается. Может, пленные немцы хранили там свои личные вещи: часы, какие-нибудь украшения. Для парня из деревни, который досыта-то никогда не ел, это настоящий клад. Как считаете?
– Возможно. Правда, мне всегда казалось, что пленных обыскивают, вряд ли они могли что-то сохранить до своего приезда в лагерь…
Тут я вспомнила фильм «Криминальное чтиво» с рассказом одного из персонажей, как он хранил часы во вьетнамском плену, и задумалась. Чего только на свете не бывает.
– А где служил Степан Иванович?
– Точно место не помню. Неужели вы серьезно думаете, что Маша что-то там обнаружила среди его вещей? – вздохнул он.
– Не уверена, – честно ответила я. – Но ничего другого просто в голову не приходит.
– Вы считаете… Маша погибла? – с трудом произнес он.
– Мы очень надеемся, что она просто уехала куда-то. Никого не предупредив.
– Это на нее не похоже. Может, действительно отправилась искать сокровища? Последнее время она очень тяготилась своим положением, пенсия маленькая, коммуналка, соседи шумные, да и вообще… Я особенно помогать ей не мог, у меня семья, а зарплата тоже, знаете ли… в общем, иногда получалось скопить рублей пятьсот, но и их она брать не хотела. Считала меня предателем. В каком-то смысле она права. Квартиру я вполне мог оставить ей, но моя жена… – Он выразительно вздохнул и уже другим тоном продолжил: – Если она что-то нашла в вещах отца, вряд ли хотела, чтобы о ее путешествии знал кто-нибудь из знакомых. Как вы считаете?
– Будем надеяться, что с ней все в порядке.
– Но это письмо вас беспокоит?
– Конечно. Потому мы и пытаемся как можно скорее отыскать вашу бывшую супругу.
Тут Кошкин взглянул на часы и вроде бы испугался.
– Половина одиннадцатого. Мне пора домой, извините. Жена не любит, когда я опаздываю.
– Могу я вам позвонить, если вдруг…
– Конечно. Только, пожалуйста, лучше на мобильный и днем. Хорошо?
Мы простились, Кошкин, еще ниже опустив плечи, поспешил с пуделем к своему дому, а я направилась к машине. Несмотря на многие неясности, разговор с Кошкиным я не считала бесполезным. Теперь появился хоть и смутный, но все же намек на некие сокровища, которые отлично укладывались в нашу с Женькой версию. Радовало и то, что сейчас гибель Кошкиной, которая днем еще казалась практически делом свершившимся, вызывала сомнения. Что, если дама действительно отправилась на поиски сокровищ? Оттого и предпочла помалкивать. Но это успокоило меня лишь на мгновение: если слежка и обыски в комнате не плод ее фантазий, то женщина в опасности, чем скорее мы ее найдем, тем лучше.
Тут я подумала, что, возможно, ищем ее не только мы и милиция, и невольно огляделась. Редкие прохожие спешили по своим делам, компания молодых людей устроилась на скамейке с намерением выпить пива. На улице еще светло, но…
Я поспешила к своей машине и вздохнула с облегчением, когда тронулась с места. Достала телефон и набрала Женькин номер.
– Ты где?
– В ресторане, – ответила она, хихикая.
– Хорошо. Спроси у Петренко вот что: в детстве он ездил вместе с отцом и дедом к месту службы последнего, может, он вспомнит, где это?
– Спрошу. Кошкин рассказал что-нибудь интересное?
– Ты там не очень-то болтай при своем ухажере.
– Он в туалет ушел. Слушай, по-моему, он решил меня соблазнить и с этой целью спаивает. Хотя я и так не против. Эй, что скажешь? Стоит мне сегодня согрешить?
– На твое усмотрение.
– Уж очень он боек, так и подмывает к черту послать. С другой стороны, меня не убудет. Ладно, закругляемся, он возвращается. Если до двенадцати не вернусь, до утра не жди.
Я усмехнулась, убрала телефон и поехала домой. Решив сократить путь, я свернула в Аптекарский переулок. Дорога здесь узкая и совершенно пустынная. Оттого на «Жигули» я обратила внимание практически сразу. Они держались на расстоянии в несколько метров, не делая попыток меня обогнать. Впрочем, здесь это затруднительно, мало того, что переулок очень узкий, так еще с двух сторон машины припаркованы. Но, несмотря на эти соображения, я насторожилась и вспомнила свою недавнюю мысль о том, что не только мы и милиция Кошкину ищем. Вспомнила и поежилась. И прибавила газу. «Жигули» остались где-то позади.
Я свернула на улицу Серебрякова и поспешила выехать на проспект, среди людей и потока машин почувствовав себя гораздо спокойнее. На светофоре вновь свернула, отсюда до моего дома совсем недалеко, и тут… В зеркале заднего вида я заметила «Жигули». Не могу утверждать с уверенностью, что те же самые, из-за расстояния номер разглядеть я не смогла, однако почувствовала себя очень неуютно. Неужто за мной следят? Надеются, что я выведу их к Кошкиной? Да я знать не знаю, где она.
Мою догадку стоило проверить. Я затормозила возле дома с большой аркой, которую перекрывали ворота. В воротах была калитка, а рядом надпись: «Машины у ворот не ставить». По соседству нашлось местечко, и я приткнула машину, краем глаза заметив, что «Жигули» припарковались у соседнего дома. Из машины никто не показывался. Я вышла. Калитка была не заперта, чем я и воспользовалась, толкнула ее, и она открылась с жутким скрипом, а я увидела, что из «Жигулей» появился парень в джинсовой рубахе. Если бы у меня было чуть больше мозгов, я бы вернулась к машине, но вместо этого я быстро миновала арку и оказалась во дворе-колодце. Впереди тоже была арка, два подъезда – слева и справа. А сзади слышался звук шагов, которые все приближались. Что делать? Идти вперед или спрятаться в одном из подъездов? Надо было решаться, а я вместо этого замерла на месте, бестолково оглядываясь. Со мной поравнялся парень в джинсовой рубашке, улыбнулся мне и сказал, кивнув на арку впереди:
– Там тупик. Если хотите пройти на Михайловскую, то проход в соседнем дворе.
Он еще раз улыбнулся и направился к подъезду, а я, пробормотав «спасибо», вернулась к машине, вздохнув с облегчением. «Вот дура, и чего перепугалась?» Я покачала головой и поспешила домой, очень надеясь, что Женька вскоре появится.
Выпив чаю, я устроилась на кухне возле окна ждать ее. Часы показывали половину первого, и стало ясно: Женьку ждать бессмысленно, она решила согрешить и раньше утра не вернется. Вздохнув, я пошла спать.
Подруга разбудила меня в семь утра; зевая, она шла к постели и по дороге наткнулась на стул, от шума я и проснулась.
– Привет, – сказала Женька шепотом, точно боялась кого-то разбудить.
– Привет, – вздохнула я. – Ты рано.
– Терпеть не могу, когда кто-то храпит в ухо. Единственный человек, с которым я готова делить постель, это ты, – хмыкнула подруга и плюхнулась рядом со мной.
– Так он храпит?
– Уверена. – Женька зевнула и блаженно прикрыла глаза.
– Эй, так нечестно. Ты меня разбудила, а сама собираешься дрыхнуть.
– Просто тебя разбирает любопытство, – мурлыкнула Женька.
– Конечно, разбирает. Как он тебе?
– Бывало и хуже. В смысле, ничего. Ох уж эти мне Казановы, только и годятся на то, чтобы за пять минут до совещания трахнуть секретаршу.
– Ты показала ему класс?
– Само собой.
– Надеюсь, парень жив, – хихикнула я.
– Что ему сделается. Но секретаршам сегодня точно ничего не обломится.
– Бедняжки.
– Польза от моего грехопадения все же есть, – весело продолжала Женька. – Чтобы отвлечь меня от непотребных мыслей, он болтал как заведенный. Рассказал мне историю своей жизни. И знаешь, что обидно, Анфиса? В ней нет ничего интересного, я имею в виду – ничего полезного для нашего расследования.
– Скажи, дорогая, – вздохнула я, – существует мужчина, способный вызвать у тебя положительные эмоции?
– Наверное. Но Павел Ильич к ним никакого отношения не имеет.
– А как же твоя идея выйти замуж?
– За него? С ума сошла, – возмутилась Женька. – Прикинь, что за жизнь меня ожидает? Муж дни и ночи в думах о том, как нажить очередной миллион, а я в думах, как его спустить. Поход по магазинам между педикюром и солярием. Ужас. О такой ли жизни я мечтала? Нет, лучше Петечка. С ним мне хоть работать придется, на свою дохлую зарплату он меня вряд ли прокормит.
– Значит, Петренко ничего не светит, – подвела я итог.
– Пусть пока рядом пасется, опять же, вдруг что полезное вспомнит. Ладно, я вздремну немного.
Женька еще раз зевнула и отвернулась, а я тихонько встала. Спать совершенно не хотелось. Лучше позвонить Ромке до занятий и немного поваляться в ванне.
Мужу я позвонила, а вот с ванной вышла незадача. Только я туда отправилась, как зазвонил телефон. Я бросилась к нему, боясь, что звонок разбудит Женьку.
– Анфиса! – голос Ольги срывался на крик. – Машу нашли.
Сердце мое совершило стремительный скачок вниз, от глагола «нашли» я не ждала ничего хорошего. И оказалась права.
– Меня в морг просили приехать, на опознание. А я как подумаю… у меня руки-ноги холодеют. Может, вы это… со мной. Все не так боязно.
– Когда вам нужно быть в морге?
– В одиннадцать.
– Мы за вами заедем.
Закусив губу, я повесила трубку и вздрогнула от неожиданности, услышав за спиной:
– Кошкину нашли?
Женька стояла в дверях и хмуро смотрела на меня, точно я была в чем-то виновата. В старину с гонцами, приносившими дурные вести, обходились круто, и я порадовалась, что те времена прошли.
– Ольга боится ехать одна на опознание.
– Нам к одиннадцати? Пойду умываться.
Женька ушла, а я отправилась на кухню готовить кофе. Когда подруга там появилась, я с унылым видом таращилась в окно. День был солнечный, но никакой радости я от этого не испытала, хотя с Кошкиной даже не была знакома. Если не считать ее письма и фотографии.
– Что произошло, Ольга не рассказала? – спросила Женька, устраиваясь напротив.
– Нет. По-моему, она сама ничего не знает. Теперь милиция всерьез займется этой историей и… – Я не договорила. Если это убийство, ясно, что расследовать его будут профессионалы, и путаться под ногами нам никто не позволит. Странно, но облегчения от того, что нам больше не надо приставать к людям с вопросами, а можно отправиться за город, я не испытала. А еще возникло чувство вины, что мы с Женькой опоздали. Хотя это было совсем глупо, раз мы даже не знаем, когда Кошкина погибла.
– Скверно, да? – спросила Женька, и я молча кивнула.
Выпив кофе, мы начали собираться. Тут в дверь позвонили. Женька находилась в спальне, и открывать пришлось мне. На пороге стоял молодой человек в кепке и радостно скалил зубы из-за огромного букета роз.
– Здравствуйте, – сказал он. – Вы Евгения Петровна?
Я убрала ответную улыбку и отрицательно покачала головой. Парень улыбаться тоже перестал.
– А Евгения Петровна здесь живет?
– Здесь. Давайте букет.
Парень с облегчением передал цветы, а я заорала:
– Евгения Петровна, это вам.
Появившись в коридоре, Женька равнодушно взглянула на цветы и закрыла дверь перед носом парня, так и не соизволив сказать спасибо, сунула букет под мышку, буркнула «ничему дураков не научишь» и пошла в кухню. Я побрела следом, все-таки поинтересовавшись:
– Что плохого в том, что он прислал цветы?
– Нужны они мне… Ладно, хорошие цветочки, пусть стоят. Я бы на месте Павла Ильича легла на дно и сигналов не подавала, а он букеты шлет.
– Может, сегодняшняя ночь оставила неизгладимый след в его душе. Кстати, а почему цветы сюда прислали?
– Я ему твой адрес дала. Ну, чтобы не надоедал в случае чего.
– Вот спасибо, – обрадовалась я. – Надеюсь, привычку присылать цветы по утрам он скоро оставит, потому что если Ромка… короче, он вполне способен переломать конечности твоему Петренко.
– А мне не жалко, – замотала головой Женька. – Лишь бы Ромочке в радость.
– Правильно тебя замуж никто не берет. Ты коварна и жестокосердна.
– Точно. Поехали в морг.
Мы спустились во двор, где на стоянке была моя машина.
– Ты чего вчера про поездку спрашивала, ну про то, что Пашкин дед возил их к месту своей службы?
Я коротко передала свой разговор с Кошкиным.
– Пашка сказал, может, и ездили куда, но он не помнит. Удивился очень, с какой стати это меня интересует.
– А ты чего?
– Воспылала бурной страстью, и с разговорами ему пришлось завязать. Думаешь, там в самом деле какие-то сокровища?
– Хрен знает. Теперь это дело милиции.
– А вдруг правда сокровища? Прикинь, мы найдем клад… Я бы тебя в Куршавель свозила.
– А то я без клада не могу туда поехать. И ты можешь, намекни своему Пашке, и, считай, ты уже там.
– Не интересно, – покачала головой Женька. – Вот если бы клад…
– Если бы клад, старикану ничто не мешало самому его найти. А он шестьдесят лет ждал неизвестно чего.
– Тоже верно, – пригорюнилась Женька. – А вдруг он какой-то особенный?
– Старикан?
– Клад. Вдруг его просто так не возьмешь?
– А мы, конечно, возьмем?
– Конечно. Лишь бы знать, где искать. Кошкину жалко, – вдруг вздохнула Женька. И я поняла: ее, как и меня, не оставляет чувство вины, и замолчала.
Ольга в компании нескольких женщин ждала нас возле своего подъезда. Они проводили нас напряженными взглядами.
– Соседки, – пояснила Ольга. – Весь дом уже знает. Такое несчастье. – Она заплакала, достав платок из сумки, и принялась рассказывать, как ей сегодня позвонили из милиции. – Ее в лесу нашли, недалеко от города. Там место тихое, жилья поблизости нет. Дачники на озеро пошли, ну и наткнулись на нее. Она возле дерева сидела, вроде как отдыхала. Только они сразу поняли… и в милицию.
Мы с Женькой переглянулись:
– Ее убили?
– Ничего такого он не сказал, ну, тот парень, что звонил.
Мы переглянулись вторично.
– Вот ведь, – вздохнула Ольга, вытирая слезы. – Был человек, и нет человека.
Мы подъехали к моргу ровно в одиннадцать. У дверей пасся следователь, который по иронии судьбы оказался нашим знакомым, что нас совсем не обрадовало.
– Аркаша, – буркнула Женька. – Надо бы хуже, да некуда.
Увидев Ольгу, Аркаша скроил скорбную мину, но тут же заметил нас и пакостно ухмыльнулся:
– Кого я вижу, великий русский писатель и цвет нашей журналистики.
– А ты все борешься за звание лучшего следователя, – съязвила Женька.
– Вы чего приперлись? – насторожился Аркаша.
– Группа поддержки. Ольга Алексеевна покойников боится.
– Боюсь, – закивала Ольга. – Теперь недели две точно не уснешь. Может, я как-то издалека? – Она тут же устыдилась своих мыслей и тяжко вздохнула.
– Не возражаешь, если мы вместе с ней пойдем? – спросила Женька.