– Теперь мне нужна невеста! Мой сын теперь жених!
– Поздравляю, поздравляю! – обрадовалась та.
– Что – поздравляю! – рассердилась мать. – Ты мне невесту скорей подавай!
Жанна задумалась.
– Тут любая не подойдет, – озабоченно отметила она.
– Еще бы! – торжествуя, гаркнула мать. – Речь идет о моем сыне! Видишь, какой он у меня: моя гордость! Мужественный, молодой, стройный, высокий, спортивный, красивый, интеллигентный, а умница какой! Целый доктор наук! Светила!
Думаю, никто не удивится моему признанию: о себе из уст матери я услышал такое впервые и был потрясен – на какой-то миг даже забыл о своих несчастьях.
Вообще-то она права: я действительно совсем не глуп и далеко не урод. Но что заставило ее признать все эти истины после стольких лет сопротивлений? Загадка.
Настроение мое слегка приподнялось, конечно, насколько позволяли обстоятельства. Мать же вдохновенно продолжила:
– Дорогая моя, знай, мой Роби не мужчина…
– Как не мужчина? – испугалась Жанна, всплескивая руками.
– Ах, что за привычка у тебя: перебивать и забегать вперед? – рассердилась мать. – Мой Роби не мужчина, а мечта любой бабы, вот что я хотела сказать. Он настоящая драгоценность! Уж я-то знаю, сама растила! Заметь, Жанна, без вредных привычек: не пьет, не курит и не храпит. И спортом, как проклятый, занимается. А какой эстет! А как преуспел в науке! Только что из Парижа, с научной конференции вернулся!
Услышав это, я опять погрузился в пучину печали. Не замечая моей пучины, мать заключила:
– Короче, перечислять его добродетели можно долго, но время поджимает. Срочно нужно невесту искать. Жанна, что в невесте самое главное?
– Что? – озадачилась та.
– В невесте главное то, чего нет в моем сыне. Они должны дополнять друг друга, как мы с моим покойным супругом – ангел был, не человек. Роби вылитый отец, следовательно жена ему нужна точь в точь как я.
Думаю, вы уже поняли, что меня охватил ужас. Однако мать этого не поняла и назидательно продолжила:
– Запомни, Жанна, повторяю специально для тебя: супруги должны друг друга дополнять. Только на этом держится брак: мой муж был молчун, а я любила поговорить, и мы прекрасно уживались. Молчать и слушать – почти одно и то же. Короче, Жанна, раз в моем сыне столько образования, красоты и ума, что хватит на двоих, так и не будем непомерных требований предъявлять к невесте. Видишь сама: у Роби есть все, даже маленький недостаток.
– Какой? – с обидой поинтересовался я.
– Отсутствие денег, – с осуждением заявила мать.
Я вспылил:
– Во-первых, не считаю это недостатком, а во-вторых, деньги у меня тоже есть. Во всяком случае мне хватает.
– А мне нет! – воскликнула мать и обратилась к Жанне. – Короче, невеста должна быть богата. Желательно, очень богата.
– Я тоже так считаю, – согласилась Жанна. – Будем искать. У меня уже есть на примете две кандидатуры. Одна очень богата, просто Крез, но косая.
– Что? Совсем косая? – озабочено поинтересовалась мать.
– Самую малость, – успокоила ее Жанна. – Левый глаз немного смотрит вправо.
Мать вздохнула с облегчением:
– А-аа, это ерунда, вправо – это неплохо, вот если бы наоборот: правый – налево. Терпеть не могу когда девушки смотрят налево.
Жанна возразила:
– Ну-у, девушкой ее не назовешь, разве с большим натягом. Ей лет пятьдесят, – заметив мой ужас, она поспешно добавила: – От силы сорок, а может и все тридцать пять. Я точно не знаю. Внешность бывает обманчива. Возраст лучше по паспорту определять.
Мать отрезала:
– Зачем нам паспорт? Мы не в суде. Брось свои штучки, Жанна. Женщине столько, сколько она скажет. К тому же возраст не важен. Чем старше, тем лучше: больше жизненного опыта, да и мой сын не имеет привычки тереться возле женской юбки. Он весь в науке, поэтому какая разница сколько лет жене? Она все равно его не увидит. Если у нее есть капитал, так пусть будет хоть пенсионеркой. Мне так легче тратить ее деньги.
– Почему это? – заинтересовалась Жанна.
– К зрелому возрасту женщины обзаводятся жизненной философией и становятся щедрыми. Да, моему сыну нужна молодая пенсионерка!
– Мама! – в отчаянии воскликнул я. – Ты не забыла? Я мечтаю о сыне!
– Теперь будете вдвоем мечтать, – успокоила меня мама и обратилась к подруге: – Точно, Жанна, пенсионерки, если они еще молоды и симпатичны, самые предпочтительные невесты. Они уже понимают, что не в деньгах счастье.
– Что-то ты, мамочка, этой истины до сих пор не поняла! – взорвался я.
Она в долгу не осталась и закричала:
– Я-то поняла, но речь идет о тебе. Ты совсем не берешь примера с Кристины! Кристина…
Но я уже не слушал. Очень обиделся и разозлился. Мать совсем со мной не считается. Ее не интересует мое мнение даже при выборе моей же невесты. Кого она мне тут сватает? Косая пенсионерка, похожая на нее? Что смерть в сравнении с этим кошмаром? Блаженство. Только блаженство.
Я уже хотел встать и уйти, но вдруг мать как закричит:
– Роби! Что у тебя в руках?!
– Флакон, – испуганно дернувшись, ответил я, – обычный флакон.
Я действительно все это время рассеянно крутил в руках флакон с какой-то жидкостью, но что за паника?
– Боже! – испугалась и Жанна. – У него в руках флакон! Тот флакон! Отбери сейчас же!
– Роби! Поставь флакон на стол! – решительно приказала мать.
– Да в чем дело? – рассердился я. – Флакон и флакон. Держу его в руках полчаса, не меньше, что за переполох?
– Роби, это не просто флакон! Это яд! – делая страшные глаза, сообщила мать.
Меня словно молнией пронзило:
– Яд?!!! Ах вот оно что…
Я был спасен! Вот что мне нужно! Вот чего мучительно не хватало мне все эти ужасные последние часы!
– Что за яд, мама? – осторожно поинтересовался я.
– Яд жуткий! Яд смертельный! Против него нет никакого противоядия. Тот, кто отравится – обречен. Сейчас же отправляйся в ванную и вымой руки.
Я беспрекословно отправился.
– Три раза, – донеслось мне вслед. – Вымой три раза и с мылом.
Я так и сделал. Когда вернулся в кухню, яда уже не было, но предательски подрагивала дверца шкафчика, в котором мать хранила чистящие и моющие средства. Я приступил к допросу:
– Зачем ты притащила в дом яд?
Мать усмехнулась:
– Хочу отравить соседку. Буду понемногу в кофе ей добавлять, а то повадилась ко мне по утрам шастать, просто лишила покоя.
Заметив мой серьезный взгляд, мать спохватилась:
– Шучу. Шутка. Конечно шучу.
Но я ей поверил, она может. Она может и не такое.
– Шутишь не шутишь, – сказал я, – но для чего-то ты яд в свой дом притащила.
– Для борьбы с мышами и тараканами, – заверила мать.
– У меня полно мышей и тараканов, – незамедлительно признался я.
– Ну нет, этот яд я доверить тебе не могу, он слишком концентрированный. Одной капли хватит чтобы отравить всю Москву, – заявила мать, поджимая губы, и шепотом добавила, закатывая глаза: – Такой есть только у меня. Если бы ФСБ знала…
Можно представить как захотелось мне иметь такой яд. Раз он столь ядовит, значит долго мучаться не придется – мгновенно умру. Я решил дождаться пока мать с Жанной покинут кухню и незамедлительно яд из шкафчика умыкнуть. Но не тут-то было, мать, словно прочитав мои мысли, возмутилась:
– Ты почему сидишь?
– А что делать? – удивился я.
– Как – что? Иди домой?
– А кофе? А ванна? Ты не забыла? У меня нет воды.
Мать вздохнула и выдала скороговоркой:
– Ах, вот оно что, ну ладно, иди, купайся, устраивай из моего дома городскую баню, чего еще от тебя ждать, на что еще ты способен, на старости лет я уже ко всему готова, такое мне горе…
С этим бурчанием она удалилась. Жанна мне подмигнула и поплелась за ней. Как только остался один, сразу метнулся к шкафчику: яд оказался там. Я отправил его в карман и крикнул:
– Мама, я пошел.
– А ванна? – удивилась она.
– В другой раз, – ответил я.
– Но ты же грязный!
«Какая разница каким помирать? Грязным даже логичней – все ж ближе к земле», – подумал я, покидая квартиру матери.
– Роби, как бы там ни было, готовься к встрече с богатой невестой, – донеслось мне вслед.
«Бери пример с Кристины», – мысленно продолжил я, практически прощаясь с жизнью.
Глава 3
Первой мыслью было: принять яд сразу, тут же, в подъезде. Или в лифте.
«Но это же дом моей матери», – вдруг одумался я.
Представив ее, убивающуюся над моим телом…
Нет, не могу я нанести ей такой страшный удар. Особенно сейчас, когда Светлана (наконец) покинула меня, и жизнь матери заиграла новыми красками. Старушка полна надежд найти сыну богатую невесту, пустить меня по стопам счастливицы-Кристины…
Я нащупал в кармане флакон, однако отвага меня покинула. Я сообразил, что не смогу сделать этого на трезвую голову и тут же решил напиться. Тем более, что с утра об этом мечтал. Если бы не мать, то давно бы уже не стоял на…
Не подумайте, что я трус. Легко иду на риск и не раз подвергал свою жизнь опасности. Самым легкомысленным образом. Как делают все мужчины. Во всяком случае, большинство. Безразлично отношусь к колотым и резаным ранам – просто на них плюю, не обращаю внимания. Когда мне на ногу сверзлась гипсовая плита, даже не поморщился. Конечно раздался трехэтажный мат, что мне совсем не присуще, но это уже другое дело. Так поступил бы любой – плита весила килограммов десять, не меньше. Я не хвастаюсь. Это естественно. То, от чего женщина падает в обморок, мужчина просто не замечает…
Здесь предвижу возражения моей бывшей жены, которая частенько меня упрекала за жалобы и нытье. Ей я, конечно, перечил, но признаю ради справедливости: да, мы, мужчины, любим поныть, когда расхвораемся. Таким образом мы ищем женского тепла, ласки и сочувствия.
И снова слышу возражения своей бывшей жены. «А почему вы тогда при этом так злы и раздражительны?» – наверняка спросит она.
Мой ответ прост: потому что привыкли чувствовать себя сильными и здоровыми, в отличие от женщин, которые с рождения недомогают. С этим недомоганием они обычно и укладывают в могилу своих здоровых мужей. А все потому, что совсем мужчин не понимают. Особенно мужей. Женщинам неплохо бы знать, что душевные переживания для мужчины мучительны, а мучения непереносимы. Для мужчины самый маломальский конфликт – кратчайший путь к бутылке, будь он хоть сто раз трезвенник. Об иных не стоит и поминать.
В общем, я решил напиться и таким принять яд.
Но где это сделать? Дома? А потом умирать в одиночестве? Нет, одиночество у меня в печенке уже сидит. «Хоть умру на глазах у людей, раз жил затворником», – решил я и завернул в ближайший ресторан.
Меня совершенно не волновало то, что я за рулем. Был уверен: из ресторана меня вынесут только вперед ногами. Поэтому набирался алкоголем с легким сердцем.
Но к делу подошел по-серьезному, не стал спешить: медленно, постепенно надирался, пристально вглядываясь в прожитую жизнь. Чаще всего мой мысленный взор останавливался на последних годах, щедро украшенных Светланой.
Светлана… Нет, она, конечно, далеко не моя жена. Это такой же факт, как и тот, что моя жена далеко не та девчонка с разбитыми коленками, в которую я влюбился на школьной вечеринке и которую до сих пор люблю. Вот с кем растил бы сына… Да-да, я некоторым образом лгал. Лгал своему лучшему другу: я не люблю свою жену. То есть я ее люблю, но не так, как он думает. Точнее, вообще не ее люблю. Черт, я что-то запутался…
Неужели надрался? Рановато что-то, травиться пока не хочется: еще недостаточно жизнь свою разобрал. Что же, так ни с того ни с сего и уйти, когда Господь дал мне время для осознания всего, что я на этой земле натворил? Или не натворил, а должен был… Нет, я обязан хотя бы понять, если уже не могу исправить.
Так что там произошло с той девчонкой?
А ничего не произошло. Она сидела на диване, поджав под себя длинные тонкие ноги. Сидела и покусывала прядь волос. Своих пшеничных… Нет, золотистых волос.
Я не видел ее лица – только губы, пухлые малиновые губы. Они шевелились, обсасывая эту прядь… Я остолбенел, с ног до головы охваченный желанием. Больше всего, почему-то, заводили ее разодранные коленки.
Уж не знаю как женщины воспринимают нас, мужчин, но мы их воспринимаем только через свое желание. Даже если этого не осознаем. Ту девчонку я желал, не осознавая. Сначала. Это уж потом… Ну, сами знаете, юношеские фантазии и все такое… Девчонка-то была что надо: Мерелин Монро до нее далеко. Мерелин против нее просто болонка…
Кстати, Светлана совсем на нее не похожа. На девчонку, разумеется, а не на Мерелин. На Мерелин-то она похожа, а вот на девчонку ту – ну не капли, зато жена моя похожа и очень. Поэтому я на ней и женился. И, разумеется, ошибся. Та девчонка никогда не стала бы устраивать мне сцен по самому ничтожному поводу. Та девчонка на это просто не способна…
Между прочим, Светлана почти не устраивала мне сцен…
Черт, почему-то вспоминается о ней только хорошее, а надо бы вспомнить и плохое – сразу легче станет.
Я вспомнил и плохое, но легче не стало: рука потянулась к яду, точнее к флакону.
«Нет, – сказал я себе, – рано. Надо повспоминать еще, вдруг передумаю. Все-таки ценная штука жизнь – нельзя так безответственно с ней расставаться».
И я начал думать и пришел к выводу, что правильно сделал, заказав по дороге к матери билет на автобус – все равно опаздывал безнадежно, а тут – хоть одно полезное дело. Да-да, страдания-страданиями, а дело-делом. Завтра утром мне принесут билет, и я отправлюсь в деревню. Нет-нет, не так уж все безнадежно, совсем неплохо обстоят дела с моей теорией. На конференции была перевернута лишь первая страница, главного-то юнец не сказал, потому что не знает. Не дошел он до этого, не дошел, а я дошел, я знаю. Следовательно нет смысла мне погибать. Осиротеет наука. Надо ехать в деревню и работать, работать, работать…
Но как я могу работать, когда Светлана выбила из меня все мозги? Жить действительно не хочется!
Это потому, что я один. Веду себя не по-мужски: у меня никогда не было запасного варианта. Моя верность до добра не доведет. Уже не довела. Пора бы мне влюбиться. Светлана, при всех ее достоинствах, не такая уж и красавица. Замену ей я легко найду. Кстати, что мешает мне тут же заняться этим?
Я оглянулся по сторонам и обнаружил, что зал полон женщин. Правда, почти все они были с мужчинами, но какое это имеет значение. Мне же надо влюбиться, а не жениться.
«Пройдусь», – решил я и отправился на прогулку по залу.
Открытие меня потрясло: все женщины были уродины. Во всяком случае, образно выражаясь, моей Светлане они не доставали и до колен. И это при том, что я уже достаточно много выпил. Или пословица «не бывает некрасивых женщина, бывает мало водки» не распространяется на сорокапятилетних мужчин?
Как бы там ни было, за свой стол я вернулся абсолютно убитый. «Да-а, – подумал я, – бабы все шлюхи, а их мужики ворюги, что совсем не удивительно: приличные люди по ресторанам не ходят. Особенно в будний день и днем».
На этой трагической ноте я открутил крышку флакона и накапал пятьдесят капель в бокал с коньяком. Разум говорил, что надо жить, а сердце возражало: «Зачем?»
Слишком отвратителен мир, беспросветно будущее… Я не знал как пережить эту муку. Провал в Париже и предательство Светки – гремучая смесь.
«Нет, мне не выжить, не выжить, – подумал я, капая еще пятьдесят капель, а потом и вовсе опустошая флакон в свой бокал. – Да и к чему так страдать? Сейчас жахну и все трын-трава. Нет этого мира, нет страданий, нет меня. Красота! И черт с ней, с наукой…»
Я засунул пустой флакон в карман и решительно взял в руку бокал с отравой. Понюхал: пахнет коньяком. Впрочем, какая разница? Пить буду залпом.
Окинул последним взглядом зал: вдруг не уродины, вдруг ошибся? Да где там: у одной слишком маленькие глаза, у другой нос слишком длинный. И толстый. А что у них за фигуры! Впрочем, с фигурами может все и не так плохо, их же не видно. Вон у той, остроносенькой, очень неплохой над столом нависает бюст, многообещающий.
Ай, все равно ей далеко до моей Светланы…