Таманцев не потерял сознания от перегрузки, и помутившемуся взору Ивана открылась картина, которую видели немногие из пилотов: «Фантом», распадаясь на части, уходил к земле объятыми пламенем раскаленными фрагментами, а он, падая вслед обломкам машины, вдруг ощутил резкую перегрузку: включились, сжигая собственный запас топлива, посадочные двигатели ложемента, затем резкий рывок – и смена динамических нагрузок возвестила об успешном срабатывании парашютной системы. Внизу раскатисто ударило несколько взрывов, земля приближалась стремительно, в ночи среди бескрайнего лесного массива полыхали деревья, подожженные упавшими обломками машины, а Таманцев, еще не веря в невероятное стечение обстоятельств, мысленно молил лишь об одном: пусть огни, расположенные геометрически выверенными окружностями, действительно окажутся городом, а не природным явлением или хуже того – предсмертной игрой воображения.
Мысли погасил жесткий удар: ложемент пробил раскидистые кроны деревьев, полотнища парашютов не выдержали, с треском и хлесткими, перерубающими ветви ударами полопались стропы, отпуская заключенное в амортизационный каркас кресло пилота.
Глухо хлюпнуло, вздыбилось пологими волнами небольшое болотце, словно под покровом оранжевого мха перекатывались мускулы, ложемент погрузился в мутную жижу примерно наполовину и, покачнувшись, застыл.
Момент окончательного падения помнился смутно.
Таманцев очнулся уже в болоте, страховочные ремни автоматически расстегнулись, он сполз с кресла, окунувшись в бурую жижу. Болотце оказалось неглубоким, ноги сразу почувствовали дно, амортизационные дуги каркаса исправно разомкнулись, но Иван инстинктивно постарался отползти подальше – сейчас главное не повредить скафандр…
Выбравшись на сухой участок, поросший тонкими, чахлыми деревцами, он позволил отработать системе жизнеобеспечения: несколько уколов в шею привели его в чувство, зрение прояснилось, но все же пережитый шок, перегрузки, динамические удары при раскрытии парашютов и падении сквозь кроны – еще некоторое время давали о себе знать. Он сидел на подстилке из оранжевого, испятнанного бурыми вкраплениями мха и постепенно приходил в себя. Вокруг плясали изломанные, гротескные тени, в ночи раздавался гул и сухое потрескивание. В сотне метров от него бушевал пожар, разделенный небольшими болотцами на десяток крупных очагов. Тени, что плясали вокруг, то укорачиваясь, то удлиняясь, отбрасывали растущие на болоте деревья с мощными стволами и объемными шарообразными кронами. Их листья, похожие на тонкую, острую осоку, свисали почти до самой земли. В свете пожара деревья выглядели словно подставки в супермаркете, на которые надеты парики…
Некоторое время Иван провел в прострации, потом, когда действие стимулятора прокатилось горячей волной по мышцам, заставив их сокращаться в бесконтрольной дрожи, он наконец поверил, что спасся, пережил крушение и действительно сидит на покрытом чахлой растительностью бугорке, среди бушующего пожара, объятых огнем деревьев и шипящих, истекающих паром заболоченных низин.
Ветра практически не было, дым поднимался вертикально вверх, не скапливаясь у земли, вокруг было светло как днем, лишь плясали тени, да из тьмы, что сгущалась метрах в двухстах по окружности, доносились жутковатые звуки.
Огня Иван не опасался, рядом располагалось множество неглубоких водоемов, если деревья не выдержат и начнут падать, он всегда может нырнуть, переждав некоторое время под слоем бурой илистой жижи. Бежать от пожара, учитывая, что он сейчас находился в центре очагов возгорания, не показалось ему разумным. Огонь, набирая силу, начнет распространяться во все стороны, проще выждать некоторое время тут, а затем двигаться по выгоревшим участкам, не убегая от огня, а следуя за ним…
Несколько мгновений спустя Иван понял, что не один он такой умный. Из причудливой сетки теней внезапно материализовалось мощное, тяжеловесное животное, оно двигалось на четырех кривых, будто вывернутых в суставах лапах. Огромная голова с маленькими глазками и огромной разинутой пастью показалась ему отвратительной и жуткой.
Заметив человека, животное взревело.
Иван не стал дожидаться его дальнейших действий – любой скафандр боевой модификации оснащался не только комплектами выживания, но и личным оружием. Таманцев предпочел не рисковать: выхватив импульсный пистолет, исправность которого проверял еще перед самым стартом, он мгновенно перевел вариатор типа боеприпасов в положение «бронебойный» и выстрелил несколько раз подряд, целясь в голову животного, обезумевшего от полыхающего рядом огня.
Огромная туша, весом никак не меньше нескольких центнеров, сначала поднялась на дыбы, огласив окрестности громоподобным ревом, а затем рухнула в небольшое болотце, сотрясаясь в конвульсиях.
Таманцев медленно опустил оружие. Некоторое время он опасался, что животное сейчас поднимется, настолько огромным и мощным оно выглядело, но, похоже, бронебойные пули все же прикончили его.
Хотелось вытереть выступившие на лбу капельки пота, но мешал гермошлем.
Через некоторое время пожар пошел на убыль, видимо, дальше также простиралась заболоченная местность, не давшая распространяться огню.
Он встал, сканируя окрестности. Пятна тепловой засветки сильно мешали работе систем обнаружения, но, кроме них и туши убитого животного, зафиксировать другие очаги тепла ему не удалось. Если тут и обитали иные представители животного мира планеты, они поспешили убраться от места падения обломков истребителя, напуганные катастрофой и вспыхнувшим за нею пожаром.
* * *
Его новая жизнь началась. Нечего было стоять, глядя на угасающий, теряющий ярость стихийного бедствия огонь. Проверив целостность гермоэкипировки, Иван приступил к обязательным, не терпящим отлагательств процедурам: взяв пробы воды и воздуха (анализаторы скафандра были рассчитаны на отсеивание продуктов горения), он подошел к туше убитого животного и взял образцы его тканей.
Теперь системе биоанализаторов работы хватит на несколько часов.
Дым постепенно рассеивался, и, запрокинув голову, Таманцев сумел разглядеть клочок ясного неба с незнакомым рисунком созвездий.
Видеокамеры шлема, оснащенного системой БСК,[5] автоматически перенесли рисунок расположения звезд в память, затем Иван сориентировался по расположению обломков истребителя, определив направление на замеченный с высоты город. Теперь у него появилась привязка к находившимся в зените звездам; когда встанет солнце, он определится со сторонами света и сможет, проводя постоянные наблюдения за движением светила, начинать путь. Главное – не потерять нужное направление. Для этого он решил дождаться восхода солнца, не покидая места крушения.
В остальном, как только он получит надежные ориентиры, следует поторопиться, автономного запаса энергии в скафандре хватит суток на трое, не больше, а пройти ему предстоит около четырехсот километров, по самым скромным подсчетам.
Если идти на стимуляторах, не тратя время на сон, то энергии должно хватить. Задача по преодолению большого расстояния осложнялась тем, что истребитель упал в лесистой местности. Находясь в условиях равнины, Иван задействовал бы систему автоматического движения к цели,[6] позволив себе периодически отдыхать, но лес перечеркивал такую возможность, – стоит только задремать – уткнешься в дерево, автомат огибания препятствий в системе гермоэкипировки стоял самый примитивный.
Глава 2
Неизвестная планета.
Третьи сутки после крушения истребителя…
Ранним утром третьего дня в бледных сумерках занимающегося рассвета Таманцев вышел к удивительным местам. Еще издали микрофоны скафандра уловили непонятный, монотонный шум. Иван остановился, прислушиваясь к звукам, но сумел определить лишь общее направление на их источник.
Деревья еще казались темными, но в прорехах раскидистых крон уже виднелось светлеющее небо. Скоро взойдет солнце, а пока в лесу воцарилась тишина, от которой, казалось, звенит воздух. Лишь изредка раздавались резкие, тревожащие воображение звуки, потом опять все стихало, лишь монотонный шум становился то явственнее, то глуше.
Таманцев чувствовал себя уставшим, измотанным, – трое суток он шел без сна, на одних стимуляторах, но цель оставалась так же неопределенно далека, как и в начале пути, к тому же ресурс автономных систем жизнеобеспечения подходил к концу, – вскоре ему придется открыть забрало гермошлема, вдохнуть воздух планеты, пить воду из ручьев, добывать себе пищу. Мысли об этом не давали покоя, смешиваясь с ощущениями текущего момента.
Произведенные анализы образцов воздуха, воды и тканей животного, подстреленного на месте крушения истребителя, внушали некоторую долю оптимизма: используя метаболический имплант, он продержится еще как минимум пару недель. Вопрос в том, успеет ли организм за столь короткий промежуток времени получить от микромашин метаболического импланта необходимые для иммунной системы синтезированные вещества, выработает ли на их основе антитела, способные бороться с местными возбудителями болезней?
А существовал ли у него выбор?
Если продержусь хотя бы месяц – выживу, – подумал Иван в ответ на терзавшие рассудок сомнения. Загадывать дальше не приходилось.
…Привлекший его внимание шум постепенно приближался. Небо светлело, деревья с мощными стволами и плакучими кронами уступили место кустарниковым зарослям, тревожащие звуки ночных животных сменило пение птиц. Если б не свинцовая усталость, он бы, наверное, остановился, чтобы прислушаться к необыкновенно красивым, мелодичным трелям обитателей кустарниковых зарослей, но рассудок продолжал измерять реальность ощущениями враждебности, смертельной опасности, и Таманцев даже не сбавил темп шагов, стремясь поскорее выяснить источник насторожившего его звука.
Поначалу Иван предположил, что слышит отзвук работы какого-то механизма, но затем засомневался: признаки цивилизации он, конечно, видел, но до города и странной освещенной полосы, похожей на укрепления, еще далеко – в неудобном древнем скафандре он сумел преодолеть лишь полторы сотни километров.
Да и звук не похож на обычный рокот механизма. В нем слышалась монотонность, не было цикличности, каких-то тактов работы…
Устав гадать, Таманцев прибавил шаг. Звериная тропа, которой он придерживался на протяжении последних часов пути, внезапно пошла под уклон, заросли кустарников смыкались вокруг, образуя неплотный шатер крон, первые лучи восходящего светила уже пробивались сквозь листву – необычайно красивое зрелище, непривычное взгляду жителя мегаполиса.
Вообще события последних дней открыли для Таманцева совершенно новый, незнакомый мир. Речь шла не о планете, а скорее о самом термине «природа». Раньше он никогда не встречал рассвет в лесу, личный опыт урезал многие понятия до рамок лесопарковых зон, аккуратно подстриженных газонов, – теперь же окультуренная биосфера густонаселенных планет выглядела на фоне диких зарослей чуть ли не декоративной подделкой.
Конечно, Иван бывал во многих колониях, где цивилизация еще не успела оставить столь глубокого оттиска техносферы, как в Центральных Мирах, но много ли почувствуешь, познаешь, проносясь над поверхностью со сверхзвуковой скоростью, под прикрытием брони истребителя, да и во время боевых вылетов не до природы было…
Подтверждение своим мыслям он получил, пройдя еще сотню метров по раскисшей от обилия влаги тропе, которая внезапно вывела его на неширокую полоску галечного пляжа, расположенного между лесным озером и крутым, почти отвесным склоном, сложенным выходом известняковых пород.
Далеко вверху на фоне зари угадывались деревья и кустарники, а в обнажившемся срезе известняка виднелись похожие на миниатюрные ущелья вымоины, из которых с шумом низвергались десятками, если не сотнями небольших водопадов родниковые воды, питающие лесное озеро.
Иван остановился.
Звук воды, падающей с разных высот, заглушал все иные проявления окружающего. Таманцев присел на скользкую известняковую плиту, покрытую тонким слоем зеленоватых водорослей, чувствуя, что нужно сделать передышку, – действие стимуляторов не бесконечно, да и не хотелось вставать, рваться куда-то, – до мегаполиса, замеченного при снижении, на автономном ресурсе скафандра уже точно не дойти, энергия накопителя практически иссякла, и вскоре сервомускулатура гермоэкипировки больше не будет помогать ему, напротив, спасительные защитные оболочки станут обузой.
Он взглянул на тускло рдеющий индикатор питания, расположенный на ободе забрала гермошлема, затем медленно поднял руку, ощущая свинцовую тяжесть прилагаемого мышцами усилия.
Все. Дальше тянуть бессмысленно. Со скафандром пора расставаться, если он, конечно, не хочет тащить на себе около центнера брони, сервосистем и прочих устройств ради того, чтобы еще некоторое время дышать автономным запасом воздуха.
К сожалению, конструкция древнего боевого скафандра не предполагала демонтаж отдельных составляющих экипировки.
Таманцев поднял руку и коснулся сенсора.
Звук сервомоторов он не слышал, лишь почувствовал легкую вибрацию, когда забрало гермошлема сошло с замков, освободилось от соединения с уплотнителями и плавно скользнуло вверх.
Оглушающие ощущения обрушились на него со всех сторон.
Первый вдох принес незнакомые запахи, волна свежего, наполненного мельчайшими брызгами воды воздуха омыла лицо, звуки стали четче, рассыпаясь разными тональностями шума, которые микрофоны скафандра отсеивали, как помехи.
Произошедшие перемены оказались столь значительными, что Иван некоторое время сидел, прислушиваясь к собственным ощущениям, затем, стряхнув наваждение, встал, освобождаясь от давящего веса скафандра.
Оставшись в прочном летном комбинезоне, оснащенном собственной системой терморегуляции, он вскрыл метаболический имплант, аккуратно закрепил его на предплечье, позволив тонким иглам пройти сквозь ткань и вонзиться под кожу, дождался тонкого звука индикационного сигнала, означающего, что теперь аппарат поддержания жизни участвует в циркуляции крови, контролируя ее биохимический состав, и только после этого позволил себе вновь осмотреться по сторонам.
Мир изменился. Он уже никогда не станет прежним – чужим, существующим по ту сторону проекционного забрала гермошлема, теперь Иван дышал воздухом планеты, чувствовал бодрящую свежесть раннего утра, тревога, давившая не меньше, чем увеличивавшийся с каждым шагом вес экипировки, вдруг отступила, и Таманцев пошел по скользким от обилия мельчайших водорослей известняковым плитам к ближайшему выточенному падением воды каменному бассейну.
Родниковые водопады оправдали его надежду: анализатор показал, что вода содержит безопасные минеральные примеси, ее можно пить и набрать впрок, но сначала Иван умылся, чувствуя, как ледяная влага смывает усталость, возвращает силы, дарит надежду, словно падающие, разбивающиеся хрустальными брызгами струи шептали: «Ты теперь наш…»