…Пока он умывался и наполнял две фляги, солнце успело подняться над вершинами деревьев, зеркальная гладь лесного озера отражала лучи, две птицы с темно-зеленым оперением опустились на воду и поплыли вдоль берега, не обращая внимания на человека.
Шум падающей воды начал утомлять, Иван ощущал острую необходимость в отдыхе, теперь идти к цели на пределе сил уже не казалось разумным и необходимым.
Он спустился к озеру, прошел вдоль берега, пока не отыскал небольшую мшистую полянку, незаметно переходящую в песчаный пляж.
Через минуту, освободившись от веса экипировки, он сидел, слушая тишину.
Руки Ивана, бессильно опушенные, говорили о крайней степени усталости.
Природа оглушала. Свежий воздух, напоенный ароматами листвы, такой нежной, такой прозрачной, будто сияющей в лучах оторвавшегося от горизонта солнца, еще вызывал рефлекторное опасение при каждом вдохе, щебет птиц постепенно выделялся из оглушающей тишины: вокруг, подчиняясь своим законам, жила природа, ей не было никакого дела до человека, одиноко и настороженно внимающего ее проявлениям.
Вот мимо пролетела стремительная, гомонящая на разные голоса стайка птиц, одна из птах задержалась у ближайшего дерева, едва слышно прошелестела листва, когда юркое маленькое существо нырнуло в гущу кроны, и через мгновение звонкая трель окончательно разрушила иллюзию тишины; Иван поднял голову, осмотрелся, словно впервые увидел окружающий мир.
Утренний воздух, сладкий, кажущийся тягучим от обилия запахов, вливался в грудь, не вызывая тревожных симптомов, дышалось легко и спокойно. Иван позволил себе расслабиться, лечь на податливую подстилку пружинящего мха и почти тотчас провалился в глубокий сон…
…Проснулся он лишь на рассвете следующего дня, ощущая себя полностью отдохнувшим, будто не было трех суток изматывающего пути и чрезмерного злоупотребления стимуляторами.
Есть не хотелось. Он сходил к источникам, умылся и начал собираться в дорогу, пока солнце находилось точно на востоке.
* * *
К исходу пятых суток с момента крушения истребителя Таманцев почувствовал: с ним творится что-то неладное.
Метаболический имплант, судя по показаниям примитивной индикационной вставки, функционировал исправно, питался Иван исключительно пищевыми концентратами из неприкосновенного запаса, воду он набрал из родниковых водопадов, к тому же дополнительно очистил ее, – все меры предосторожности были соблюдены, но все же непонятное недомогание росло, он чувствовал себя все хуже, временами изменяло зрение, ноги начинали подкашиваться, приходилось делать остановки, но после отдыха встать и идти дальше с каждым разом становилось все труднее.
Попадись ему сейчас на пути какой-нибудь крупный хищник, и трудное странствие вполне могло окончиться…
Сознание плыло. Приступы полной дезориентации происходили все чаще, рассудок словно отключался. Иван продолжал видеть, слышать, но не мог осмыслить получаемую через органы чувств информацию.
Он потерял ощущение времени, направления, пройденного расстояния, забыл, куда и зачем идет, потом в приступе внезапного удушья сорвал дыхательную маску, зачем-то машинально сбросил с предплечья метаболический имплант, прошел еще с десяток шагов и наконец упал, споткнувшись обо что-то, выступающее из-под земли.
Кружилась голова. Он не мог сфокусировать взгляд, все расплывалось перед глазами, хотелось пить, но не осталось сил даже шевельнуть рукой, дотянуться до фляги…
Только не так… Я не хочу умирать безвольно…
Последняя мысль перед погружением в вязкий мрак.
* * *
Очнулся Таманцев на рассвете, вот только какого дня с момента крушения истребителя?
Он лежал на спине, мягкая подстилка красноватого мха успела спрессоваться под весом тела, в спину больно упирались выступающие корни деревьев, чьи кроны нависали над Иваном, образуя непроницаемый шатер листвы.
Слабость и ломота в затекших мышцах на фоне прояснившегося рассудка воспринимались как признак долгой неподвижности.
Таманцев смутно помнил, что происходило с ним перед потерей сознания.
Он с трудом приподнялся, настороженно огляделся вокруг. Внутри поселилось чувство тревоги, непонятной агрессивности к окружающему. Он не мог сказать, что ощущает опасность, чувство было сродни скверному расположению духа, когда требуется выплеснуть эмоции, словно организм безостановочно вырабатывал биохимические стимуляторы, нагнетая внутреннее напряжение.
Бесконтрольная дрожь в мышцах только подтвердила промелькнувшую догадку.
Таманцев попытался взять себя в руки, но безуспешно, – в памяти, как назло, всплывали самые страшные и отчаянные эпизоды из прошлого, чувство тревоги росло, становилось глобальным, поглощающим разум, парализующим способность мыслить здраво.
Он опять не контролировал собственные действия, вспышка беспочвенной ярости овладела им, подняла на ноги, заставив озираться вокруг.
Место, где он оказался, действительно могло внушить тревогу: он очнулся на краю обширной поляны, затянутой красновато-бурым, будто окропленным кровью мхом, из-под которого, словно ребра скелета исполинского животного, торчали изгибающиеся, потускневшие от времени балки металлопластикового каркаса.
Бугристая поверхность открытого пространства принимала зловещие очертания. Таманцев не галлюцинировал: тонкий слой мха обволакивал нечто, лежащее на твердой поверхности: местами бугристые, рельефные контуры принимали отчетливый вид застывших в разных позах человеческих фигур…
Мышцы дрожали все сильнее, по телу пробежала ледяная испарина, обострившееся зрение фиксировало все новые и новые детали: мягкие контуры брошенных предметов, завалы контейнеров, покрытых вскарабкавшимся и на вертикальные поверхности мхом, вдали, за изогнутыми, вздымающимися на сотни метров «ребрами», застыло нечто, похожее на дискообразный корпус космического аппарата с различимыми даже на таком расстоянии выступами надстроек…
…Солнце уже оторвалось от линии горизонта, его лучи, пройдя сквозь кроны обрамлявших огромную поляну деревьев, соткали причудливую игру света и тени: казалось, что поверхность мха зашевелилась, а заключенные под ней тела начинают распрямляться, двигаться, стремясь встать.
Разум Ивана погружался в чудовищную действительность, как в омут.
Ему было страшно. Впервые в жизни он испытывал глобальный, неподконтрольный рассудку, всепоглощающий ужас, не понимая, что происходит.
Внезапно поднялся ветер. Он дул странно, локальными порывами, пласты мха поднимались в разных местах, на миг обнажая скрывающиеся под ними тусклые фрагменты металлопластика…
Таманцев машинально выхватил оружие. Ему внезапно показалось, что вся поляна от края до края полнится движением призрачных фигур, один из зловещих красноватых контуров, сотканный как будто из света и воздуха, несся прямо на него, и Иван, не выдержав, выстрелил.
Пуля прошила пустоту, наискось ударила в землю, вырвала клочок красноватого мха и с визгом ушла в рикошет от твердой поверхности.
Порывы «ветра» моментально стихли, призрачные фигуры истаяли, только пронесся протяжный, разочарованный стон, помутилось в глазах, а когда странная пелена рассеялась, Таманцев медленно опустился на колени, не в силах сопротивляться внезапной, неодолимой усталости.
Бред…
Под ладонями податливо проминался мох.
Иван с трудом перевалился набок, сел, хотел смахнуть выступившие на лбу капли пота и вдруг увидел, что ладонь испачкана… кровью.
Таманцев несколько секунд смотрел на липкое пятно, потом перевел взгляд на отпечаток ладони и заметил чуть дальше характерные, вытянутые в направлении стремительного движения, разлетевшиеся мелкими брызгами капельки крови.
В том месте, куда ударила пуля, в лучах восходящего солнца тускло поблескивал фрагмент обнажившейся глянцевитой поверхности.
Что он мог противопоставить предлагаемой действительности?
Только здравый смысл, если хотел сохранить рассудок. Приступ тревожного состояния усиливался, но Таманцев знал, как следует бороться с подобными недугами. Превозмогая все дурные ощущения, он встал, сказав себе: я в порядке.
Никакой мистики он не признавал, и капли крови отчасти подтверждали правоту такой позиции.
Если мимо него минуту назад пронеслось около сотни таинственных существ, то кажущаяся «невидимость» являлась скорее всего природным средством маскировки, не более того.
Первое, что сделал Иван: обозначил фрагмент мха, испачканного кровью. Затем, вопреки головокружению и слабости, встал, с намерением исследовать огромную поляну, простершуюся среди бескрайнего лесного массива.
Подойдя к ближайшему бугру, имеющему неприятно-мягкие контуры скорчившейся человеческой фигуры, он подрезал мох десантным ножом, обратив внимание на то, что лезвие, как перед этим и пуля, встретило на небольшой глубине твердую поверхность, затем одним резким, решительным движением поднял несколько квадратных метров упругого растительного покрова.
Под пластом мха обнажилась остекленевшая, спекшаяся в монолит поверхность; подобному воздействию обычно подвержены песчаные виды почв, раскаленные огнем планетарных двигателей крупного космического корабля.
На остекленевшей поверхности, поджав ноги с перебитыми сервоприводами, скорчившись, лежал человекоподобный механизм. Иван с первого взгляда определил, что перед ним серийная модель андроида «Хьюго-БД12», которыми комплектовалось большинство колониальных транспортов эпохи Великого Исхода.
От увиденного стало если не легче на душе, то понятнее для рассудка. Теперь дискообразный аппарат, видневшийся на удалении в километр, и исполинские ребра каркаса, торчащие из остекленевшей почвы, находили логическое объяснение. Перед Таманцевым простиралось место посадки колониального транспорта, причем не разбившегося, а успешно доставившего колонистов и груз на поверхность планеты.
Будь по-другому, он бы увидел сейчас расколотую, покосившуюся сферу криогенно-грузового модуля, внутри которой располагались залы низкотемпературного сна и транспортные отсеки с планетарной техникой, однако взгляд находил лишь ребра жесткости каркаса, оставшиеся от корпуса отделяемой части космического корабля, – значит, высадка, пробуждение колонистов и разгрузка механизмов прошли успешно.
Обычно материал обшивки сразу же шел в дело, на сооружение временного защитного периметра, внутри которого возводились постройки первичного поселения.
Знаменитые Цоколи[7] возводились машинами в стороне от зоны посадки, а для постройки фундамента мегаполиса кибернетические механизмы использовали ресурсы, добытые уже в колонии.
Иван снова вернулся взглядом к андроиду. Перебитые конечности сервомеханизма пострадали от выстрелов из огнестрельного оружия.
Слишком мало информации, чтобы делать выводы. Таманцев уже понял, что спустя некоторое время после посадки произошли какие-то трагические события, но что явилось их причиной, еще предстояло узнать. В любом случае, надежда вновь затеплилась в его душе. Он видел огни города, красноречиво свидетельствовавшие, что колония состоялась. Удаленность существующего в современности поселения от места исторической посадки колониального транспорта – дело обычное.
Он услышал шорох, огляделся и вновь почувствовал прикосновение дрожи.
Иван не мог объяснить реакцию своего подсознания на отдельные проявления действительности. Он никогда не считал себя трусом, хотя и безрассудную храбрость к разряду добродетелей не относил. Таманцев не мог понять – чем его сегодняшнее положение отличается от десятков схожих ситуаций, в которые приходилось попадать в бытность офицером космического десанта?
Потерял форму, капитан, – мысленно укорил себя он, направляясь к древним пластиковым контейнерам, штабелированным неподалеку от разобранной сферы колониального транспорта.
Ветра не было, но по кронам деревьев, окружавших огромную поляну плотной, молчаливой стеной, то и дело пробегали короткие, хорошо различимые порывы, будто десятки незримых для глаза существ перемещались в гуще тонких, свисающих до самой земли ветвей.
Приступы дурноты и бессилия больше не повторялись, слабость постепенно отпустила мышцы, но тревога не покидала его: сердце как будто сжималось от неведомой тоски, что-то царапало душу, странные, болезненные, настораживающие эманации настигали его, словно волны, как будто он двигался в полосе сильного ментального воздействия…
Будь на планете колония инсектов, он бы понял подобное состояние: разумные насекомые владели врожденным даром телепатии, но Таманцев в свое время прошел специальную подготовку и с легкостью узнал бы характерное воздействие ментального поля муравейника…
Здесь что-то не так. Инсекты ни при чем. – Иван добрался до ящиков и убедился, что те ничуть не пострадали от времени, разве что в местах, где мох плотно прилегал к не подверженному тлену материалу контейнеров, пластик прибрел белесую окраску…
Маркировки читались с трудом. Некоторое время он пытливо разбирал буквы, не желая тратить время и силы на вскрытие кофров с бесполезным для него имуществом.
Наконец во втором ряду (считая сверху) ему удалось найти четкую поясняющую надпись: «Средства индивидуального жизнеобеспечения и защиты».
Четверть часа понадобилось Ивану, чтобы вытащить герметичный кофр из штабеля, затем пришлось изрядно повозиться, вскрывая замки и поднимая крышку, «прикипевшую» на резиновых уплотнителях, но в конце концов усилия Таманцева были вознаграждены: открыв контейнер, он обнаружил внутри два комплекта полной гермоэкипировки, оружие, автоматические аптечки, неприкосновенный запас пищевых концентратов и химических реагентов, очищающих воду.
Теперь точно дойду до города. Он заметно приободрился. Среди найденного полевого оборудования оказалось несколько комплексных анализаторов, одна беда – элементы питания во всех приборах разряжены. На такой случай предусматривались химические батареи, в которых после снятия предохранителя смешивались вещества, и устройства зарядки от солнечной энергии.
Небо было безоблачным, Иван развернул две установки солнечных батарей, вставив в специальные гнезда разряженные накопители, а сам занялся подбором экипировки.
Изредка со стороны леса раздавался тревожащий шелест, но Иван, не теряя бдительности, мысленно запретил себе сосредотачиваться на звуках, придавая им чрезмерное значение: он опасался спровоцировать новый приступ необъяснимой тревоги и ярости, потому ограничился тем, что держал «Гюрзу» под рукой.
Гермокостюмы, извлеченные из кофра, он отложил в сторону. Пользоваться гермоэкипировкой после того, как дышал воздухом планеты и пил здешнюю воду, показалось ему перестраховкой. Только будут стеснять движения, – подумал он.
Иван остановил свой выбор на легком металлокевларовом бронежилете, шлеме со встроенным сканирующим комплексом, затем извлек на свет «АРГ-8» – штурмовую винтовку времен Великого Исхода, использующую патрон с химическим зарядом. Мощное, достаточно неприхотливое в обращении оружие, требующее определенного навыка стрельбы. Таманцев хорошо знал устройство стрелковых вооружений такого типа: ощутимая отдача, повышенная шумность, дополнительный вес боеприпасов – конечно, минусы, но в его положении выбирать не приходилось, до города, по самым оптимистичным прогнозам, еще сотни две километров, а местные формы жизни (к которым он мысленно причислил загадочных существ, маскирующихся под порывы ветра) грозили стать настоящей проблемой.