«О господи, еще один ненормальный», – ужаснулась Нина и только хотела закрыть дверь своей комнаты, как вновь раздался звонок.
– Сегодня что, день открытых дверей? – проворчала Нина и снова припала к своей щелочке. Когда она увидела, кто приперся в гости к поэту, глаза ее расширились от дикого ужаса. На пороге стояла ее «ненаглядная подруга» Наташа и, повиснув на руке у привлекательного шатена, широко улыбалась Павлу.
– Павлик, негодник, где ты пропадал? Я звонила тебе несколько раз! – закричала она визгливым голосом и подставила щеку для поцелуя хозяину дома. – Хорошо, что Вольдемар сказал мне, что у тебя сегодня вечеринка.
– Прости, дорогая, мне только вчера включили телефон, – целуя намертво заштукатуренные румянами щеки Натальи, улыбался поэт. – Была какая-то поломка на линии. Проходите, друзья мои, Петр уже здесь, он привел с собой свою новую «Психею». О-о-о, какое замечательное вино, – принимая из рук Вольдемара две бутылки «Киндзмараули», зацокал Павел языком.
Не успел он проводить народ в гостиную, как в дверь снова позвонили.
– Итак, значит, сегодня здесь вечеринка, – проворчала Нина. – Поэт мог бы, между прочим, меня предупредить об этом! Все бы ничего, если бы сюда не приперлась Наталья. Не дай бог, кому-нибудь из гостей придет в голову заглянуть в эту комнату. Что мне тогда делать? Как нарочно, и задвижки здесь никакой нет, – осматривая дверь с внутренней стороны, продолжала ворчать Нина. Она поплотнее ее закрыла и выключила настольную лампу, которая стояла рядом с кроватью прямо на полу. Немного посидев на кровати, прислушиваясь к шуму, доносившемуся из соседней комнаты, Нина решила лечь спать.
«Быстрее бы время проходило, и Николай забрал бы меня отсюда, – зарывшись носом в подушку, думала девушка. – Не очень-то мне нравится компания, которая завалилась к этому замороченному поэту».
Из соседней комнаты доносился гомон голосов, иногда взрывы смеха, и под этот аккомпанемент Нина начала погружаться в спасительный сон. Ей приснился остров, на который она приплыла, но вместо симпатичного писателя она обнаружила там своего мужа Никиту. Девушку охватил такой ужас, что она моментально проснулась и резко села на кровати. Удостоверившись, что это был всего лишь сон, Нина облегченно вздохнула. Только она собралась вновь лечь на подушку, как услышала, что у двери комнаты происходит какая-то возня. Она насторожилась и прислушалась. Послышалось тихое женское хихиканье, а вслед за этим возбужденный шепот:
– Ну, Натали, не мучай меня, негодница! Ты так хороша и аппетитна, что я уже не могу сидеть и только смотреть на тебя. Я сгораю от страсти! В этой комнате никого нет, нам есть где уединиться.
Дверь комнаты приоткрылась, и Нина увидела в тусклом свете, который пробился сюда из коридора, две фигуры. Мужчина жадно шарил по телу женщины руками, подталкивая ее в глубь комнаты. Нина расширила от ужаса глаза и, вихрем слетев с кровати, проворно заползла под нее. «Ох, ты черт возьми, вас мне здесь только и не хватало, – подумала она и увидела, как прогнулся матрас от тяжести завалившихся на него двух тел, чуть не размазав Нину по полу. Она распласталась на полу, насколько это было возможно, и практически перестала дышать. – Почему, интересно, мебельная индустрия решила, что низкие кровати намного удобнее высоких?» – сморщившись от пыли, которая моментально забилась в нос, подумала девушка.
– То ли дело было раньше! Хорошо помню большую высокую кровать с панцирной сеткой, которая стояла в бабушкиной комнате, – прошептала она одними губами, подергала носом, который начал нестерпимо чесаться. «Только бы не чихнуть», – подумала она и начала интенсивно тереть пальцами переносицу. Но, как нарочно, чих уже созрел, и сдержать его не было никакой возможности. Нина уткнула нос в ладони и чихнула. Она замерла, вытаращив глаза и приготовившись к тому, что сейчас парочка заглянет под кровать и обнаружит ее здесь. К ее великому облегчению, те были слишком заняты друг другом, чтобы обращать внимание на какие-то посторонние шумы, доносящиеся из-под кровати, на которой они кувыркались. Нина перевела дух и поневоле уловила звуки, которые совсем не собиралась и не желала слушать. Чтобы не слышать этих охов и ахов, доносившихся сверху, она, уткнувшись лицом в сложенные руки, начала декламировать про себя стихи, которые первыми пришли в голову: «Мое лицо под маской ночи скрыто. Но все оно пылает от стыда за то, что ты подслушал нынче ночью».
До Нины вдруг дошло, что она читает Шекспира, монолог Джульетты, и она прыснула от смеха. Монолог приобрел совершенно комический смысл из-за ситуации, в которой сейчас находилась девушка. Лежа под кроватью на ужасно пыльном полу, она была невольной свидетельницей возбужденной шумной оргии, происходящей прямо над ее головой.
– Охренеть от вас можно. А побыстрее там нельзя закончить? – тяжело вздохнула Нина и тут же услышала:
– Ты прелесть, моя дорогая! Давай шустренько одевайся, присоединимся к гостям, как будто никуда не исчезали. Я пойду первым, а минут через пять и ты появляйся, – послышался звук смачных поцелуев.
– Ну-у, Вольдемар, не уходи, – капризно протянула Наталья. – Я хочу немного полежать в твоих объятьях, понежиться, отдохнуть от пережитого с тобой кайфа. Ты такой агрессивный, такой страстный, такой…
Договорить она не успела, потому что Вольдемара уже смыло из комнаты, как цунами.
– Импотент чертов, не успел ничего сделать, и уже готов! Не мужики пошли, а скоростные поезда. Чтоб тебе… – фыркнула Наталья, и Нина увидела, как та начала натягивать на себя колготы, сидя на кровати. Пятки подруги мелькали прямо перед ее носом.
Только Наталья выплыла из комнаты и прикрыла за собой дверь, как Нина облегченно вздохнула и начала выбираться из-под кровати. Она стряхнула с себя пыль, погрозила кулаком скрывшейся парочке и уже собралась лечь. Только она положила одну ногу на кровать, как за дверью вновь послышались голоса. Нина так и замерла с задранной ногой, прислушиваясь. Приобретенный уже опыт помог ей сориентироваться за доли секунды, и, когда в комнату завалилась следующая парочка, она уже лежала под кроватью на прежнем месте, ставшем ей уже почти родным, и проклинала все и всех на свете.
Глава 7
Николай приехал только на пятый день и сразу же, чуть ли не у самого порога, выслушал от Нины все, что она хотела ему сказать. А хотела она очень много, поэтому писателю пришлось выслушивать ее возмущенную тираду в течение тридцати минут без перерыва. Хорошо, что хозяина дома в это время не было, иначе ему бы пришлось очень много узнать о себе – «нового и чрезвычайно лестного».
– Ты что, был совсем не в курсе, что у этого придурочного поэта чуть ли не каждый день собираются такие же ненормальные, как он сам? Ты куда меня поселил? Я каждую ночь, большую ее половину, проводила под кроватью! Всю пыль там собрала своим животом, – возмущенно выговаривалась Нина, носясь по кухне из угла в угол. Николай крутил головой, мало что понимая.
– Почему под кроватью? – искренне изумился он.
– По кочану! – взревела девушка. – У твоего лирика хренова каждый вечер собирались какие-то вдрызг озабоченные субъекты! И все почему-то приходили снимать эту «озабоченность» именно в мою комнату! А твой Павел, чума ему на голову, хоть бы раз сказал своим гостям, что в комнату входить нельзя. По-моему, он начисто забыл, что я там нахожусь. У него склероз, причем, похоже, в тяжелой хронической форме. Я еще кое-как могла терпеть, когда интимные игрища позволяли себе мужики с бабами, но когда туда ввалились два мужика… – Нина закатила глаза под лоб и с силой сжала кулачки. – Извини меня, Коля, я, конечно, женщина продвинутая и периодически читаю прессу, смотрю телевизор и все прекрасно знаю, но быть свидетелем того, как два мужика… – она напряженно засопела, не зная, какие тут можно подобрать эпитеты. – Быть свидетелем… это уже слишком, – выдохнула девушка, так и не подобрав нужных слов.
– Как – два мужика? Голубые, что ли? – хохотнул Николай.
– Ничего смешного не вижу, – пуще прежнего взвилась Нина и даже топнула ногой. – Я бы посмотрела на твое веселье, если бы у тебя над головой такое происходило, – и она сделала такое грозное лицо, что Николай смущенно опустил глаза, давясь смехом. – Меня прямо там чуть не вырвало, – тем временем продолжала возмущаться Нина. – Я после этого уже на кровать так и не легла больше, на полу спала, как идиотка! А днем, когда этот поэт уходил, на диване в гостиной отсыпалась. Ты что, был не в курсе, что у него происходит?
– Если честно, нет, – покачал Николай головой. – Да и откуда мне было знать? Я же с Павлом очень редко встречаюсь, в основном в Москве, в Доме литераторов. Ну, еще несколько раз я его к себе домой приглашал после творческих вечеров. Здесь, в его квартире, я был всего несколько раз, да и то проездом. Заскакивал к Павлу, когда на остров приезжал, чтобы побыть одному и написать что-нибудь стоящее. Я, конечно, знал, что у него здесь время от времени собираются компании таких же поэтов. Но о том, что ты мне рассказала сейчас, я даже не подозревал, даю честное слово! Кроме него, в этом городе я мало кого знаю, так, шапочное знакомство, поэтому и решил, что здесь тебе будет спокойно. Кто же мог предположить, что ты станешь свидетелем каких-то оргий?
– Не знал он, – проворчала Нина. – А я благодаря тебе, Незнайка, теперь всех поэтов подряд буду считать придурками и извращенцами.
– Ладно тебе, Нина, нельзя по одному случаю судить обо всех одинаково. Сегодня же уедем с тобой отсюда. Пару дней побудем на острове, а уж потом отправимся в Москву.
– Почему не сегодня, а только через пару дней? – возмутилась Нина. – Я уже не чаю, когда попаду в Москву.
– Я, между прочим, так и хотел сделать и, когда прилетел сегодня, сразу же решил забронировать два билета. Но не тут-то было, билетов нет. Вернее, есть, но лишь на седьмое число, а сегодня только пятое.
– Я на самолете не полечу, – тут же высказалась девушка.
– Почему?
– Там есть большая вероятность столкнуться с кем-нибудь из знакомых. Поедем на поезде, так безопаснее.
– Как скажешь, – пожал плечами писатель. – А сейчас давай собирайся, поехали отсюда, только я спущусь, такси поймаю, а ты уже потом выйдешь.
– А хозяина дожидаться не будем? – поинтересовалась Нина. – Век бы его больше не видеть, – добавила она.
– Нет, не будем. Просто захлопнем дверь, и все, а ему я записку оставлю, – ответил Николай и поднялся со стула. – Пойду ловить машину.
Николай ушел, а Нина встала у окна, чтобы видеть, когда он приедет за ней уже на машине. Зазвонил телефон, и девушка невольно вздрогнула.
– Хозяина нет дома, нечего названивать, – проворчала Нина, не поворачиваясь от окна. Звонки повторились еще несколько раз, и снова воцарилась тишина.
«Как там сейчас, интересно, дома? – подумалось вдруг девушке. Она вспомнила о том, что рассказал ей Николай про Глафиру, и загрустила. – Бедная женщина, она искренне оплакивает меня сейчас».
Нина решительно направилась в комнату и взяла в руки телефонную трубку. Набрав номер своего домашнего телефона, она с напряжением прислушивалась к гудкам, надеясь, что трубку снимет именно Глафира. На четвертый гудок трубку сняли, и Нина услышала голос Никиты:
– Алло, я вас слушаю.
Девушка хотела тихонечко отключиться, но какой-то шальной чертенок дернул ее за язык, и она загробным голосом прошептала в трубку:
– Я скоро приду за тобой, Никита! Поднимусь со дна морского и приду!
– Что за дурацкие шутки? – охрипшим от дикого ужаса голосом прохрипел на другом конце провода мужчина.
Нина ничего не стала больше говорить, а, тяжело вздохнув прямо в мембрану, отключилась. Вздох у нее получился очень внушительным, больше похожим на стон. Нина тихонько хихикнула и показала телефону язык. «Вот так, дорогой, помучайся теперь до нервного припадка! То ли еще будет», – щелкнула она пальчиками и пошла обратно на кухню, чтобы занять свой наблюдательный пост у окна. Буквально через минуту к подъезду дома подкатило такси, и из него вышел Николай. Нина не стала ждать, когда он поднимется, а сама захлопнула дверь квартиры и пошла ему навстречу. Когда Нина встретилась с ним у лифта нос к носу, он ее недоуменно спросил:
– Ты что, уже захлопнула дверь?
– Естественно, – пожала девушка плечами. – Не оставлять же квартиру открытой?
– Я же тебе сказал, что должен написать Павлу записку. Он даже не знает, что я приехал. Будет теперь гадать, куда ты могла подеваться.
– Мне кажется, что он этого даже и не заметит. Говорила ведь уже, у него запущенная форма склероза, – почесала Нина нос. – Не сидеть же здесь на лестнице, чтобы его дождаться? Слушай, я придумала, ты напиши записку и оставь ее в двери, – нашлась девушка.
– Придется, – проворчал Николай и, сев прямо на ступеньку, вытащил из бокового кармана пиджака записную книжку и ручку. Он быстро начеркал пару строк, вырвал листок и сунул его в дверь. – Надеюсь, что он его заметит, – проговорил Николай, и они с Ниной направились на улицу, где их ждал водитель такси.
Через двадцать минут машина доставила пассажиров на вокзал. В такси Нина надела на себя парик из светлых волос, нацепила на нос очки, которые закрывали практически половину лица, и, глянув в маленькое зеркальце, осталась довольна своей неузнаваемой внешностью. Водитель с интересом посмотрел на девушку, но ничего не сказал, а лишь молча пожал плечами. Нина толкнула Николая в плечо:
– Как я тебе? – спросила она.
– Упасть и не подняться, – проворчал тот, глядя на нос девушки, который стал еще заметнее из-за огромных очков.
– Не нужно падать, я сама прекрасно вижу, что похожа на черепаху Тортилу с признаками Сирано де Бержерака, – хихикнула Нина, щелкая себя по носу. – Меня сейчас совсем не это беспокоит. Есть хоть малая вероятность, чтобы меня можно было узнать?
– Ни за что! – твердо заявил ее Николай, чем сразу же ее успокоил.
У касс дальнего следования стояла внушительных размеров очередь, и Николай, недолго думая, прошел в сторону кабинета администрации. Нина устроилась в зале ожидания на свободной скамейке рядом с дородной женщиной, которая, как наседка считает своих цыплят, поминутно пересчитывала свои чемоданы и баулы. Она постоянно то недосчитывалась парочки, то почему-то у нее оказывался один лишний, и она начинала все заново.
– Ох ты, божечки мои, да что ж это такое, в самом деле, – ворчала она, переставляя сумки с места на место. – Это Колькин, это Валькин, это Петькин, это мой, это тоже мой, это опять Петькин, – шептала она себе под нос. – Где их носит? Я что, так и буду здесь сторожем сидеть? Вон сколько народу шастает, разве ж здесь углядишь за всем, – возмущалась она, хмуря брови и прижимая к груди довоенных времен ридикюль, в котором наверняка были деньги или еще что-то ценное.