Дело о падении Кузьмина в подвал от вылазки на плэнер не прояснилось. Но чем-то таким в этом деле повеяло странноватым…
– Как ты полагаешь, Оля, что там, за дверью? – вдруг спросил Саша, показывая рукой. Это была дверь фабричного корпуса, через нее, минуя многие загогулины, можно было попасть к парку.
Тележурналистка задумалась.
– Коридор, наверно. Знаешь, совсем запущенный и темный коридор с разломанным полом.
– Катя?
– Ну, я не знаю… Двери какие-нибудь железные, как в цехах, скамейки, потом должна быть железная лестница на второй этаж…
– Почему – железная?
– Фабрика же!
– Сергей Михайлович?
– Экран соцсоревнования. Старый, с портретом Брежнева и каким-нибудь коммунистическим девизом. Ну, что еще может быть в фабричном коридоре на первом этаже?
– Вы работали на производстве?
– Да, был комсоргом цеха. Освобожденным.
– Сергеев, сходи и посмотри, что там на самом деле.
Подчиненный, прокладывая новую тропу по глубокому снегу, отправился выполнять приказание. Саша видел, как за неплотно прикрытой дверью стало светло – вспыхнул фонарик.
Вернулся Сергеев мгновенно.
– Александр Ильич! Все есть – полы разломаны, там подальше – железная лестница, вдоль стены – зеленые скамейки, над ними – доска с какой-то решеткой, в одних ячейках еще остались фотографии!
– Доска почета, – определил Степанов. – Извините – малость промахнулся.
Катя и Ольга переглянулись.
– Может, мне папа рассказывал? – сама себе не веря, спросила Катя. – Оля, ты что?
– Я? – Ольга словно находилась сейчас одновременно в двух мирах – посреди скучного двора, окруженного темно-серыми рябоватыми стенами с черными окнами, и где-то еще.
– Оля, тебе плохо? – забеспокоился и Саша.
– Нет, нет… Но я вспомнила…
– Что вспомнила?
– Тогда, на марафоне, я же его с двух часов дня вела, и после полуночи у меня пошли отключки. Группа работает, а я отключаюсь, куда-то мыслями залетаю. Потом аплодисменты, я опять включаюсь, работаю свой кусочек, потом опять выступление. Ты бы двенадцать часов подряд в кадре просидел! Я уже совсем никакая была!..
– Ну так что же?
– Ну…
– Оленька, ты не волнуйся, – Катя взяла старшую подругу под руку. – Мало ли что померещилось! Двенадцать часов – не шутка! По телеку смотреть – и то устанешь!
– Ничего, Оля, ничего, – Сергей Михайлович обнял ее за плечи. – Все это утрясется! И в конце концов эта сволочь получила по заслугам…
– Я голос услышала, – призналась Ольга. – Думала, ну все, кошмар, засыпаю! Схватилась, дернулась – я опять на сцене. Но голос был и даже лицо – наверно, я действительно вдруг очень захотела спать.
– Что за голос и что за лицо?
– Мужчина в чем-то сером, распахнутом на груди, – и глаза совсем пустые, смотрит куда-то сквозь меня – и мне же в затылок, не знаю как, изнутри, наверно…
– Это ты мне сон, что ли, рассказываешь? – удивился Саша.
– Был мужчина! – вдруг вмешалась Катя. – Я думала – зритель, там же зрителей тоже показывали. Я еще удивилась – концерт солидный, люди пришли нарядные, а этот в какой-то хламиде, в дерюге, не понять в чем!
– Ты его на экране видела? – повернулась к ней Ольга.
– Всего пару секунд – и он мне кивнул, и чуть улыбнулся. И тут же исчез. Быстрая улыбка, вот такая…
Катя, как могла, передразнила видение.
– Примерно моих лет, с сединой, и усы как у меня, – добавил Степанов. – Это был кто-то из зрителей. Я как раз перевернул страницу и посмотрел на экран. Не могу, извините, быть один в тишине…
– Но если он был на ваших экранах – то я его видеть вообще не могла! – воскликнула Ольга. – А я видела его лицо, он действительно чуть улыбался, потом губы шевельнулись…
– Что он сказал? Оленька, ты вспомни, что он сказал!.. – потребовала Катя.
– Это были два коротких слова – и он с каждым словом все больше вздергивал подбородок, вот так, – Ольга показала.
– Ясно, – прервал эту мистику Саша. – Оля, мне понадобятся запись этого вашего марафона и то, что не вошло в кадр, если сохранилось. Поищем вашего мужчину в дерюге. Может быть, действительно против Кузьмина выступил какой-то фантастически сильный гипнотизер. Я читал – есть такие, которые работают на очень большом расстоянии.
– Ты веришь в эти публикации? – удивленно спросила Ольга.
– В черта, дьявола и бабу-ягу поверю, лишь бы поскорее закончить это дело раз и навсегда. Второго такого дурацкого дела у меня еще не было, и, я надеюсь, никогда не будет! Пошли отсюда!
– Ну что же… – пробормотал Степанов. – Если эта сволочь Кузьмин обвиняет Олю только потому, что ему ее лицо померещилось, то анонимный гипнотизер в серой хламиде – самый подходящий для сволочи аргумент.
* * *
– Что будем делать? – потерянно спросил Богуш.
– Ты эту кашу заварил – ты и расхлебывай! – крикнула Надя.
– Но мы не можем навсегда оставаться в Москве…
– Домой возвращаться мы тоже не можем. Он на ходу выпрыгнет из поезда! Гриша, куда угодно – только не домой! Мы его не довезем, Гриша!..
– Да не кричи ты, он же спит!
Надя зажала рот пальцами и мелко закивала.
– Гришенька, а если в Протасов?..
– То есть как – в Протасов? Жить в Протасове, что ли?
– Нет, не жить – перекантоваться, пока он не опомнится. Давай я вместе с ним поеду в Протасов, там у тети Зои квартира двухкомнатная, у нее поживем, ты будешь приезжать, а? Нас там никто не знает, он с молодежью познакомится, отойдет понемногу, а?..
– Не понимаю… – Богуш взялся за голову. – Не по-ни-ма-ю!.. Найду Буханцева – своими руками убью! Золотова – своими руками!..
– Гриша, ты что?!.
– Задурили парню голову!
– Но, Гриша, он же действительно останавливал часы!
– Это гипноз, шарлатанство! Они сделали так, что нам всем показалось! На что они рассчитывали, когда приглашали всех этих профессоров?..
– Я ничего не знаю, Гриша… Скажи спасибо Господу, что мы вообще нашли Герку…
– Да-а…
Спасибо следовало сказать еще и телевизионщикам – когда Герка сбежал из концертного зала, где потерпел такой невероятный крах, одна бригада в погоне за сенсационным кадром кинулась по вокзалам. Неизвестно, что парень затеял, в какие дальние страны собрался – но его очень поздно вечером поймали на Павелецком. Он был крепко пьян, а деньги, которые имел при себе, естественно, пропали.
Возвращаться к родителям он отказался и несколько дней прожил у шофера телевизионной машины. Тот был мужик простой, элегантный костюм и галстук Герки сбили его с толку, придав парню возраста, и шофер решил – от водки вреда не будет, а только большая польза. Богуш узнал, что сын спьяну вспоминает счастливое детство, махнул рукой и выдал денег на спиртное. Этот способ лечения он понимал.
Потом Герку перевезли в гостиничный номер и уложили спать.
Теперь следовало решить – как быть с ним дальше.
Богуш и сам не хотел возвращаться в родной город, где собственноручно поднял вокруг сына столько шума. Но ему больше деваться было некуда. Что касается Герки… Вспомнив себя в Геркины годы, Богуш решил – хоть на Камчатку подался бы, только не туда, где ждут с победой.
– Протасов, говоришь? Школа-то там есть?
Вопрос был резонный – занимаясь непонятно чем с Буханцевым и Золотовым, Герка окончательно запустил учебу. Алгебра и физика российскому Копперфильду были ни к чему. А теперь следовало поскорее вернуться к нормальной жизни.
– Как же без школы?
– Думашь, ему лучше закончить учебный год там?
– Конечно, Гриша! Ему нужно поступить в класс, где его никто не знает. Ну, пусть бы хоть на троечки!.. А я буду на хозяйстве…
– Протасов, значит…
И тут дверь спальни отворилась. На пороге стоял Герка в трусах, накинув на плечи одеяло, и лицо у него было помятое. Он плохо соображал, куда это его вынесло сонным потоком, на какой берег бытия выплеснуло…
– А-а, родители… Сушит… Дайте чего-нибудь, а?..
– Герочка, сока?! – Надя кинулась к холодильнику, выхватила початый пакет, рыжеватая струя выскочила мимо казенного стакана.
Герка сел в кресло и плотнее завернулся в одеяло.
– Не понимаю, – неожиданно трезвым голосом произнес он. – Вот не понимаю – за что? Кому и что я сделал плохого? За что сперва дали, потом отняли?
– Кто дал, Герочка?
– Не знаю. Кто-то дал. Я же мог! А потом отнял. И вот я уже ничего не могу. Так вот – за что? За что меня наказали? Батька, ты юрист. За что людей так наказывают?
– Я сам ни хрена не понимаю, – честно ответил Богуш. – Одно знаю – ты действительно не сделал ничего плохого. Наверно, есть люди, которым доставляет удовольствие издеваться над другими людьми. И они выбрали тебя, нас… Больше мне ничего на ум не приходит.
– Батька, ты сколько лет в прокуратуре работаешь?
– Хороший вопрос! – Богуш-старший даже улыбнулся. – Если в целом – то уже почти четверть века, а что?
– Батька, что такое справедливость?
– Еще один хороший вопрос…
– Кто-то поступил со мной несправедливо. Как сделать, чтобы он был наказан? – жестко спросил Богуш-младший.
– Ну… – Богуш-старший оценил ледяную злость сына и его желание поквитаться с мошенниками. Вот только логика их мошенничества оставалась пока непонятна – Богуш не видел ни малейшей выгоды, которую могло бы принести Буханцеву и Золотову это сложно сконструированное надувательство.
– Мы знаем адреса, телефоны! Мы всех поставим на ноги! – вдруг заговорила Надя. – Мы на них в суд подадим! Есть же какая-то статья – а, Гриша?
– Есть, конечно. О чести и достоинстве… – Богуш поднял глаза к потолку, вспоминая порядковый номер статьи, ее довольно редко пускали в ход.
– Их будут судить. Вот если бы они украли миллион – с них бы взыскали миллион, так? А как оценят то, что они сделали со мной? А, батька? Есть же какой-то способ оценить? Как вообще оценивают честь и достоинство? Минимальными месячными окладами? Есть же какая-то цифра, процент, что ли? А, батька?
Богушу очень не понравился голос сына.
– Я бы их за такое кастрировал, – честно сказал он. – Вот это было бы справедливо. А вообще очень трудная задача – соизмерить преступление с наказанием.
– Мне еще повезло, – вдруг заявил Герка. – У меня батька в прокуратуре работает и весь город, всю область на уши поставит. А если бы кого-то другого так подставили? Низачем – просто посмеяться над дураком? Батька, я все равно не понимаю – кто меня подставил?.. Эти двое? Но как?.. Я же все мог! ВСЕ мог! ВСЕ!!!
– Герочка!.. – мать кинулась к сыну, но Богуш удержал жену.
– Я разберусь, даю тебе слово. Они у меня кровавыми слезами умоются. Сегодня вечером мы выезжаем…
– Нет!
– Что – нет?
– Я никуда не поеду.
Родители с трудом втолковали сыну свой замысел.
– Значит, я еду в Протасов и поступаю в школу? – уточнил сын. – И учу физику? Нет, это все ерунда и хренотень. Батька, ты вот что скажи – значит, к каждому, у кого есть способности, можно прийти, похвалить, вознести до небес и сбросить в грязь?
Богуш и Надя переглянулись. Если парень допился – это бы еще было наименьшим злом. Смахивало на основательное психическое расстройство. Они еще не видели своего сына таким непоколебимо настойчивым, слушающим только собственные слова.
– Нет, батька, я все равно не понял – значит, каждый, абсолютно каждый беззащитен перед сволочью?
Родители, потрясенные, молчали.
– И опять не понял – что им будет за меня? Их что – повезут в Москву, раструбят о них на всю Москву, а потом приложат фейсом об тейбл? Ты что-то не то, батька, придумываешь. Батька! А если я их в отместку вот так опущу – что мне будет?
– Ничего не будет, – осторожно ответил Богуш.
– Не-ет!.. – Герка рассмеялся таким отвратительным смехом, что у Нади все внутри похолодело. – Одним можно, а другим – низ-з-з-зя-а-а!..
– Он бредит, – сказал Богуш собравшейся зареветь жене. – Я не знаю, сколько он выпил, но это алкогольный бред. Посиди с ним, я выйду и вызову «скорую».
– Ты с ума сошел! Мало нам позора на всю гостиницу?!
В конце концов Богуш решил, что хуже не будет, и добавил сыну еще коньяка на старые дрожжи. Герка поговорил немного о справедливости и заснул.
Пока он спал, были заказаны билеты на оба поезда, собраны вещи, вызван шофер с телестудии, который в этой передряге стал семье Богушей чуть ли не родным. Шофер помог вывести Герку из гостиницы и погрузить в поезд.
Оставшись на перроне, Богуш ощутил некоторое облегчение. Сын и жена ехали в Протасов – теперь его обязанностью было снабжать их деньгами и выслушивать телефонные отчеты Нади, не более. Он мог со всей яростью заняться охотой на Буханцева и Золотова.
Одно то, что они во время позорного выступления Герки исчезли и больше не появлялись, говорило об их вине больше, чем десять томов свидетельских показаний.
Однако следов не обнаружилось. Человек по фамилии Золотов даже не был прописан в городе. Квартира, где так основательно задурили мозги Герке, числилась за Евдокией Буханцевой, но сама Евдокия там не жила, а отыскалась в поселке Буряково, в тридцати километрах от города, и была девяноста трех лет от роду. Жила она там у внучки, которая подтвердила – да, есть на свете бабкин внук, но не Юрий, а Валерий, и не Денисович, а Николаевич, и не в Москве, а в Брянске. В конце концов Богуш понял, что на самом деле сотрудник несуществующего номерного института носит совсем другую фамилию.
Розыски заняли немногим более недели, а потом позвонила Надя и сказала, что Герка пропал. Сидел, сидел дома, возился с ноутбуком, играл в игрушки, а потом исчез, оставив ноутбук включенным – что особенно испугало Надю. Ей казалось, что неведомая сила, затеявшая всю эту историю с парапсихологическими способностями, добралась до Герки и в Протасове.
Богуш опять взял десять дней за свой счет и помчался в Протасов.
Если московская эпопея была довольно значительным щелчком по носу, то визит в протасовскую ментовку – целой оплеухой. Хотя вроде бы и несопоставимо: грандиозный скандал с участием телевидения и унылое переползание из кабинета в кабинет, от одних погон к другим погонам.
Но насчет Москвы – это было темное дело, неизвестного происхожения, и Богуш склонен был приравнять его к стихийному бедствию. Точно так же, идя по зимней улице, он мог схлопотать на макушку пудовую сосульку. И кого винить? Судьбу-злодейку!
А насчет ментовки – тут он все видел насквозь. Все влияние Богуша в родном городе, все его документы и связи тут были совершенно недействительны. В Протасове имелись свои выдающиеся люди, державшие в руках нитки и ниточки от разных фигур, и Богуш, даже в дорогом костюме, великолепном пальто и норковой шапке, тут был – никто. Ему, конечно, пообещали искать сына, но при слове «благодарность» наступило некое отчуждение. Напрасно он поминал всуе, что работает в прокуратуре, – ментовка насторожилась и все, как один, решили не искушать судьбу.
Естественно, ни через десять дней, ни через две недели сын не нашелся. Богуш добился, чтобы отпуск продлили, и продолжал вместе с Надей обходить протасовские больницы и морги. город был не маленький, мест, где может лежать неопознанный труп, хватало.
Герка нашелся неожиданно. И не то чтобы сам – но как бы по собственной инициативе. Позвонила заторможенная девчонка и предложила родителям привезти сыну денег. Тут выяснилось, что у Герки – ломка, а бесплатно ему ни колес, ни шприца с содержимым никто не дает.
Выпытав адрес, Богуш отправился в ментовку и потребовал патрульную машину. Ему пошли навстречу, он возглавил налет на хорошо известную здешним ментам квартиру и вытащил оттуда Герку буквально за шиворот. Менты же повязали всякую мелкоту и отвезли в участок, откуда, как Богуш догадывался, довольно быстро выпустили. Менты тоже хотели каждый день обедать.
Герка мучился двое суток, Надя не отходила от него. Богуш знал, что есть клиники, где врачи-наркологи помогают в таких случаях, прочесал все объявления в газетах и нашел подходящего специалиста. Он взял такси и поехал за врачом, но когда привез – оказалось, что Надя Герку не устерегла.
Сын оказался прекрасным артистом. Он стонал и кряхтел, плакал и ругался, а между тем успел высмотреть, куда Надя прячет выданные мужем на хозяйство деньги.