– Что ты решил, Боров?
Боровой отшвырнул сигарету, поднял на Апостола мрачный взгляд и резко спросил:
– Ты уверен, что Кержнер предаст?
– Уверен, – спокойно ответил Апостол. – Не сегодня, так завтра. Он захочет уйти, но отпускать его нельзя. Так что ты решил?
– Если Кержнер мешает нашей борьбе, Кержнера не станет, – сухо и спокойно ответил Боровой.
5
– Нет, – сказал Кержнер. – Давайте без меня. Меня что-то ломает.
Боровой усмехнулся. В его темных, глубоко посаженных глазах полыхнул холодный огонек.
– В каком смысле? – спросил он.
– В прямом, – ответил Кержнер. – Заболел, наверное.
– Чем?
– Не знаю. Простыл.
Кержнер встал со стула и подошел к плите. Пока он ставил чайник на плиту, Боровой пристально смотрел на его кучерявый затылок. «Неужели правда? – думал он. – Да нет, не может быть. Лажа какая-то. Серега правильный пацан. Он не может быть предателем».
– Слушай, Серый, – медленно начал Боровой, – че за фигня с тобой происходит? Я тебя не узнаю. Не по-пацански себя ведешь.
– Со мной все в порядке, – огрызнулся Кержнер. Глянул на друга через плечо и мрачно добавил: – А вот с тобой? Что происходит с тобой?
– Ты это о чем? – поднял брови Боровой.
– Да так, – сказал Кержнер небрежно, – ни о чем.
– Нет, братан, ты уж договаривай, раз начал. Тебе что-то не нравится?
– Да. Я… – Кержнер мучительно наморщил лоб, затем махнул рукой: – А, ладно, забудь. Заболел я, понял?
Он затушил спичку и подошел к столу. Сел на табуретку, протянул руку за сигаретами. Боровой быстрым движением перехватил его руку. Потом сгреб в пригоршню ворот рубашки Кержнера и притянул его к себе.
– Что случилось, братела? – процедил он сквозь зубы. – Ты мне скажешь?
Друзья пристально смотрели друг другу в глаза. На этот раз Кержнер не отвел взгляд.
– Не хочу убивать, – тихо сказал он.
– Убивать? – не поверил своим ушам Боровой. – Ты кого имеешь в виду? Того черномазого?
Кержнер усмехнулся.
– А ты еще кого-то убил? – с мрачной иронией поинтересовался он у Борового. Затем покосился на судорожно сжатые пальцы Борового, неприязненно дернул уголком губ и холодно добавил: – Убери руку, Боров. Рубашку помнешь.
Боровой убрал. Усмехнулся и пригладил ладонью его примятый воротник.
– Зря паришься, Серый. Убийств больше не будет.
Кержнер недоверчиво прищурился.
– Не будет? Ты… ты правду говоришь? Боровой небрежно дернул плечом и сказал:
– Я тебе когда-нибудь врал?
– Вообще-то нет, – ответил Кержнер.
– Тогда зачем спрашиваешь? – Боровой улыбнулся и обнял друга за плечи. – Эх, братела, нам ли быть в печали. А ну, взбодрись! – Он слегка встряхнул Кержнера. – Сколько лет мы друг друга знаем, а? И ты до сих пор мне не доверяешь?
– Да, извини. Просто я… Когда я его ножом… Мне не понравилось… Меня даже стошнило.
– Я понимаю, – кивнул Боровой. – Мне и самому эта бодяга не по душе. Я ж не зверь.
– И ты на меня не обижаешься?
– Я что, похож на обидчивую целку? Все в порядке, братела. Больше никаких ножей. Зуб даю! У тебя чайник кипит. Сообразишь мне кофейку?
– Да. Конечно. Только у меня растворимый.
– Да мне все равно.
Через пару минут Кержнер поставил перед Боровым чашку с кофе. Кержнер, откинувшись на спинку стула, наблюдал за ним в насмешливый прищур.
Когда оба уселись за стол и принялись за кофе, Кержнер поинтересовался:
– Слышь, Боров… Я чего-то не понял – так куда вы едете?
– Да за город, в Луговое.
– Погоди… Это цыганский поселок, что ли?
– Ну.
– Вот ни хрена себе. Мы же там были в прошлом году! Помнишь, как стекла у чурок били? Вот умора была, да?
– А то, – усмехнулся Боровой. – Повеселились нормально. И сейчас повеселимся.
– Опять стекла? Боровой покачал головой:
– Не. Решили устроить небольшой фейерверк цыганчарам.
– Хотите запалить пару цыганских хибар?
– Угу. Думаю, это будет весело.
– Это другое дело, – с облегчением сказал Кержнер. – На это я готов.
Боровой насмешливо дернул щекой:
– Забудь, братела. Ты слишком впечатлительный. Не хочу, чтобы ты стал психом. А то еще будешь просыпаться по ночам и орать, как будто тебя режут.
Кержнер нахмурился.
– Кончай прикалываться, Боров, – обиженно сказал он. – Я еду с вами.
– А как же твоя работа? Кстати, ты все еще там же? Охранником в магазине?
– Угу. Но насчет этого не парься. Я поменяюсь со сменщиком, чувак мне должен. Так во сколько мы выезжаем?
Боровой посмотрел на часы.
– Через полтора часа. Так ты точно едешь?
– Точно, – кивнул Кержнер. Боровой обнял его за плечи и встряхнул.
– Молодца, братела, – тихо сказал он. – Я знал, что ты с нами.
6
Вечер выдался теплым. В небе светила полная луна. Мельник шел впереди и освещал фонариком широкую лесную тропу. От машины отошли уже метров на четыреста. С каждым шагом темнота вокруг сгущалась.
– А страшно, блин, – сказал Мельник, поглядывая вокруг, и передернул плечами. – Хорошо еще, что дождя нет. Иначе вааще жопа была бы.
– У-у! – крикнул за его спиной Штырь.
Луч фонарика пугливо метнулся по черным деревьям, окружающим тропу. Штырь загоготал. Мельник направил луч на Штыря.
– Ну, ты и сучара, Штырь, – досадливо сказал он. – Я чуть не обосрался от страха.
– Штаны проверь.
– Еще раз так сделаешь – хлебало начищу, – пообещал Мельник.
– А чистилки не обломаются?
– Нарываешься?
– Эй, вы там! Кончай базар! – прикрикнул на парней Боровой. – Как дети, в натуре. – Боровой повернулся к Кержнеру. – Видал, Серый? Шуты гороховые. Вот так и ходи с ними на серьезное дело.
– Пускай резвятся, – весело сказал Кержнер. – Главное, чтобы штаны не обгадили. Нам с ними еще обратно в машине ехать.
– Да, Боров, пусть повеселятся, – прозвучал из темноты голос Апостола, который шел последним и замыкал шеренгу. – Затем и приехали.
– Ты сам-то как? – окликнул его Боровой. – Копыта не отваливаются?
– Были бы – отвалились бы, – посмеиваясь, ответил Апостол.
– Главное, протезы не поцарапай, – посоветовал Кержнер. – Больших денег, поди, стоят.
– Да уж немалых.
Пройдя еще метров сто, Мельник вдруг остановился. А за ним и вся цепочка.
– Слышь, Боров, – обернулся Мельник, – давай бутылки с коктейлем Молотова проверим. А то чего-то бензинчиком потянуло. По-моему, Серый их грохнул об пень.
– Сам ты пень, – огрызнулся Кержнер. Боровой положил ему руку на плечо.
– А ты проверь, Серый. Там уже некогда будет.
– Да все в порядке с бутылками. Чего ты паришься?
– Проверь, сказал. В натуре, чего тебе, сложно, что ли?
Кержнер фыркнул.
– Вот пристал, а! Ладно, если тебя это успокоит… Он поставил сумку с бутылками на землю и нагнулся над ней.
Пока Кержнер звенел бутылками, проверяя содержимое сумки, Апостол подошел к нему сзади. Холодный ствол карабина ткнулся Кержнеру в затылок.
– Обернись! – громко приказал Апостол. Кержнер медленно обернулся.
– Ты это чего? – удивленно спросил он. – Ты это…
Огненный всполох озарил лица парней. Грохот выстрела заставил их отшатнуться. Кержнер упал на траву. На месте его лица темнело что-то страшное и мокрое.
Апостол поднял взгляд на парней.
– Теперь остальные, – коротко сказал он. Парни беспомощно посмотрели на Борового.
Никто из них не сдвинулся с места.
– Делайте как договаривались, – сухо сказал тот. Штырь, Мельник и еще трое парней подошли к распростертому на траве Кержнеру, достали из карманов ножи, но вновь остановились.
– Бейте! – приказал Боровой. – Давайте, слабаки!
– А, сука пархатая, получи! – крикнул Мельник и ударил лежащего Кержнера ножом. Хотел ударить еще раз, но Боровой схватил его за руку.
– Ну, хватит. Теперь остальные.
Парни по очереди ткнули ножами в бездыханное тело Кержнера. Все были бледны и молчаливы. Только Штырь тихо прошептал:
– Не надо было в лицо… Когда дело было закончено, Боровой приказал:
– А теперь к машине. Живо!
– Валим отсюда! – крикнул Мельник и первым побежал по тропе обратно. Сноп света метался из стороны в сторону. Парни, ни слова ни говоря, устремились за Мельником. Возле трупа остались только Боров и Апостол.
Апостол медленно повернулся и хотел уже идти, но Боровой удержал его за рукав.
– Постой!
– Что еще? – глухо и неприязненно спросил Апостол.
– Зачем ты сказал ему обернуться?
Апостол криво ухмыльнулся.
– Хотел, чтобы он понял, что ему конец.
– Зачем? – повторил вопрос Боровой. Апостол пожал пухлыми плечами:
– Просто проявил к нему уважение. Человек должен осознать свой последний миг на земле. Он ведь не корова, которую привели на убой. Если ты когда-нибудь решишь меня завалить, сделай так же, хорошо?
– Можешь быть уверен, – с ледяной усмешкой проговорил Боровой.
Часть вторая
Схватка
1
Август, 2006 г.
Антон Плетнев сладко зевнул и огляделся.
– А неплохое кафе, – сказал он. – Люблю, когда народу немного.
– Немного? – Турецкий усмехнулся. – Если ты не заметил, кроме нас здесь вообще никого нет.
– Вот я и говорю, – ничуть не смутился Плетнев. – Этим и приятны ночные часы в кофейнях. Никого нет. Тишь да гладь.
– Угу, – Турецкий кивнул. – Сонный официант, которому так тяжело подниматься со стула, что он готов убить тебя за каждую чашку кофе. Не знаю, как ты, а я предпочитаю проводить ночи дома, в постели, с женой под боком. – Александр Борисович стряхнул с сигареты пепел и насмешливо посмотрел на Плетнева. – Слушай, Антоша, сколько в тебе уже кофе?
– Не знаю. Чашки четыре.
– Руки еще не трясутся? Плетнев покачал коротко стриженной головой:
– Да нет.
– Силен. Что, и бессонница мучить не будет?
– До сих пор не мучила, – в тон Турецкому ответил Плетнев. – Вы будете смеяться, но раньше я вообще без чашки кофе уснуть не мог. Такой вот странный организм.
– Везет тебе. А я на ночь полчашки выпью – до утра ворочаюсь. – Турецкий поднял руку и посмотрел на часы. – Е-мое, уже пять минут третьего. Где этого Щеткина черти носят?
– Не знаю, но он просил дождаться.
– И мобильник вне зоны, – недовольно проговорил Турецкий. – Ты сам-то никуда не торопишься?
Бывший спецназовец покачал головой:
– Не-а. Мне и здесь хорошо. – Плетнев повернулся к официантке. – Девушка, будьте добры, еще один капучино!
– Сейчас она бросит в тебя чашкой, – предупредил Турецкий.
Плетнев улыбнулся:
– Пускай бросает. Будет повод поближе познакомиться.
Через минуту официантка, невысокая блондинка аппетитной полноты, поставила перед Плетневым чашку кофе. Она уже повернулась уходить, когда Плетнев ее окликнул:
– Девушка, простите мне мое любопытство… Никак не могу понять: что такая красавица, как вы, делает в ночном кафе?
– А где я, по-вашему, должна быть? – бросила она через плечо.
– На подиуме. Или на обложке модного журнала. У вас внешность фотомодели.
– Хороший комплимент, – сказала официантка и устало улыбнулась. – И главное, оригинальный. За сегодняшний вечер мне его говорили всего пять раз. Еще что-нибудь будете заказывать?
– Пожалуй, нет.
Официантка отвернулась и удалилась к стойке, величественно виляя бедрами.
– Ну что? – усмехнулся Александр Борисович. – Крепкий орешек?
– Вы сами сказали – она просто сонная. Обычно это срабатывает безотказно. Послушайте, Александр Борисович…
Турецкий дернул уголком губ:
– Слушай, завязывай с этой официальщиной. Зови меня просто Саня. Ну, или Саша. И на «ты».
– Хорошо, Александр Бо… То есть… Саша.
– Вот так-то лучше. – Турецкий потер кончиками пальцев глаза. – Фу, черт. Как же я сегодня не выспался. Так что ты хотел сказать?
– Ирина Генриховна просила вас позвонить, если задержитесь, – помните?
– Она уже спит. Плетнев покачал головой:
– Вряд ли. Думаю, она дожидается вашего звонка.
– Много ты понимаешь, – сухо бросил Турецкий, который терпеть не мог, когда кто-то вмешивался в его отношения с женой. А тем более – Плетнев.
– И все-таки вам лучше ей позвонить. Турецкий прищурился и сухо произнес:
– Еще раз.
– Что – еще раз? – не понял Плетнев.
– То же самое, только на «ты».
– А, вы об этом. Хорошо. Позвони ей, Саша, она волнуется. Так годится?
– Вполне.
Турецкий достал из кармана телефон, но в этот момент дверь кофейни открылась, и на пороге возник Щеткин. На плече у майора была сумка. Щеткин направился к столику, за которым сидели коллеги, по пути доставая из кармана сигареты.
– Явился, не запылился, – язвительно воскликнул Александр Борисович. – Чего так рано? Мы могли бы еще часок-другой подождать.
Щеткин уселся на стул, сунул в рот сигарету и прикурил от зажигалки. Турецкий и Плетнев выжидательно на него смотрели.
– И долго еще ты нас будешь томить? – поинтересовался Александр Борисович.
Щеткин помахал рукой, отгоняя от лица дым, затем снял с плеча сумку, расстегнул ее и положил на стол бумажный пакет с пончиками. Посмотрел на коллег и сказал: – Пончики. Еще горячие. Угощайтесь.
– Если ты не заметил, мы в кофейне, – напомнил ему Турецкий.
– И что?
– А то, что за те полтора часа, что мы тебя ждали, мы съели все пирожные, которые были в меню.
– А, ну дело ваше, – пожал плечами майор и достал из сумки еще один пакет, на этот раз пластиковый и черный.
Турецкий и Плетнев удивленно воззрились на пакет.
– Это мусор, – объяснил им Щеткин. Александр Борисович поднял глаза на майора:
– Забыл выбросить, когда уходил из дома?
– Это не мой. На губах Турецкого зазмеилась усмешка.
– Ты таскаешь с собой чужой мусор? – поинтересовался он.
Щеткин качнул головой и нетерпеливо произнес:
– Это не просто мусор, это мусор из помойного ведра прапорщика Вертайло.
Турецкий и Плетнев снова уставились на черный пакет.
– Дерьмо какое, – проговорил Александр Борисович.
– Не совсем, – возразил Щеткин. – Колбасную кожуру, картофельные очистки и бычки от «Примы» я сразу отмел… А вот это может быть интересно… Антон, ты точно пончиков не хочешь?.. Ну, как хочешь. Итак, вот что мы тут имеем.
Щеткин вынул из пакета какие-то пластиковые обрывки и положил на стол.
– Ну и что это?
– Это порезанные карты оплаты мобильного телефона. – Тут майор соединил два фрагмента и пододвинул получившуюся карточку к Турецкому.
– И что это значит? – продолжал недоумевать тот.
Щепкин постучал по карточке пальцем:
– Карточка, между прочим, стобаксовая. Вы часто такие покупаете?
– Каждый день, – усмехнулся Турецкий. Он склонился над карточкой и внимательно ее разглядел. – Да, в самом деле. Однако ничего странного тут нет. Так ведь экономичней. Платишь оптом. К тому же обычных телефонов в деревне нет.
– Вообще-то есть один, – сказал Щеткин.
– Правда?
– Угу. Как вы думаете, у кого?
– Ты меня заинтриговал. Неужто у Вертайло?
Щеткин кивнул:
– В точку. Я видел телефонный провод.
Александр Борисович задумчиво побарабанил пальцами по столу.
– Так-так… А не ты ли говорил, что бывший прапор спивается? Питается подножным кормом, не выходит из запоя и все такое. Махнул рукой на свою жизнь.
– Так и есть. Правда, тут есть одно «но». Когда я говорил с Вертайло в последний раз, я заметил одну странность. Был момент, когда глаза у него совершенно прояснились. Как будто весь хмель из башки вылетел.
– Что ж, такое бывает. Уж поверь профессионалу.
– Да, но уже в следующее мгновение он опять лыка не вязал. И как-то уж очень старательно и красиво стал изображать пьяного. Прямо как на сцене.
– Красиво, говоришь… – Александр Борисович потер пальцами подбородок. – Может, тебе показалось?
– Что я, пьяных не видел?
– Веский довод, – одобрил Турецкий. Щеткин стряхнул с сигареты пепел и снова заговорил:
– Говорю вам, ребята, тип более чем странный. – Майор коснулся кончиком пальца телефонной карты. – Сто баксов для деревни это большие деньги. Слишком большие, чтобы тратить их на мобильную связь. К тому же в доме у Вертайло есть обычный стационарный телефон. А в деревне провести телефон – это целое событие. И между прочим, стоит немалых денег.
– И все равно не убедил, – гнул свою линию Турецкий.
– Неужели? – заговорил молчавший до сих пор Плетнев.
Александр Борисович повернулся к нему:
– А тебя, выходит, убедил?
– По-моему, доводы у майора веские, – пожал плечами тот. – С Вертайло явно не все в порядке. Надо брать его в тщательную разработку.
Турецкий с едва заметной усмешкой посмотрел на Плетнева.
– Гм… – проговорил он. – А теперь запомни, что я тебе скажу, Антоша. В нашем деле главное – это не улики, а их убедительность. Любая ошибка или невнимательность сыщика может повести следствие по ложному следу. А это время. Время, потраченное впустую.