– Не будь дурой! – нетерпеливо рявкнул он. – Останься он в живых, может предъявить права на младенца! Конечно, никто ему не поверит, но поползут слухи, а братцу Годвина только и нужен предлог, чтобы окончательно разорить тебя.
Итак, даже если она безропотно покорится Жильберу, кто-то все равно должен умереть. Сознание неотвратимости зла вынудило Ровену презреть страх, которым она постоянно глушила бурлившую в душе ярость.
– Пусть Господь покарает тебя за жадность и подлость, Жильбер, – тихо выговорила девушка, вырвав свою руку, но что-то в его изумленно-непонимающем лице заставило ее окончательно забыть об осторожности. – Убирайся! – завопила она. – Я сумею изнасиловать этого страдальца и без помощи посторонних! Но пришли ко мне Милдред, человека нужно сначала привести в чувство, иначе вряд ли от него будет какая-то польза!
К сожалению, именно эти слова первыми услышал Уоррик, понятия не имевший, что девушкой в данную минуту движут горечь и гнев. Он пришел в себя, однако, издавна искушенный в воинских хитростях, не открыл глаз. Впрочем, ничего этим не добился: немного погодя послышался грохот захлопнувшейся двери.
Тишина. Кажется, его оставили в покое, но эта визгливая баба, вероятнее всего, сейчас вернется, если то, что она сказала, – правда. Неслыханно! Женщины просто не способны никого изнасиловать – у них ведь нет мужской снасти, да и в любом случае она имела в виду явно не Уоррика. Грубая шутка неотесанной девки, не более того. Но пока здесь никого нет…
Уоррик поднял веки, и первое, что увидел, – некрашеные балки потолка. Он повернул голову, чтобы отыскать глазами дверь, и поморщился от резкой боли. Пришлось несколько мгновений лежать неподвижно, прикрыв глаза. Кажется, он находится в мягкой постели, с кляпом во рту… и почти голый. Однако последнее меньше всего волновало Уоррика. Зачем трудиться одевать его, когда он может сделать это сам? Постель? Все лучше, чем подземелье.
И тут он ощутил свинцовую тяжесть в ногах и запястьях. Уоррик попытался шевельнуться, и сразу же послышался звон цепей. Господи, скован по рукам и ногам, как преступник! С какой целью? Если им нужен выкуп, значит, они знают, кого схватили, и рискуют навлечь на себя его кару, которая не заставит себя ждать. Однако воры и грабители хватали всех подряд, не обращая внимания на то, кто попадется им в лапы: рыцарь, горожанин, леди или базарная торговка, и если не получали требуемое, принимались пытать жертву. Однажды он захватил крепость, принадлежавшую феодалу-разбойнику, и, несмотря на свой жизненный опыт и твердость духа, был потрясен увиденным в подземной темнице: несчастные, тела которых медленно давили тяжелым жерновом, обнаженные узники с обгоревшими ногами, подвешенные за большие пальцы. Все пленники были мертвы, поскольку палачи просто-напросто позабыли о своих жертвах, как только Уоррик осадил замок. А сейчас, судя по каменным стенам и высоким потолкам, его заточили не в убогой хижине и даже не в харчевне. Скорее всего какой-то мелочный лорд решил поживиться. Впрочем, что такой барон, что разбойник с большой дороги – все едино. Уоррик снова открыл глаза, превозмогая рвущую виски боль, поднял голову и увидел у изножья кровати ее. Должно быть, он умер и попал на небеса, ибо перед ним предстал один из ангелов Господних, несомненно, посланных по его душу.
Глава 7
Ровена все еще злобно смотрела на дверь, за которой скрылся Жильбер, когда раздался металлический лязг цепей. Девушка испуганно воззрилась на узника. Он не шевелился, не открывал глаз, но Ровена интуитивно почувствовала, что незнакомец пришел в себя. До сих пор она не приглядывалась к нему внимательно, лишь мельком отметила, как он огромен. Со своего места у изножья ей по-прежнему было трудно судить о его внешности, но тут мужчина поднял голову и пригвоздил Ровену к месту требовательным взглядом. У девушки перехватило дыхание.
В этих светло-серых, как расплавленное серебро, глазах светилось изумление. Несмотря на бесформенный кляп, можно было сразу увидеть, как он красив и… надменен.
Что заставило ее так считать? Высокие, чуть выдающиеся скулы? Орлиный нос? Квадратный подбородок, чуть выдвинутый вперед из-за кляпа? Нет, она, должно быть, ошибается. Высокомерие – черта, присущая людям благородного рождения. Спесивый раб рискует собственной шкурой.
Однако этот крепостной не отвел глаз и не засмущался в присутствии леди. Возможно, просто дерзкий негодяй или слишком потрясен, чтобы помнить свое место. И о чем только она думает! Разве кто-то способен признать в ней леди, ведь она полураздета! Ну конечно! Пусть на ней всего лишь сорочка, зато сшитая из тонкого полотна, мягкая и почти прозрачная, а накидка – из дорогого восточного бархата, сшитая и подаренная матерью в день четырнадцатилетия девушки.
Вероятно, Жильбер прав – это побочный сын какого-нибудь знатного лорда и чрезвычайно гордится этим обстоятельством. Но что ей, в сущности, до этого? Ему так или иначе придется умереть. Правда, сначала она должна отдать ему свою невинность…
О Боже! Хватит ли у нее сил? Безумная, она еще раздумывает, в то время как мама…
В эту минуту Ровене больше всего хотелось броситься на пол и зарыдать. Она росла, окруженная любовью и заботой, не зная о жестокости и тяготах повседневной жизни. И теперь ей было невыносимо трудно приспосабливаться к чужому, враждебному окружающему миру. Жильбер заставляет ее силой взять этого человека. Но как? И хотя она в гневе бросила сводному брату, что не нуждается в помощи, на самом деле не знала ровно ничего о том, что происходит между мужчиной и женщиной.
Удивление в его взгляде сменилось восхищением. Хорошо ли это? Наверное, да. Он по крайней мере не находит ее отталкивающей. Ровена была рада и этой малости. Кроме того, незнакомец ни в чем не походил на ее мужа. Молод, красив, с гладкой кожей и упругим телом… нет, ничего общего с дряхлым старикашкой. Даже глаза были другого оттенка, чем у Лайонза!
И отчего-то казалось, что она обладает способностью читать его мысли. Вот и сейчас мужчина вопросительно смотрит на нее, словно хочет спросить что-то. Знает ли он, почему находится здесь? Скорее всего нет, ведь он только что пришел в себя. И к чему Жильберу распинаться перед человеком, уже приговоренным к смерти? Зато братец не преминул свалить на нее всю грязную работу. Какая мерзость! Но этот неотступный вопрос в глазах пленника…
Именно она должна признаться ему во всем и даже не сможет уверить несчастного, что его освободят, когда все будет кончено!
Ровена гневно стиснула кулаки. Этот человек не заслужил подобной участи. Невинная жертва чудовищных замыслов Жильбера! Она примет его семя, а Жильбер отнимет у бедняги жизнь! Ровена не должна этого допустить. Ради матери она исполнит желание брата, но сделает все, чтобы освободить этого человека, поможет сбежать, когда придет время.
Но этого она незнакомцу не поведает. Не стоит обнадеживать его понапрасну. А вдруг ей не удастся открыть двери темницы? И ни к чему ему знать о том, какой жребий уготовил ему Жильбер. Блажен, кто верует.
Однако незнакомец продолжал разговаривать с ней взглядами, и она опять поняла его. Он скосил глаза сначала на кляп, потом на нее. Все ясно. Хочет, чтобы она вытащила кляп! Но это невозможно! Ровена не вынесет, если мужчина попросит отпустить его. И без того угрызения совести не дают ей покоя. Пусть она стала невольной участницей недоброго дела, но что ей оставалось? Только вот слышать бесплодные мольбы, обращенные к ней, не могла.
Девушка медленно покачала головой, и незнакомец опустил ресницы. Не знай она, что перед ней простолюдин, подумала бы, что ее выгоняют из комнаты, как провинившуюся служанку. Может быть, он просто устал и решил отдохнуть?
Она подошла ближе, чтобы рассмотреть его получше, и обнаружила, что его веки плотно сомкнуты. Не желает иметь с ней ничего общего? Или просто не слышал шагов, ведь она не успела надеть туфли.
Ровена, затаив дыхание, принялась рассматривать пленника. Пожалуй, он даже выше Жильбера и, уж конечно, шире в плечах и груди. На руках, шее и торсе бугрятся мускулы, туго натягивая загорелую кожу. Очевидно, этот человек много и тяжко трудился. Возможно, он дровосек? Во всяком случае, дровосек в поместье отца мог одним пальцем переломить любого рыцаря.
Она неожиданно осознала, что уставилась на него с неприличным любопытством, но ничего не могла поделать с собой. Силен… как он силен и могуч! Она даже почувствовала нечто вроде благодарности к Жильберу за то, что догадался сковать этого великана, но тут же устыдилась собственных мыслей. Однако этот гигант сумеет легко отправить ее на тот свет одним движением руки, и лучше, если эти пальцы не дотянутся до нее.
– Прости меня, – начала она, удивляясь, почему говорит шепотом, хотя в комнате больше никого не было, – пожалуй, я честно объясню, зачем тебя привели сюда.
Пленник слегка повернул голову и посмотрел на Ровену. Сейчас в его глазах не было вопроса, не светилось любопытство. Терпение, поняла она, он набрался терпения и выжидает, небезосновательно считая, что имеет право получить ответ. Однако она не настолько храбра. Откроет лишь то, на что отважится, и ни словом больше.
Но теперь, когда решающий момент настал, девушка ощутила, как предательская краска ползет ото лба к шее.
– Я… вы… вы и я… мы… мы… придется…
Незнакомец чуть поднял брови, и не будь у него во рту кляпа, раздражение обязательно прорвалось бы. Ровена не могла осуждать этого человека. Трудно оставаться спокойным в таком положении. Но и у нее не хватило духу на то, чтобы произнести ужасные слова. Какой позор!
Ровена пыталась напомнить себе, что перед ней всего лишь раб, с которым нечего церемониться. Недаром мать всегда учила ее держать слуг в повиновении. Но он совершенно не похож на слугу. Слишком высокомерен, и она не могла отделаться от ощущения, что Жильбер напрасно принимает его за простолюдина. И хотя ее это не должно было касаться, почему-то на душе стало еще горше.
За дверью послышался шорох, и девушка испуганно встрепенулась, но тут же облегченно вздохнула. Должно быть, Милдред наконец пришла!
И, на мгновение позабыв о распростертом на постели пленнике, так и не дождавшемся ее объяснений, ринулась из комнаты.
Уоррик обессиленно обмяк, вне себя от злости и разочарования. Черт бы ее побрал! «Придется»… что именно? Неужели не могла договорить?!
Но он тут же вынудил себя успокоиться. Стоит ли осуждать это неземное создание, такое хрупкое и прелестное! В конце концов, не она притащила его сюда!
Однако он никак не мог взять в толк, почему она здесь. Может, хотела принести ему ужин? Правда, у нее в руках ничего не было, но, вероятно, она устала держать поднос и поставила его на пол? В таком случае почему девушка не вытащила кляп?! Как же он сможет жевать?
Вопросы, на которые никто не желает дать ответы. Спокойствие! Скоро он узнает, чего от него хотят, а тогда можно будет и поразмыслить, как отомстить тому, кто затеял это похищение. Виновный умрет страшной смертью. Недаром давным-давно, когда душа его увяла и умерла от тоски и отчаяния, он поклялся, что больше никто и никогда не посмеет оскорбить его или причинить зло, горько не поплатившись за это. И все шестнадцать долгих лет, половину своей жизни, он был верен обету. И не изменит ему до самой кончины.
Он снова вспомнил о прелестной крошке. Что же, по крайней мере лучше думать о ней, чем предаваться мрачным мыслям. Сначала он и вправду решил, что увидел ангела с нимбом золотых волос, сверкающих в сиянии свечей. К тому же она была во всем белом, и густые локоны, рассыпавшиеся по плечам, спускались до самых бедер.
На маленьком личике переливались синевой огромные глаза, круглые, печальные, умоляющие… в глубине которых скрывались бесчисленные тайны. Уоррик думал, что она безгрешна, пока не заметил в этих бездонных очах пламя ярости, возбудившее его любопытство гораздо сильнее, чем стремление узнать причину, по которой он оказался здесь. Как ни странно, его охватило безумное желание стать хранителем и защитником ангела. Уничтожить всякого, кто посмел ее обидеть.
Он жаждал дознаться, в чем причина ее гнева. И попытался заставить ее вытащить кляп. Отказ сначала удивил Уоррика, потом рассердил настолько, что он повел себя как капризный ребенок и перестал замечать девушку. Сейчас, оставшись один, он был просто потрясен собственным поведением. Эта малышка поистине обладает каким-то магическим воздействием на него!
Чуть позже он не выдержал и вновь уставился на нее. Говоря по правде, это доставляло ему немалое удовольствие. Скоро она придет, чтобы объяснить, почему его оставили здесь, и Уоррик вновь насладится прелестным видением. Вблизи она оказалась еще пленительнее. Безупречно белая, полупрозрачная, словно алебастр, кожа, полные манящие губки, изящная фигурка…
К величайшей досаде Уоррика, чресла его охватило пламенем желания. Не будь его рот заткнут, он разразился бы смехом! В его положении самое время думать о женщинах! Возможно, сумей он избавиться от кляпа, соблазнил бы девушку и уговорил бы ее стать наездницей лихого жеребчика!
Но Уоррик тут же покачал головой. Он просто спятил! С чего ей соглашаться, когда он не более чем пленник, у которого даже нет одежды, не говоря о кошельке. Что он может ей посулить?!
Ничего, он скоро освободится и позаботится о девушке. Спалит это проклятое место дотла, так что ей понадобится новый дом. И тогда он предложит ей свой.
Уоррик на мгновение вспомнил об ожидавшей его невесте, но даже это не смутило его. Незнакомка все равно будет принадлежать ему!
Глава 8
– Теперь ты все знаешь, – удрученно прошептала Ровена, закончив невеселый рассказ о смерти мужа и встрече с человеком, предназначенным его заменить. – И Жильбер имел совесть заявить: либо через девять месяцев у меня появится ребенок, либо моей матери не жить.
– Не сомневаюсь, что он способен исполнить угрозу. Отродье дьявола! Исчадие ада! Хорошо еще, что он не пожелал остаться в комнате и наблюдать! Твой муж так и поступил бы, отдай он тебя своему слуге Джону, – вздохнула Милдред. – Как ни печально, придется тебе пройти через это.
Ровена заломила руки:
– Знаю, Милдред, но… как?!
Глаза камеристки недобро блеснули. Она на секунду зажмурилась и брезгливо скривила губы.
– Как же я глупа! Совсем забыла, что ты невинная милая овечка. Останься твой муж в живых, тебе ничего не пришлось бы самой делать, кроме как покорно лежать под ним! Но теперь тебе придется действовать самой, а тот, что находится там, ничем не поможет. Говоришь, ему рот заткнули? И лежит на спине?
– На спине, Милдред, и сомневаюсь, чтобы смог пошевелиться, – слишком туго натянуты цепи.
Милдред снова вздохнула:
– Я пытаюсь представить, как все будет… никогда не сидела верхом на мужчине, сама понимаешь! Да это просто неприлично!
– Жильбер, должно быть, считает, что это проще простого, поскольку бедняга связан, как пойманный вепрь, которого вот-вот насадят на вертел.
– Я не говорила, что это невозможно, – рассерженно фыркнула Милдред. – Какой позор! Такие разговоры подобают скорее судомойкам, чем благородной даме!
Служанка неудержимо покраснела. Лицо Ровены стало мертвенно-белым. Что же теперь делать? Ведь проклятый д’Амбре обязательно явится на рассвете, чтобы удостовериться, выполнен ли его приказ. Положение прямо-таки безвыходное!
– Кажется, я сообразила, как надо действовать, – объявила Милдред. – И скажу все без прикрас, чтобы поскорее покончить с этой мерзостью. Ты должна оседлать его бедра, вонзить наконечник копья в себя и пуститься вскачь. Сначала будет очень больно, но скоро все пройдет, и ты сможешь беспрепятственно двигаться. Представь себе, что пустила своего жеребца в галоп. Подскакиваешь… нет, не красней. Ты наверняка привыкнешь, как только устроишься поудобнее. Но помни, нужно постоянно двигаться, если хочешь, чтобы он отдал тебе свое семя. Если воображаешь, что достаточно посидеть несколько минут и все получится, жестоко ошибаешься. Придется хорошенько потрудиться! Ну как, сумеешь сделать все сама, или еще раз объяснить?