– Убирайся! – проорал доктор. – И передай Капитонову, что Счастливцева я ему не отдам! Мой будет! Так и знай!
– Хорошо, – только и сказал я, после чего поспешно ретировался.
***
– Капитонов, какая же сволочь, – бормотал Викентий Павлович, никак не мог успокоиться после визита этого типа с холодными глазами. – Надо же, подсылать ко мне своих… своих… – Он никак не мог подобрать нужного слова, а потому нервничал еще больше. – Псов! – выкрикнул он. И вдруг увидел, что в кабинете уже не один. На него, отчаянно жестикулирующего и потрясающего кулаками, не мигая, смотрела высокая черноволосая девушка в белом халате.
«Студентка, – понял Тумасян и тут же собрался, – надо же какой стыд. Разошелся, как мальчишка. Что это я, в самом деле? Опытный психиатр, педагог. И такой конфуз».
– Вы ко мне? – спросил он.
– А как же, – ответила посетительница и уселась на стол, положив ногу на ногу.
Ноги у нее оказались исключительной красоты и стройности. Как всякий армянин, пусть и не чистокровный, Викентий Павлович женщин очень любил. Он немедленно ощутил трепет в области брюк и желание положить на колено руку. С трудом сдерживая естественные порывы, он подчеркнуто холодно поинтересовался:
– Что вам угодно?
– Вы же мужчина, – откликнулась девушка, – сами все понимаете. – И поманила доктора психиатрических наук указательным пальчиком.
– Что это вы?.. – растерялся Тумасян.
– Иди сюда, дурачок.
Она расстегнула пуговицу и одним движением сбросила с плеч халат, обнажив роскошную грудь.
– Ох-х, – только и сказал Викентий Павлович, ноги сами понесли его к странной посетительнице. Несмотря на стремительность перемещений, оказавшись рядом, психиатр решительным жестом запахнул халатик. – Уходите! – потребовал он, проявив поистине героическую стойкость. Обусловлена она была не только умением взять себя в руки, но и воспоминаниями о недавнем скандале. После одной не слишком приятной для него истории Викентий Павлович дал себе зарок навсегда покончить с интимными приключениями на работе, последние три месяца две недели и четыре дня он свято хранил верность супруге, и намерен был следовать зароку впредь. – Потом поговорим, – нашелся доктор, будучи не в силах изгнать девицу навсегда. Мало ли как изменятся его представления о нравственности к концу семестра. То, что это студентка с его потока, Тумасян не сомневался.
– Ах, вот ты как! – лицо девушки вдруг стало таким злым, что психиатр испугался. Ему почудилась пара чертиков, отбивающих чечетку в темных глазах соблазнительницы, но он тут же спохватился и осознал, что слышит отнюдь не стук набоек, а ритм собственного… удар ножом под сердце заставил профессора вскрикнуть. Второй крик обратился в сдавленный хрип, когда она вонзила ногти ему в горло и впилась в окровавленные губы долгим страстным поцелуем…
***
Посещение психиатрической клиники произвело на меня самое пагубное впечатление. Не дай бог когда-нибудь попасть в желтый дом. Такие врачи, как этот Тумасян, ради научного интереса залечат до смерти. Будут пичкать наркотой, давать слабительное и бумкать электрошоком, пока не превратишься в безразличный ко всему овощ. Повезло Счастливцеву, что вышел оттуда живым. Что там кричал этот психопат доктор?! Передай Капитонову, что Счастливцева я ему не отдам! Ты сначала заполучи его в собственность, одень в смирительную рубашку, запри в палату, а потом не отдавай. Тоже мне нашелся, эскулап-собственник.
У меня и раньше вызывала опасения наша российская система здравоохранения, все эти оборотни в белых халатах, торгующие органами, вымогающие у пациентов деньги – мзду за спасение жизней. Строят из себя людей, преданных делу Гиппократа, а сами возводят каменные хоромы за кольцевой автодорогой. По мне, так я куда честнее этих зажиточных господ. Они лицемерно делают вид, что заинтересованы в спасении человеческих жизней, а сами помышляют только о наживе. Я же за деньги лишаю жизни, и совсем не строю из себя праведника. Если церковники говорят правду, и после жизни всех нас ждет рай и ад, то пылать мне головешкой, жариться на сковородке или вариться в котле.
Я добрел до бульвара и упал на скамейку. Мучительно хотелось курить, хоть я и бросил много лет назад, когда снайпер, определив меня по огоньку сигареты, едва не отправил раньше времени на тот свет. Хорошо, что минутой раньше сержант попросил затянуться. Отчитал, правда, сначала порядком. Мол, ты что, салага, на тот свет захотел? Затянулся. Зажмурился от удовольствия. Хлоп, и нет сержанта. Только два молодых солдата сидят за укрытием, с лицами, заляпанными кровью. И ведь, опытный был боец. А туда же. Слаб человек, слаб… А вот я с тех самых пор не курю.
Зато теперь выпиваю время от времени. Надо же как-то бороться со стрессом.
Спиртное странным образом снова добыть не удалось. Зато на углу нарисовался старый знакомый с портвейном «13» из-под полы. Взял на этот раз ящик, с тем условием, что пойло мне доставят прямо на дом.
– Сделаем, шеф.
Я кивнул и быстрым шагом направился к дому. У подъезда меня уже ждал ящик портвейна и долговязый продавец.
– Поймал машину, – поведал он. – На какой этаж заносить?
– Тринадцатый, – сказал я и усмехнулся. Забавное совпадение. Значит, буду пить портвейн «13» на тринадцатом этаже…
Три дня я провел в отключке. Телефон выдернут из розетки. Телевизор молчит. А я накачиваюсь под завязку алкоголем, приобретая свойства неодушевленного предмета. На третий день паранойя стала отпускать. Галлюцинации, правда, еще время от времени проявлялись, но уже в гораздо меньшей степени. Парочка уже привычных черных котов разгуливали по квартире с хозяйским видом. Какие-то типы с бледными лицами и темными глазами порой мерещились в зеркалах. Перебегали там с места на место, скрываясь в зазеркальном интерьере.
На четвертый день я поднялся с дивана. Едва не упал, так сильно меня замутило. Портвейн вызывает чудовищное похмелье. Принял контрастный душ. Соскоблил с лица щетину. Оделся во все свежее. Через силу заставил себя съесть тарелку быстрорастворимого супа. Трудно сказать, оживил меня суп или душ, но вскоре мне стало значительно лучше. Проводив взглядом очередной усатый фантом (хвост трубой, направляется в сторону кухни) я прошел к комоду, взял заранее приобретенный билет на поезд. Деньги. Пистолет.
«Сегодня объект уезжает на юг, – думал я. – Мы, конечно, поедем вместе. А вот в Москву, к заказчикам, я вернусь один».
По дороге к лифту я сунул руку в карман куртки и нащупал давно забытый там кулон – золотой глаз с красным камешком зрачка. В голове зашевелились подозрения мистического характера, припомнилось, как я нашел эту странную вещицу, и что именно после этой находки меня стали одолевать чудовищные галлюцинации. Я недолго размышлял, как поступить. Спустился в лифте с лупоглазым призраком, лишенным очертаний, вышел из подъезда и вручил кулон сидящей на лавочке бабушке.
– Бери, бери, мать, тебе, – великодушно разрешил я.
Она поначалу опешила, с недоверием глядя на столь дорогой подарок, потом сцапала презент и торопливо спрятала в складках цветастой юбки, пока щедрый благотворитель не передумал.
Я развернулся и заспешил от подъезда. Шел быстро, опасаясь последствий. Они не заставили себя долго ждать. Подтверждая мои подозрения, сзади раздался истошный крик пожилой женщины.
«Что ж, – рассудил я, – жизнь ее теперь не будет ограничиваться просмотром убогих сериалов и подсчетом крошечной пенсии. Она станет насыщенной и интересной».
По дороге на вокзал я постоянно озирался, ожидая появления очередных посланцев иных миров, но они, похоже, сгинули окончательно.
Никогда не верил в мистику. Но факты говорили сами за себя – это кулон сделал меня сумасшедшим. Оставалось надеяться, что заговоренный мент после того, как я удачно избавился от проклятого «глаза», утратил свою удачу, и я смогу, наконец, отправить его в последнее путешествие с билетом в один конец.
На Казанском вокзале я остановился возле киоска с квасом. Удобная позиция для наблюдения. Стоял, цедил хлебный напиток и ждал. Мент появился за двадцать минут до отправления поезда. Разговаривал с каким-то типом. Тот настойчиво пытался всучить ему сверток. Если бы я доподлинно не знал, что мой объект взяток не берет, решил бы, что мужик хочет дать Счастливцеву на лапу.
А может, он, и вправду, где-то имеет левый бакшиш, подумал я, и при этом строит из себя святошу. Да нет, в этом случае информаторы бы обязательно что-нибудь раскопали. Они у меня не первый год на полном пансионе, я в них уверен, как в самом себе.
Мужик, в конце концов, отстал. Счастливцев прошел на платформу. Я поднял спортивную сумку и, не спеша, двинулся следом.
– Извините, – обратился ко мне тот же тип, что недавно приставал к менту, – вы с этого поезда?
– Ну.
– Посылочку не возьмете?
– Нет.
– Там лекарства. Для больной матери. Пожалуйста, я вас очень прошу.
– Сказал – нет, отстань.
Выглядел незнакомец слишком подозрительно, да и потом я уже не раз убеждался, что всякое доброе дело не остается безнаказанным. Стоило мне совершить добрый поступок, и он немедленно отзывался неприятностями. Карма у меня, что ли, такая?..
Счастливцев, тем временем, развернулся и пошел обратно. Я торопливо отвернулся. Он проследовал мимо, прямо к типу со свертком.
– Давайте, я возьму.
– Спасибо вам большое. Я заплачу…
– Не надо.
– Там на вокзале в Сочи мать будет вас встречать. Я ей скажу номер вагона…
Дальше я не слушал. Терпеть не могу добреньких и доверчивых людей. Часто эта доброта приводит их на самый край. Я пошел по перрону к шестому вагону. Дежурил там, пока объект не вернулся со свертком.
Проводница мельком глянула в мой билет. Посторонилась, пропуская. Вагон-ресторан оказался рядом, через плацкарт. Что ж, очень неплохо. Можно будет перекусить в дороге. Пригласить попутчика поужинать. Не зря же я прихватил с собой специальные таблетки – они очень хорошо растворяются и очень плохо действуют на сердечную мышцу. Главное, наладить с объектом контакт, чтобы его не охватили подозрения. Необходимость провести вместе больше суток сближает людей, делает их разговорчивыми. А пообщаться нам уже пора. Хорошо, что второе место в СВ рядом со Счастливцевым оказалось свободным. Иначе пришлось бы уговаривать случайного попутчика поменяться билетами. А так я просто сунул на лапу проводнице. Она даже не удивилась.
– Друзья?
– Ага. С детства дружим. А билеты нам продали в разные концы вагона…
Я прошел по коридору, заглянул в купе. В тот момент, когда я снова увидел благообразную физиономию «вечного мента», меня охватили самые дурные предчувствия, к тому же я услышал отчетливый колокольный звон и мог бы поспорить, что он звучит прямо у меня в голове. С визуальным восприятием действительности тоже далеко не все было в порядке. Между нами, как будто, возник на мгновение плотный полупрозрачный щит и разлетелся на куски, когда я прошел сквозь него и оказался в непосредственной близости от объекта. На расстоянии вытянутой руки. При желании я мог бы ударить его в лицо. Мне даже показалось, что если я сейчас так поступлю, то мне все сойдет с рук. Свалить его с полки, захлопнуть дверь купе и забить ногами до смерти. Что может быть проще? Потом я вспомнил, сколько раз меня охватывало такое же обманчивое чувство, и что из этого выходило, и решил, что лучше немного подождать, но зато бить наверняка. Ночью, когда он заснет, я воткну ему в горло заточку. Если, конечно, он не согласится пить.
Я сбросил с плеча спортивную сумку, уселся на свою полку и попытался придать своей отвратительно злобной физиономии выражение благостное и приятное. Неужели я ошибся насчет кулона, и галлюцинации вернулись, судорожно размышлял я. Хотелось надеяться, что я выздоровел окончательно. Но что здесь, все же, происходит? Мистика. Натруальная мистика. Ладно, разберемся по обстановке.
– День добрый, – сказал я. – Давайте знакомиться.
– Андрей, – отрекомендовался он, пожимая мне руку. В голосе его звучала тихая грусть, как будто он недавно пережил тяжелую жизненную трагедию.
– Василий.
Он вдруг посмотрел на меня внимательно и заметил:
– Если у вас какие-то проблемы, можете тоже смело поделиться со мной.
– У меня?! Да нет, никаких проблем…
У него была очень странная манера общаться. Он, словно, обволакивал собеседника, смотрел тебе прямо в глаза и проникал прямо в душу. Именно такое ощущение у меня сложилось, когда мы начали говорить. В самом деле, для него мы знакомы всего пару минут, а он уже спрашивает меня о моих проблемах. Редко, очень редко случайных знакомых интересуют наши проблемы. Да и если интересуют, то лишь в порядке мнимого участия. Всякому хочется продемонстрировать, что он человек редких душевных качеств и доброты. Только не мне.
– Зато у меня есть кое-какие трудности с общением, – сообщил капитан Счастливцев безрадостно, – к несчастью, у меня случаются провалы в памяти, и во время этих провалов я склонен к насилию. Мне обещали, что в это купе никого не подселят. Но, как видите, подселили вас. Если хотите, я могу поговорить с проводником…
– Ничего страшного, – быстро ответил я, – то есть это, конечно, неприятно, но меня эта особенность вашей психики нисколько не волнует.
– Рад встретить мужественного человека, – он недолго помолчал, улыбнулся: – Ну что ж, я действительно рад знакомству.
– И я… рад.
Когда поезд начал набирать ход, я ощутил прилив вдохновения и предложил:
– Почему бы нам с вами по случаю знакомства не выпить немного?
– Почему бы и нет.
– Прогуляемся в вагон-ресторан? Я угощаю.
Он замялся лишь на секунду.
– Не откажусь.
Что ж, отлично, если удастся растворить в его стакане одну маленькую таблеточку, все пройдет чисто, и, что самое главное, бескровно. Даже у самых здоровых с виду людей случаются сердечные приступы. И затем его коченеющее тело выгрузят на ближайшей станции для отправки в морг. А я поеду дальше. На заслуженный отдых. Один в двухместном купе.
Такие мысли проносились у меня в голове, пока мы шли по составу, минуя плацкартные вагоны. Я не обращал внимания на пассажиров поезда. Единственное, что меня сейчас интересовало, чтобы его душа упорхнула вверх, а моя насладилась причитающимся мне гонораром. Зеленые Франклины порядком заждались. Я убью его даже не из-за денег, и не из-за того, что смерть «вечного мента» так требуется заказчикам, кто бы они ни были. Теперь это дело принципа и моей репутации. А своей репутацией я дорожу. Она меня кормит. Я не намерен ее спускать в сортир из-за того, что кому-то фартит не по-детски.
В вагоне-ресторане было пусто. С тех пор, как на каждой станции стали продавать горячие обеды, желающих платить за сомнительный путевой сервис значительно поубавилось.
– У вас есть портвейн? – поинтересовался я у молоденькой официантки.
– Портвейн? – удивилась она. – Я спрошу. И упорхнула в сторону кухни.
– Я люблю портвейн, – заметил Счастливцев. – Три семерки.
– А я все больше пью тринадцатый.
– Никогда не пробовал.
Официантка вновь нарисовалась возле столика.
– Портвейна нет. Только сухое вино, водка и пиво.
– Несите водку, – сказал я. – Бутылку. – Полистал меню. – И вот это под водку. Вы как?
Счастливцев кивнул.
– Скажите, я мог вас где-то раньше видеть? – спросил он, когда нам принесли бутылку водки и холодные закуски.
– У меня такое лицо, что я одновременно напоминаю очень многих. Недавно, к примеру, один врач принял меня за какого-то своего знакомого.
– Врач?
– Психиатр.
Лицо капитана на мгновение омрачилось. Помнит, понял я, как проводил дни и ночи в желтом доме. Это ничего. Даже неприятные воспоминания – это всегда жизненный опыт.
– Ну, за знакомство, – сказал я, поднимая рюмку. Чокнулись. Он выпил залпом. Я тоже. Информаторы докладывали – поддать Счастливцев любит, умеет пить долго и хорошо. Вот только он предпочитал в этом деле одиночество, к тому же заливал в себя исключительно портвейн. А теперь у него был очень особенный собутыльник, способный любого напоить до смерти.