– Готовы? – спросила она.
Получив утвердительный ответ, Ольга Даниловна села рядом, взяла в руки папку с вопросами, перелистнула страницу и обратилась к сидящему в кресле Бондарю, облепленному датчиками и проводами, как новогодняя елка – игрушками.
– Начнем с разминки, – сказала она строго. – Отвечайте только «да» или «нет». Постарайтесь быть максимально искренним. Долго над вопросом не раздумывайте, отвечайте сразу. Итак, приступим. – Ольга Даниловна впилась взглядом в волосяную дорожку, протянувшуюся через середину по-волчьи поджарого живота Бондаря. – Случаются ли у вас приступы желания овладеть незнакомой женщиной?
– У меня не бывает приступов, – поддразнил доктора Бондарь.
Она раздраженно постучала ручкой по бумаге:
– Только «да» или «нет»!
– Нет.
– Преследуют ли вас неотвязные мысли?
– О чем?
– «Да» или «нет», пожалуйста.
– Нет, – буркнул Бондарь.
– Вы явились сюда для переговоров?
– Да.
– Замышляете ли вы какую-нибудь провокацию?
– Нет.
Темп опроса постепенно ускорялся.
– У вас есть оружие?
– Нет.
– Вы много курите?
– Да.
– Намереваетесь ли вы проводить в Тбилиси силовую акцию?
– Нет, – безмятежно ответил Бондарь. – Пока нет.
– Без уточнений и оговорок, пожалуйста, – напомнила Ольга Даниловна. – Вы приверженец демократических ценностей?
– Смотря в каком смысле.
– В общепринятом.
– Без уточнений и оговорок, пожалуйста, – скопировал Бондарь интонацию Ольги Даниловны.
Она нахмурилась:
– Вы выступаете под своим настоящим именем?
– Да.
– Вы довольны своей потенцией?
– Нет.
Сверившись с показаниями, высветившимися на экране ноутбука, Ольга Даниловна укоризненно покачала головой:
– Ложь. Вы довольны, о чем свидетельствуют показания компьютера.
– Я доволен лишь тем, что не обманываю ожидания других, – пожал плечами Бондарь.
– А вы прелюбопытный экземпляр. – Взгляд Ольги Даниловны затуманился. – С вами опасно иметь дело. Признайтесь, на вашем счету множество побед на любовном фронте. Я права?
– Это праздный вопрос или он имеет отношение к делу?
– «Да» или «нет»?
– Нет.
– Опять лжете! – торжествующе воскликнула Ольга Даниловна. – Что ж, теперь именно это от вас и требуется. Я продолжу задавать вопросы, а вы будете отвечать неправду. Итак, первый вопрос: присваиваете ли вы чужие деньги, если имеете такую возможность?
– Да, – буркнул Бондарь.
– Фальшь, явная фальшь! Старайтесь врать как можно искреннее. Попробуем еще раз. Другой вопрос: избегаете ли вы трудностей?
– Да.
– Вас легко ловить на лжи, – позволила себе улыбку Ольга Даниловна. – С моей точки зрения, вы никудышный профессионал. Постарайтесь сосредоточиться. Не волнуйтесь. Итак, третий вопрос: вы готовы пожертвовать собой во имя так называемого долга?
– Нет, – твердо ответил Бондарь.
– Уже лучше, но все равно плохо, – констатировала Ольга Даниловна. – Что ж, перейдем к последнему этапу нашего собеседования. Дальше я задам вам приблизительно тридцать вопросов, которые иногда дублируют друг друга. – Она отложила ручку и села поудобнее. – Прислушивайтесь к хлопкам моих ладоней. Два хлопка – вы говорите правду. Один хлопок – вы должны попытаться обмануть полиграф. Ясно?
– Так точно, – отрапортовал Бондарь.
– Начнем. Будьте внимательны. Раздражает ли вас эксперимент? – Ладони Ольги Даниловны соприкоснулись.
– Нет.
– Вы любите американские боевики? – Хлопок.
– Да.
– Способны ли вы убить человека, чтобы избавить его от боли? – Два звонких хлопка.
– Да, – помрачнел Бондарь.
– Бывают ли у вас приступы тоски без видимой причины? – Снова два хлопка.
– Да.
– Вас терзают угрызения совести по ночам? – Один хлопок.
– Нет.
– На свете существуют люди, которых вы любите по-настоящему? – Еще один хлопок.
– Нет.
– Часто ли вы решаете действовать очертя голову, вопреки осторожности и здравому смыслу? – Два хлопка.
– Да.
Ольга Даниловна задала еще пару десятков вопросов и умолкла, анализируя показания компьютерной программы. Бондарь, расслабившись, полулежал в кресле, смотрел в потолок и лениво размышлял о том, что перехитрить детектор лжи не труднее, чем человека. Например, подвергаясь допросу, ты представляешь себе, что человек, задающий вопросы, разговаривает не с тобой, а с кем-то посторонним. Тогда, выслушав вопрос, на который нужно ответить утвердительно или отрицательно, остается лишь выждать мгновение, задав самому себе другой вопрос. Вопрос с заведомо однозначным ответом.
Тебя спрашивают: «Вы когда-нибудь предавали родину?» Нужно ответить «нет», но если ты покривишь душой, детектор немедленно поймает тебя на лжи. Поэтому ты спрашиваешь себя: «Поручил бы ты приватизацию собственной квартиры Анатолию Чубайсу?» Или: «Доверил бы ты распоряжаться своими вкладами какому-нибудь Герману Грефу?»
Твердое «нет» засчитывается машиной как правдивый ответ. Если же следует ответить утвердительно, задавай себе другой вопрос: «Прав ли был Жеглов, когда говорил, что вор должен сидеть в тюрьме?»
Да, тысячу раз да.
В арсенале разведчиков имелись и другие приемы, о чем Бондарю было известно не понаслышке. Человек, владеющий собой, может справиться с любой машиной. Это все равно что всадить в центр «яблочка» девять пуль из десяти. Трудно? Проще простого. При наличии многолетней практики.
«Утка» по-тбилисски
15
Через несколько минут Ольга Даниловна куда-то позвонила и сухо попрощалась с заскучавшим Бондарем. Все тот же приторно-вежливый человек встретил его за дверью, предложив следовать за ним.
Прямой светлый коридор привел их в просторную приемную с двумя камерами видеослежения под потолком. Сопровождающий удалился, оставив Бондаря наедине с по-иностранному сияющей секретаршей в мини-юбке. Она поспешила открыть дверь кабинета и, благоухая дивной парфюмерией, отступила в сторону:
– Пли-из.
– Сэнк ю вэри мач, – ответил Бондарь, пародируя произношение отпетого двоечника.
Переступив порог, он очутился в квадратном помещении, устланном пушистым ковром, скрадывающим шаги. На кремовых стенах висели гравюры и фотографии в элегантных рамках. В центре стоял стол с парой глубоких кресел по бокам. Третье кресло занимал моложавый мужчина с благородными сединами телепроповедника или дирижера филармонии. Все его движения были преисполнены женственной грации. Когда он поднялся, чтобы манерно протянуть визитеру руку, Бондарь пожал ее с таким чувством, словно обстоятельства вынудили его поздороваться с гомосексуалистом. После этой процедуры он сунул ладонь в карман и незаметно вытер ее об подкладку куртки.
– Прошу садиться, – улыбнулся Барри Кайт, на мгновение уподобившись рекламному ковбою. – Сигарету? Правда, я предпочитаю старые добрые «Мальборо», а не ваши любимые «Монте-Карло».
– А я наоборот, – ответил Бондарь, отвергнув жестом предложенную пачку.
Он никак не отреагировал на осведомленность собеседника, однако взял эту показушную осведомленность на заметку. Сигарета, которую он закурил, усевшись в кресло, доставила ему меньше удовольствия, чем обычно. Весь из себя аристократичный Кайт, забросивший ногу за ногу, не внушал Бондарю ни доверия, ни просто уважения. Держась подчеркнуто прямо, он с нажимом произнес:
– Вы знаете, зачем я здесь.
– Еще бы мне не знать, – усмехнулся американец, русское произношение которого было не просто отличным, а безупречным. – Как я должен к вам обращаться? Товарищ капитан? Евгений Николаевич?
– Товарищ – это уж слишком, – рассудил Бондарь. – Давайте лучше по имени-отчеству.
– Отлично, – обрадовался американец, как будто ему предложили ознакомиться с секретными документами Федеральной службы безопасности. – Тогда можете называть меня Борисом Натановичем. Я русский по происхождению, хотя родился в Индианополисе.
Бондарь слегка нахмурился:
– Русский?
– Мой отец носил фамилию Коршунов, – заверил его Кайт.
– Эмигрант?
– Военнопленный. В сорок пятом судьба занесла его в Америку, там он и остался доживать свой век.
– Очень удобно, – заметил Бондарь, упрямо не желая расцветать в ответ на доброжелательную улыбку собеседника. – В мирное время ваш отец даже мечтать не мог о такой удаче. Подфартило ему. Не зря говорят: кому – война, а кому – мать родна.
Кайт, продолжавший скалить зубы, почувствовал, что ему трудно растягивать губы в привычной улыбчивой гримасе. Будь его воля, беседа с русским продолжилась бы в холодной камере для интенсивной обработки, где имелось все, чтобы укоротить чересчур длинный язык обнаглевшего капитана. Там, в ярком свете галогенных ламп, распластанный на специальном металлическом столе, он вряд ли позволил бы себе подобные высказывания.
В свою очередь, Бондарь тоже едва сдерживался, чтобы не нагрубить американцу, сидящему напротив. Чересчур много таких вот «мистеров кайтов» развелось по всему миру, в особенности там, где еще недавно простиралась территория СССР. «Кайт» в переводе с английского означало «коршун», но, по мнению Бондаря, этот тип был скорее стервятником. Ни его безукоризненный костюм, ни подобранный в тон галстук, ни седая шевелюра не скрывали сущности резидента ЦРУ. Он являлся пожирателем падали, терпеливо дожидающимся, пока жертва окажется неспособной к сопротивлению. Так и хотелось сказать ему: «на-ка, выкуси», сопроводив это соответствующим жестом. Но Бондарь лишь тщательно затушил окурок в керамической пепельнице и предложил:
– Давайте отложим обсуждение вашей родословной до лучших времен, Борис Натанович. Я прибыл сюда совсем для другого. Перейдем к делу?
Улыбка Кайта сделалась насмешливой.
– Нет, – произнес он, с удовольствием выговаривая каждое слово, – это невозможно.
– У вас изменились планы? – выгнул бровь Бондарь.
– Можно сказать и так.
– А если поточнее?
– А если поточнее, – заявил Кайт, – то вы напрасно приехали, Евгений Николаевич. Господин Гванидзе не может больше представлять интереса ни для вас, ни для нас.
– Почему?
– Потому что вчера в полдень его похоронили. Три дня назад он был убит.
16
Пауза получилась, что называется, драматическая.
– Как? – вырвалось у Бондаря.
– Насколько мне известно, из двух автоматов Калашникова, – безмятежно пояснил Кайт, сделавший вид, что не понял смысла вопроса. – Гванидзе расстреляли на пороге его собственного дома. Вероятно, бывшие сообщники, если он действительно был причастен к террористической деятельности.
– У нас есть неопровержимые доказательства его причастности!
– Кстати, о доказательствах. – Кайт сменил позу, чтобы, перегнувшись через стол, протянуть руку с ухоженными ногтями. – Материалы можете передать мне. Вас ведь для этого прислали?
– Погодите, – сказал Бондарь, собираясь с мыслями. – Новость слишком неожиданная. Я хотел бы убедиться, что Гванидзе действительно мертв.
– Нет ничего проще…
На стол легла тощая газетенка, которую американец предупредительно раскрыл на середине, черкнув ногтем по заголовку «В последний путь».
– Это единственная газета, которая выходит в Тбилиси на русском языке, – пояснил он. – Если вам этого недостаточно, можете изучить остальную прессу. Аналогичные сообщения появились во всех изданиях.
Я бы удивился, если бы было иначе, подумал Бондарь. Рецепт приготовления газетной утки незатейлив. Один подкупленный журналист стряпает заказную статью и размещает ее сразу в нескольких газетах, делясь гонораром с редакторами. Получается дешево и сердито. Что ж, притворимся, что мы готовы проглотить эту грубую стряпню с американским душком.
Разложив перед собой пахнущий типографской краской номер «Новой Грузии», Бондарь пробежался глазами по строчкам сообщения. Там говорилось не столько о самом убийстве Гванидзе, сколько о его похоронах, состоявшихся вчера на Сабурталинском кладбище в Тбилиси. Его предали земле в закрытом гробу, поскольку в области головы и шеи убитого было зафиксировано восемь сквозных пулевых ранений. Если это было так, то придать покойнику пристойный вид не сумели бы никакие ухищрения специалистов.
Если это было так.
– Тут говорится, что Гванидзе был предпринимателем и меценатом, – буркнул Бондарь, выражая всем своим видом недовольство подобным оборотом событий.
– Теперь он предпринимателем и останется, – ханжески вздохнул Кайт. – Ворошить прошлое бессмысленно. Нет человека – нет проблемы. Так, кажется, говорил товарищ Сталин?
– Возможно, – рассеянно пробормотал Бондарь, запоминая фамилию журналистки, авторши заметки.
Будет интересно пообщаться с Тамарой Галишвили, подумал он. Конечно, втайне от ЦРУ. Интуиция подсказывала Бондарю, что американцы имеют самое непосредственное отношение к этой темной истории. Очень уж некстати возникли таинственные убийцы с автоматами. Для русских некстати. Грузинские должностные лица и их заморские покровители могли быть довольны подобной развязкой. Им остается лишь разводить руками и сетовать на то, что преступник ускользнул от возмездия. Прямиком на тот свет, где привлечь его к уголовной ответственности не представляется возможным.
– Досадно, очень досадно, – сказал Бондарь, постепенно перевоплощаясь совсем не в того человека, который вошел в кабинет директора «Эско» двадцать минут назад.
Напротив Кайта сидел несколько туповатый служака, вынужденный шевелить губами при изучении статьи, чтобы уловить смысл прочитанного. Одного раза ему оказалось недостаточно, поэтому, доведя пальцем до последней строчки, он возвратился к началу, озадаченно почесывая подбородок:
– Угу… угу… Хм?
– Вам что-то неясно? – нетерпеливо спросил Кайт.
– «Красивый двухэтажный дом с окнами, выходящими на озеро Табацкури, опустел, – зачитал Бондарь вслух, придав голосу заунывную интонацию. – Его хозяин ушел из жизни, оставив о себе добрую память в близлежащих селениях района Марнеули…»
– Пусть вас это не смущает, – быстро сказал Кайт. – Память штука недолговечная. Завтра про Гванидзе забудут, а его дом разграбят и присвоят. Вот и вся добрая память. Журналисты приплели ее для красного словца.
– Не в этом дело.
– А в чем?
– Меня удивляет, что похороны состоялись в Тбилиси, а не в том же Марнеули, – пояснил Бондарь. – Зачем было везти труп так далеко?
– Заказное убийство, – откликнулся Кайт, пожимая плечами. – Дело Гванидзе на контроле у больших полицейских чинов. Экспертиза проводилась в столичной клинике, мы наводили справки. Так что все логично.
На первый взгляд логично, мысленно отметил Бондарь.
– Выходит, я приехал напрасно, – растерянно произнес он вслух. – Почему вы сразу не поставили нас в известность о смерти Гванидзе?
– Я и сам узнал об этом не далее как сегодня. Как вы понимаете, у меня в Тбилиси и других дел хватает.
В том, что у резидента ЦРУ хлопот полон рот, Бондарь не сомневался. Очень уж бурную деятельность развили Соединенные Штаты на Кавказе.
17
Пресловутая революция роз обернулась для Грузии железными тисками долговых обязательств. Разоренную «демократическими» преобразованиями страну лишили права голоса в ООН, однако Запад, закармливавший Тбилиси кредитами и траншами, внакладе не остался. Страна фактически очутилась в полной зависимости у «спонсоров», среди которых лидировал госдеп США с его многомиллионными займами в рамках программы «Содействие в борьбе с терроризмом». Усердствовал также Фонд господина Сороса, на тайном содержании которого состояли многие видные чиновники администрации президента Грузии. Суммы, которыми ворочали на самом верху, не подлежали никакому учету, поскольку деньги поступали с частных счетов, через цепочки подставных лиц.