Хорошо хоть этим все и ограничивалось. То есть Верочку обзывали, но не били. Как, например, ее одноклассника Олежку Яшина. Чернявого, вечно сопливого мальчугана с таким глупым пучеглазым лицом, что на первый взгляд он казался дебилом. Особенно бессмысленное выражение его лицо приобретало, когда кто-нибудь из хулиганов отвешивал ему пинка. Вот и сейчас Олежка получил по заднице от самого главного задиры класса Петьки Кочетова в тот момент, когда наклонился, чтобы завязать шнурок. Это было не больно, но очень обидно. Тем более что получил пинок Олежка на глазах у Кати Старковой, в которую был, как и остальные мальчики, влюблен.
Верочка внутренне содрогнулась, представив, что когда-нибудь и ей может достаться подобный пинок. Но ее не трогали. Однако не потому, что она девочка, а девочек бить нехорошо: отколотили бы уже давно, если бы не Стас. Заметив как-то, что Верочку толкнул один из одноклассников, он так его швырнул, что мальчишка улетел в кусты, а потом побежал жаловаться на Радугина учительнице. Стаса отчитали за его рыцарство перед всем классом и велели ему пообещать, что больше он драться не будет. Он сказал, что постарается, но не ручается за себя в том случае, если еще кто-нибудь тронет Веру Чайку. После этого Верочку никто не пытался толкать, швырять или пинать, зато обзывать стали чаще и злее. Естественно, в отсутствие Стаса.
Сегодня его вообще в школе не было. Вчера, играя в футбол, он упал и сильно разбил коленку, и мама Стаса решила, что сыну нужен постельный режим. Вера осталась без своего защитника и теперь сполна получала от одноклассников. Ее обзывали уже третью перемену, а на уроках подкидывали записки, где было выведено все то же мерзкое слово – «Опарыш».
До конца занятий оставалось всего половина перемены и один урок, так что конец Верочкиных мучений был близок. Через пять минут прозвенит звонок, начнется последний урок, и она пойдет домой, где тихо и безопасно и можно спокойно поплакать…
Удар был неожиданным. Верочка так глубоко задумалась, что не заметила, как к ней подкрался Петька Кочетов. Подкрался, налетел и больно стукнул кулаком в плечо. Вера ойкнула от боли и захлопала увлажнившимися от мгновенно выступивших слез ресницами. «Ребя! – закричал Петька. – Зырьте, как Опарыш ныть будет!»
Верочка не желала, чтоб на нее зырили, поэтому решила убежать, но Кочетов не дал ей двинуться с места: схватил за плечи и прижал к забору. Верочка хотела было оттолкнуть Петьку, но, поняв, что тот гораздо сильнее, заплакала в голос.
– Чего ревешь? – услышала она гневный голос одноклассницы Шуры Одинец. – Слезами горю не поможешь. Дай ему в глаз, чтоб больше не задирался!
Затем она подлетела к Кочетову, рванула его за плечо и, когда мальчишка обернулся, врезала ему своим маленьким, покрытым цыпками кулачком.
Петька сразу позабыл о Верочке и кинулся на Шурку. Но в ее лице он нашел такую сильную соперницу, что не смог девчонку одолеть. Одинец дралась, как дикая кошка: кусалась и царапалась, а также молотила противника кулаками. Неизвестно, чем бы закончилась потасовка, если бы не звонок. Когда он прозвенел, драчунам пришлось прекратить свой «спарринг» и бежать на урок. Но Шура, перед тем как умчаться в класс, бросила Вере: «Если обидит кто, мне говори!»
Вообще-то Шура пыталась с Верочкой подружиться уже не раз. Заговаривала с ней, звала играть и даже предлагала откусить от ее яблока. Но Вера на все попытки сблизиться отвечала одинаково: молча трясла головой и уходила. Прежде всего потому, что опасалась подвоха. А еще она Шуру Одинец побаивалась. Но не из-за проявляемой ею агрессивности (обычно та была довольно милой, а дралась и обзывалась, только если кто-то пытался ее обидеть), просто Одинец очень отличалась от остальных девочек. И не только внешним видом. Да, Шура носила очень изношенные и не всегда чистые вещи, да, ее волосы были вечно в беспорядке, и она таскала мальчишечий портфель, но это ничего не значило. Девочка была крайне независимой и не по годам развитой. Она знала, откуда берутся дети, как гонят самогон и как можно безнаказанно воровать пятикопеечные рогалики в магазине самообслуживания. Тихая, если не сказать, забитая Верочка, слыша ее рассказы, внутренне содрогалась и говорила себе, что никогда не станет дружить с Одинец.
Но после той памятной драки на школьном дворе они все же подружились. Стаса мама в школу и на следующий день не пустила, а Верочку должен был кто-то защищать… Да и в общении она нуждалась. Нельзя же целый день молча сидеть в углу!
После уроков Шура позвала Верочку к себе в гости. Та и хотела бы отвертеться, да кто ее спросил? Новая подруга просто вцепилась в локоть и потащила в направлении своего дома.
Обиталище Одинец произвело на Веру шокирующее впечатление. Вера с мамой жили небогато (в сравнении, например, с Радугиными), но у них наличествовала вся нужная для комфортного существования мебель, имелся водопровод и было чисто. В Шурином же доме все было не так. Вместо кроватей матрасы на полу, роль унитаза исполняло ведро с отломанной ручкой, а по кухне средь бела дня бродили тараканы, заползая на раскиданные корки хлеба. Но это оказалось не самым страшным! Ужаснее всего было то, что в комнате на диване сидел мужчина в одних трусах и с закрытыми глазами орал: «Всех поубиваю, падлы коровячьи!»
Услышав этот выкрик, Верочка так испугалась, что хотела убежать, но Шура, не проявив ни единого признака испуга, успокоила подружку:
– Не боись, Верка, дрыхнет он. Всегда, как нарежется, спросонья орет.
Веруня с пьяными мужчинами лично не сталкивалась, хотя иногда видела таких во дворе, когда они в домино играли. Но те хоть в субботний вечер собирались, а Шурин отец был пьян в будний день. К тому же матерился так, что бедная Верочка хотела заткнуть уши.
– Я домой пойду, – пролепетала она. – Можно?
– Ладно, – живо согласилась Шура. – Только по справедливости будет, если теперь ты меня в гости пригласишь…
Верочка, у которой, кроме Стаса, ставшего почти родным, дома еще никто не бывал, в замешательстве задумалась. Она не представляла, что они с Шурой будут делать, когда придут к ним домой. Играть в куклы, смотреть телевизор, пить чай? Но кукол у Верочки мало, телевизор плохо показывает, и чтобы чай приготовить, надо газ включить, а мама не разрешает в свое отсутствие к плите подходить. Но тут Шура воскликнула:
– А может, Стаса навестим? Он же болеет… – Шура уже подталкивала Верочку к выходу. – Стас ведь в твоем доме живет?
– В моем подъезде.
– Еще лучше! – И Одинец вновь бесцеремонно схватила Верочку за локоть, потащила через двор к дому, где обитали Чайки и Радугины.
Верочка знала, что Стас будет недоволен, если она приведет к нему в гости Шуру: с девчонками он предпочитал не водиться. Тем более с теми, кто был к нему неравнодушен. А в том, что Шура Одинец относится к числу горячих поклонниц Стаса, можно было не сомневаться. Подтверждение этому Верочка получила тут же.
– Ве-е-ер, – протянула та вопросительно, – а ты Стаса любишь?
– Я? Стаса? Нет, что ты, мы просто друзья, – не покривила душой Вера. Она любила только одного человека – свою маму.
– Да ладно, – не поверила Шура. – Все девочки в нашем классе, и не только в нашем, по нему сохнут…
– А я нет.
– Странная ты… – пробормотала Шура. У нее просто в голове не укладывалось, как можно относиться к Радугину равнодушно. – А я Стаса люблю! – страстно воскликнула она. – И выйду за него замуж!
Веру очень удивило ее заявление. Сама она, к примеру, совсем не собиралась замуж. Но если и соберется, то лет через пятнадцать, а планировать свою жизнь на столько лет вперед глупо…
Тем временем девочки добрались до Вериного подъезда и вошли в него. Поднялись на этаж Стаса. Позвонили в его квартиру. Когда мальчишка открыл дверь, поздоровались: Вера сконфуженно, Шура радостно. Последняя засунула руку в карман своего видавшего виды школьного фартука и достала из него побитое со всех сторон яблоко.
– Это тебе! – сказала Шура и поздоровалась с болящим: – Привет!
– Здорово, – не очень приветливо посмотрел на нее Стас.
– Мы тебя навестить пришли, – сообщила Вера.
– А че меня навещать? Не помираю же, – резонно удивился Стас. – Ну проходите, раз пришли…
Вера переступила порог квартиры Радугиных. Делала она это много раз, поэтому не удивилась шикарной обстановке. А вот Шура аж дар речи потеряла, едва войдя в прихожую. Хорошо, что Стас смотрел не на нее, а на Веру.
– Никто не обижал? – поинтересовался он у нее.
– Нет, – покачала та головой. – Меня Шура защищает…
Стас сразу сменил гнев на милость и стал смотреть на незваную гостью более благосклонно.
– Во что играть будем? – спросил он. – Только, чур, не в больницу и не в дочки-матери! – И красноречиво воззрился на Верочку, чьими любимыми играми являлись перечисленные.
– Давайте в трех мушкетеров, – предложила Шура. – Ты будешь Атосом, я Портосом, а Верка Арамисом.
– Да какой из Верки мушкетер? Хоть бы даже и Арамис… – фыркнул мальчишка. – К тому же я хочу быть д’Артаньяном! – Он схватил длинную обувную ложку и начал махать ею точно шпагой.
– Тогда пусть она Констанцией будет, а я – Миледи.
– Миледи, я вызываю вас на дуэль! – вскричал Стас, швырнув Шуре зонтик-трость. – Защищайтесь, сударыня! – И, невзирая на боль в ноге, резво пошел на врага.
Шура отбила его атаку и тут же ринулась в наступление. Стас, рыкнув: «Три тысячи чертей!», запрыгнул на диван, Шура последовала за ним, и «дуэлянты» вновь скрестили «шпаги». Все то время, что они изображали д’Артаньяна и Миледи, Вера-Констанция тихо сидела на стульчике и счастливо вздыхала. Теперь у нее два настоящих друга. И что бы Стас ни говорил, отныне они вправду как три мушкетера: один за всех и все за одного!
Глава 3
Наши дни…
Допрос длился уже полтора часа. Вера устала сидеть на жестком, будто специально подобранном для того, чтобы доставить ей физические страдания, стуле. Но еще больше она устала повторять одно и то же. А следователь все задавал и задавал ей один и тот же вопрос:
– Это вы убили Радугина Виктора Сергеевича?
И Вера неизменно отвечала:
– Нет, я не убивала Радугина.
– Но вы же сами сказали, что ударили его кулаком по лицу.
– Да, ударила.
– И он упал?
– Совершенно верно.
– Стукнулся головой о батарею?
– Было дело. Но после падения Виктор Сергеевич встал на ноги.
– Вы в этом уверены?
– Стопроцентно.
– И что он сделал после того, как поднялся?
– Я же вам уже сказала, что: попытался удержать меня в кабинете, – едва сдерживая раздражение, процедила Вера. – Но я ушла.
– Для чего он собирался вас задержать?
– Наверное, хотел продолжить разговор. Да у меня не было желания вести диалог дальше.
– О чем же вы говорили?
– Это не имеет отношения к делу.
– Еще как имеет! – запальчиво возразил следователь. Его фамилия была Блинов. – Как и то, из-за чего вы его ударили.
И он впился взглядом в Верино лицо. Блинов носил очки, и из-за довольно толстых стекол его и без того небольшие карие глаза казались злобными щелочками. Вере было не по себе под его колючим взглядом, но она, не теряя видимого спокойствия, проговорила:
– Я не буду отвечать… Это личное.
– То есть к покойному вы испытывали личную неприязнь?
– Да, испытывала. Но я его не убивала.
– За что вы ненавидели Виктора Сергеевича?
– Неприязнь и ненависть – разные вещи, – начала закипать Вера.
– Возможно. Но людей, которые просто неприятны, по лицу кулаком не бьют. А вот тех, кого ненавидят…
Вера оставила без внимания это глубокомысленное заключение. Она думала о том, что зря согласилась на допрос без присутствия адвоката. Уж он-то не позволил бы следователю мурыжить ее полтора часа…
– Я вижу, вы устали, – сказал вдруг Блинов.
– Очень.
– Тогда почему отказываетесь помогать следствию? Ответьте откровенно на мои вопросы, и я вас отпущу.
– А я разве не отвечаю?
– Нет, Вера Николаевна, вы по неизвестной мне причине скрываете, за что ударили господина Радугина.
– Да поймите вы, я не могу вам сказать, за что!
– Тогда просто передайте суть предшествующей беседы. А уж я сам сделаю выводы.
– Мы беседовали о личном. О том, что касалось только меня и Виктора Сергеевича.
– Вы были с ним настолько близки?
– Мы знакомы чуть ли не с моего рождения. Когда-то жили в одном подъезде. Я дружила с его сыном, а с самим Виктором Сергеевичем вместе работала после института…
– Вернее, на него.
– Да, если быть точной, то на него. Он был одним из совладельцев Первого коммерческого банка, в котором я работала начальником информационно-вычислительного отдела. Конфликт между нами возник именно тогда…
– Из-за чего?
– Господин Радугин занимал пост вице-мэра, поэтому имел доступ к бюджетным деньгам… – Вера многозначительно посмотрела на Блинова. – Мне продолжать или вы сами все поняли?
– Хотите сказать, что Радугин прокручивал зарплату учителей и врачей в своем банке? Я помню, в те времена людям месяцами не платили, тогда как некоторые словно сыр в масле катались…
– Катались именно те, кто эту самую зарплату врачей и учителей клал на срочные вклады коммерческих банков, получая колоссальные проценты. А теперь представьте, что вы не только вкладчик…
– Но и владелец банка?
– Двойная выгода.
– Что ж, понятно… – Блинов помолчал. – В принципе, вы не открыли для меня Америку. Ни для кого не секрет, что в середине девяностых этим грешили многие…
– Да, многие. Но я всегда считала Виктора Сергеевича благородным человеком и честным политиком, поэтому, когда узнала, что он такой же, как все, разочаровалась в нем и не могла не высказать своего мнения… В общем, мы поругались, и я вынуждена была уйти из банка, а чуть позже покинуть город.
– И вновь вы встретились с Радугиным только сегодня?
– Точно так. По прошествии десяти с лишним лет.
– Это была его инициатива – побеседовать с вами?
– Да. Именно Виктор Сергеевич подошел ко мне в так называемом кабинете для особо важных персон и сказал, что хотел бы поговорить наедине. После чего увел меня в пустующий класс.
– А что было до того? Расскажите все с самого начала. Итак, вы подъехали к школе… Дальше?
Вера принялась излагать факты. Она подробно рассказала о встрече с Петей Кочетовым, Олегом Яшиным, Катей Старковой, а вот о том, как увиделась с Шурой и Стасом, лишь вскользь упомянула, боясь продемонстрировать ненужные эмоции. Те самые, что всколыхнулись в душе при виде них…
Вера вспомнила тот момент, когда встретилась взглядом с Шурой, а потом со Стасом, и сердце ее забухало точно так же, как раньше. Только сейчас оно быстро унялось, а тогда… Не обхвати ее Олежка за плечи, Вера, возможно, все же убежала бы, чтобы никто не увидел, как напряглось и побледнело ее лицо…
Шура очень мало изменилась за десять с лишним лет. Вера этого не ожидала. Она думала, что Шура как минимум поправится (она всегда была, несмотря на не очень хорошее питание, плотненькой), но у той явно был тот же сорок восьмой размер, что и в двадцать лет. Еще Вера опасалась, что бывшая подруга сопьется – гены никуда не денешь, однако на лице Шуры не обнаружилось ни одного признака алкогольной зависимости: ни отеков, ни мешков под глазами, ни проступающих сквозь кожу капилляров. Морщинки появились, это да, но тут не было ничего удивительного, поскольку на дорогую косметику у нее, сразу видно, денег нет. Шура была очень скромно одета, а из украшений Вера заметила на ней лишь недорогую серебряную цепочку с крестиком. Одинец теребила ее в руке, когда разговаривала со Стасом, и едва не порвала, стоило ей увидеть Веру.
– Чайка? – удивленно воскликнула она, приподнимаясь на стуле. – Неужели ты?
Вера молча кивнула.
– Рада тебя видеть! – с улыбкой сказала Одинец. И в ее улыбке не было ни грамма фальши. Только она быстро потухла, – потому что во рту у Шуры не хватало нескольких зубов. – И вас, ребята, тоже рада видеть, – обратилась она к остальным. – Берите стулья, садитесь, здесь всем места хватит!