Они говорили, сменяя друг друга, но в унисон, словно повторяли давно заученное, что, по сути, так и было, наверняка перебирали эти доводы по дороге сюда и до блеска отшлифовывали уже здесь.
– Благодарю вас, – сказал я. – Вы очень хорошо все объяснили. Передайте мои поздравления Его Величеству с его умелым подбором дипломатов. Сэр Жерар…
Я только взглянул на личного секретаря, как оба посла, все схватывая на лету, поднялись, разом поклонились.
– Ваша светлость…
– Сэр Кьюрдик, – произнес я, – сэр Гердер…
Едва они исчезли за дверью, сэр Жерар взглянул на меня с вопросом в очень серьезных глазах.
– Готовы?
– Давай, – сказал я нетерпеливо. – Стану великим майордомом, их будет куда больше.
– Великих майордомов не бывает, – буркнул он. – Выпрямьте спину, сэр Ричард.
Он исчез за дверью, а буквально через мгновение появился и сказал громко:
– Его светлость герцог Ульрих к его светлости майордому!
Двери распахнулись, на пороге возникла мощная фигура герцога, все в том же дорогом рыцарском доспехе, элитная сталь с синеватым оттенком, буквально ювелирная подгонка частей, но без шлема, снова бросились в глаза тяжелый массивный подбородок, высокие скулы и хорошо защищенные толстыми надбровными дугами глаза.
– Сэр Ричард, – сказал он, как равный равному, – я в доспехах, потому что ваши люди, как говорят, в них и спать ложатся?
Он сделал шаг вперед, двери за его спиной бесшумно закрылись, а он шагнул еще и слегка склонил голову, глаза его всматривались в меня с живейшим любопытством.
Я встал, голову наклонил чуть-чуть, это называется «милостивое наклонение сюзерена», хотя на мой испорченный слух звучит двусмысленно. Вообще-то мне лучше совсем не кланяться, нужно сразу дать понять всевластному герцогу, что здесь не Ундерленды, но вбитая с детства вежливость по отношению к старшим по возрасту заставила и поклониться, и даже выйти из-за стола.
Он по-своему истолковал мое молчание и после затянувшейся паузы проговорил со странной интонацией:
– Ваша светлость, сэр Ричард, лорд-протектор и майордом королевства…
Я сделал шаг навстречу и сказал учтиво:
– Ваша светлость, сэр Ульрих, герцог удивительной страны Ундерленды… Прошу вас, сэр Ульрих. Располагайтесь в этом кресле как вам удобнее. Сейчас принесут вина.
Он ответил с поклоном:
– Спасибо, сэр Ричард. Вы предельно заботливы о своих гостях.
Он сел, а я тайком перевел дух, все еще трушу, Ульрих слишком долго привык чувствовать себя единоличным хозяином, и хотя здесь не Ундерленды, но и я не король.
– Ваша светлость, – заговорил я без преамбулы, быстро и четко, как государственный деятель, у которого масса дел, – думаю, вам пора активизировать работу ордена Марешаля.
– И возрождения Арндского королевства, – добавил он словно бы в продолжение моих слов, но незаметно перехватывая инициативу, – это наша главная задача.
– Задача ордена Марешаля? – уточнил я.
– Да.
Я сказал осторожно:
– В целом совпадает с нашими планами… Мне лично слово Арндт нравится больше, чем Орифламме… От последнего духами пахнет. А вот «Арнд» – звучит, как «крепость».
Он заметил с легкой улыбкой:
– У вас прекрасное чувство языка. На древнем это и означало «цитадель». Значит, мы начинаем действовать открыто…
Я сказал поспешно:
– Только учитывайте реалии. Во-первых, во всем советуйтесь с отцом Дитрихом. Это Великий Инквизитор. Вы стремитесь возродить угасающий, на ваш взгляд, дух рыцарства, самопожертвования, чести и благородства, а мы пришли из королевств, где эти качества еще в самом расцвете… Так что, уверен, найдете общий язык, хотя у нас роль церкви намного сильнее, чем у вас было раньше.
На его лице отразилось некоторое неудовольствие.
– Церковь, – возразил он, – способствовала, на наш взгляд, внедрению в общество чрезмерной мягкости, всепрощенчества и потаканию слабостям. Она косвенно виновата, что дух рыцарства почти угас!
– Виновата не церковь, – поправил его я, – а церковники.
– Но…
– Церковь от Бога, – объяснил я, – а церковники всего лишь люди. Они могут в каких-то случаях неверно понимать слова Великого Завета. В Ундерлендах проявили слабость…
Он прервал:
– Я говорю о всем королевстве.
– И в нем проявили непростительную слабость, – согласился я. – Но пришли мы, молодые и сильные. И с нами такая же церковь. Молодая, сильная и злая. А насколько всепрощенческая, видно по тем кострам, что сразу же запылали по всему королевству.
Голос мой звучал уверенно и непреклонно, все-таки трушу, герцог просто излучает властность, но я заставлял себя смотреть ему в глаза весело и дружелюбно, как человек, полностью уверенный, что его доводы примут, как свои.
Герцог проговорил с неохотой:
– Хорошо, будем сотрудничать с церковью… в большей мере, если она действительно усиливает, а не ослабляет дух рыцарства.
– Спасибо, ваша светлость, – сказал я. – А так как деятельность ордена теперь будет распространена на все королевство, то я рассчитываю, что и служителям церкви будет оказан в Ундерлендах теплый прием, а также всяческая помощь и поддержка.
При первых словах его лицо посветлело, затем помрачнело, но быстро взвесил плюсы и минусы, кивнул.
– Да, конечно…
– Кроме того, – сказал я торжественно, – ввиду того, что у нас такие грандиозные планы, я просил бы вас внести свою лепту в установление арндскости.
Он взглянул вопросительно:
– Ваша светлость?
– У вас неплохая армия, – напомнил я. – Небольшая, но прекрасно обученная. И у ваших вассалов хорошие дружины. Компактные, вооруженные до зубов… Что и понятно, постоянно воюют… Я предлагаю присоединиться к большому крестовому походу на безбожный и варварский Гандерсгейм! К слову сказать, все рыцари вашего друга герцога Готфрида Брабантского сразу же примкнули к нам, помогли освободить Сен-Мари от захватчиков, а теперь готовы вместе с нами окончательно решить проблему Гандерсгейма.
На его лице сперва отразился резкий протест, слишком долго привыкли жить в изоляции, затем глубокое сомнение.
– Слишком далеко, – произнес он мрачно, – это же на другом конце королевства…
– Все королевство можно перепрыгнуть, – сказал я, – с разбегу, конечно. Я видел и побольше, сэр Ульрих. Значит, вы не хотите, чтобы арндскость распространилась и на Гандерсгейм? Или хотите, чтобы это свершилось чужими руками?
На эту нарочитую резкость он должен обидеться, так и случилось, потемнел лицом, откинулся на спинку кресла и смотрел на меня хмуро и со злостью.
– А как, – процедил он сквозь зубы, – мне провести армию через Землю Дьявола? Как ни защищайся, гарпии малые отряды истребляют целиком, а из больших вырывают не меньше чем по трети.
Я сказал мрачно:
– Так как ту землю Его Величество пожаловал от великих щедрот и неслыханной доброты мне, то я и обеспечу безопасный проход.
Он смотрел неверяще.
– Как?
Я огрызнулся:
– Только в Сен-Мари не знают другой тактики, кроме защиты!.. А вот по ту сторону Великого Хребта умеют и нападать, сэр Ульрих. Я подумаю насчет этой проблемы. Уверен, она решаема. Понимаю, сепаратистам эти гарпии только на руку. Но пора положить конец этим центробежным силам. Разделение функций и обязанностей с провинциями ничего не имеет общего с суверенитетами.
Он хмурился, морщился, кусал губы. Я исподтишка наблюдал за борьбой, никому не хочется терять самостоятельность своей земли, но с другой стороны – заманчивая возможность распространить влияние ордена Марешаля на все королевство…
– А что, – поинтересовался он слишком уж нейтральным голосом, – с землями Гандерсгейма?
– Поделим на участки, – ответил я, – и вместе с покоренным населением раздадим наиболее отличившимся рыцарям нашего войска. Как вы понимаете, львиную долю предпочел бы дать рыцарям Ундерлендов. И догадываетесь, почему…
Он кивнул с кислым видом.
– Да-да, вырвать из изоляции, переманить на свою сторону, показать другим, что под вашим знаменем идти еще и выгодно…
– Значит, – сказал я, – понимаете, ундерлендцы могут быть вознаграждены щедро. И все это станет вашей заслугой, если призовете своих рыцарей в священный крестовый поход и возглавите ундерлендское крыло войска!
Он все еще раздумывал, но я уже видел, главное достигнуто, а торговаться герцог будет только по мелочам.
Дверь приоткрылась, в щели показалось лицо сэра Жерара.
– Сэр Ричард, – сказал он виноватым тоном и скороговоркой, – прибыли граф Ришар и ваши лорды. Нужно срочно ваше решение по Гандерсгейму…
Я прервал:
– Дайте нам еще пять минут и зовите сюда… Как видите, дорогой герцог, здесь работы выше головы.
Герцог все понял правильно, поднялся, в глазах досада, но на лице любезная улыбка.
– Да, – проговорил он тем же любезным голосом, – такова участь правителя. Спасибо за очень дружескую и плодотворную беседу, сэр Ричард!
Я наклонил голову.
– Ваша светлость…
Он вышел, сэр Жерар заглянул снова. Я спросил шепотом:
– Ну, где там Ришар?
Он покачал головой и ответил почти шепотом:
– Никаких Ришаров. Ваша беседа опасно затягивалась, это умаление авторитета майордома.
– Ага, – сказал я чуточку обалдело, – ну да, а как же… Спасибо, сэр Жерар!
– Не за что, сэр Ричард. Это моя работа.
Глава 4
Ночью грезилась какая-то хрень, а потом, конечно, толстые голые бабы, как на картинах художников эпохи Возрождения. Я, понятно, занимался с ними всяким приятным непотребством, проснулся с сожалением, отполз от мокрого пятна на простыне на другой край кровати, но досмотреть сон не сумел, в голову полезли мысли, а их растолкала одна злая насчет того, что в самом деле был такой откат, время преподлейшего торжества самой тупой и косной части общества, когда устали строить Царство Небесное на земле и возжелали вернуться, как было высокопарно заявлено, к античной культуре. Вернуть ее самобытность, что значит – раскованность в половой сфере, гомосексуализм, оргии, жертвоприношения, рабство, поклонения местным богам… Апологеты той эпохи назвали ее эпохой Возрождения, именно эти сволочи клеймили Средние века как темные и невежественные, а людей обвиняли в религиозном фанатизме.
На самом же деле это и был единственно золотой век человечества, становление и расцвет культурных и христианских ценностей, примат духа над телом, время рыцарского достоинства, верности, чести, благородства. Средневековье определило направление развития человечества с тех времен и навеки. Именно в эти века были заложены все вехи и ориентиры, по которым еще идти и идти до самого Последнего Дня.
Сейчас у меня уникальный шанс не допустить этого дурацкого Возрождения, когда быдло берет верх и с криками «Не хочу учиться, а хочу жениться!» требует хлеба и плотских зрелищ. Именно в античную эпоху, когда души у человека не было, появилась только с христианством, – плоть была не только в центре внимания, но и вообще всем. А каждый из нас слаб, всегда готов поспать дольше, увильнуть от учебы и работы, почревоугодничать, приударить за чужой женой…
А когда появляется некто и объявляет это не пороком, а достоинством, а под слабости подводит теоретическую базу, мол, это не лень и скотство, а возврат к античным традициям сексуальных и прочих свобод, возрождение высокой, даже высочайшей античной культуры, то как не поддаться, когда нас только подтолкни, дай нам правдоподобное оправдание?
Нет уж, мне плевать, кем меня назовут, но без всякой жалости вытопчу ростки этого гнилого и смердящего Возрождения. Ну, конечно, не плевать, обидно будет, еще как обидно, однако дело надо делать, как бы и что бы о нас ни сказали.
В спальне сопят, чешутся, вздыхают, слышно, как позевывают с волчьим подвыванием. Я откинул раздраженно полог балдахина и спустил ноги на пол. Куча народа, пара незнакомых лиц, как-то сумели продвинуться по служебной лестнице и уже допущены к утреннему туалету майордома. Именно майордома, здесь только те, кто признает меня им, а те, кто упорно величает маркграфом, остались в своих родовых гнездах. В лучшем случае, толпятся в общем зале.
– Ваша светлость, – учтиво, но твердо сказал граф Валгергорд, – камзол сегодня придется надеть темный с золотым шитьем, брюки с широким поясом, а туфли с узкими носами.
– А почему такие туфли?
– Вошли в моду, – объяснил он терпеливо. – Широконосые были в прошлом сезоне.
– А ноги у меня с прошлого сезона, – напомнил я.
Он развел руками.
– Чтобы быть красивым, надо страдать.
– Не буду, – ответил я твердо. – Майордом выше моды. Подать мне широконосые! К тому же это будет расценено, как верность старым добрым обычаям.
– Ваша светлость, – сказал Валгергорд со вздохом, – вы… политик.
– У вас это звучит, как ругательство.
– Наверное, – предположил он, – трудно быть таким?
– Мудрым?
– Гм… ну да, вот таким мудрым.
– Надо, – сказал я твердо. – Это да, я такой! Вот и сейчас думаю, что бы еще намудрить.
– Ох, сэр Ричард, – сказал он с беспокойством, – чувствую, хлебнем мы с вами… счастья.
– Полной лопатой, – заверил я.
В комнату вошли Альбрехт, Альвар, Растер. Вельможи на них косились с неприязнью и завистью: им можно появляться всегда перед мои очи. Альбрехт сразу направился ко мне, чем-то рассерженный настолько, что даже челюсти сцепил так, будто поймал меня за палец, когда я пересчитывал ему зубы.
– Что случилось? – поинтересовался я.
– Наши войска сосредотачиваются в Брабанте, – напомнил он сухо. – А вы столько сил тратите на строительство дороги в Армландию… а тут еще и этот флот… Не лучше ли прибыть на границу с Гандерсгеймом? И заняться конкретным делом, а не этими… э-э… непонятными?
Альвар и Растер тоже смотрели серьезно и требовательно. Я развел руками.
– Дорогой барон, я сам сухопутник. То есть мое королевство, как и Армландия, не имело выхода к морю. Так что я понимаю ваши чувства… В смысле, неприязнь к мокрому. Но войска будут собираться в Брабанте еще пару недель. Потом туда выедет граф Ришар, сейчас он заканчивает, как вы хорошо знаете, разрабатывать стратегический план захвата и удержания Гандерсгейма. Или отдельно взятых зон. А я на своей быстрой лошаденке догоню, когда войска уже выступят из Брабанта.
Он рассматривал меня в упор, словно стараясь понять, где же соврал, зато Альвар тут же учтиво поклонился.
– Сэр Ричард, вы всегда объясняете настолько подробно, что мне становится неловко.
– За меня? – спросил я с подозрением.
Он затряс головой.
– За нашу назойливость.
Я вздохнул с облегчением.
– А-а-а, я уже подумал, и вы обзовете занудой.
Он встрепенулся.
– А что, уже кто-то называл?
Я устало отмахнулся.
– Идите, сэр Альвар. С вами кем только не станешь.
– Там вас Куно дожидается, – напомнил он.
– Так почему не входит?
– Не по рангу.
– Эх, – сказал я с досадой, – умные люди, а все играют…
Куно перехватил меня, когда я уже одетый с головы до ног, майордом и маркграф, сразу видно, шел в сопровождении свиты к своему кабинету.
– Иди за мной, – велел я.
Когда за нами захлопнулись двери, я сказал с досадой:
– Что-то такое, что не для чужих ушей? Да ты садись, садись. Никто не видит, что какие-то церемонии пропущены.
Он присел на край сиденья робко, на лице испуг, сказал совсем тихо:
– Поговаривают, что собираетесь пожаловать леди Розамунде поместье Оаклендов с его богатыми землями. Там старинный замок Белой Кости и очень разросшиеся деревни.
Я удивился:
– Так говорят?
– Да, ваша светлость.
Я пожал плечами.
– Не знаю, зачем и кто пустил такой слух.
Он сказал почтительно:
– Возможно, вас пытаются натолкнуть на эту мысль?
– Пожаловать леди Розамунде замок Белой Кости?
Он предположил осторожно:
– Его или что-то другое… Просто так как бы принято…
Я посмотрел на него с удивлением:
– Правда?.. Странные обычаи. Я понимаю, пожаловать это сэру Курнанделю, он привел под мою руку пятьсот тяжелых конников, две тысячи пеших ратников и три тысячи лучников. Но леди Розамунде?.. Вы что, тоже считаете, что их услуги… назовем это так… сопоставимы?