Он чуточку смешался, развел руками.
– Лично я так не считаю, но так принято… Заведено… в порядке вещей… Король раздает своим фавориткам богатые земли и замки, а их мужьям жалует титулы. Или родителям, если леди еще не замужем…
Я сказал решительно:
– Куно, я не скупой, но я не стану за такую хрень платить так высоко. Вообще не стану платить!.. И не делай такие глазки, а то вылезут. У нас в таких делах вообще равноправие. В некоторых случаях это я должен бы получать плату, тут целое королевство неотесанных дур, дурех и дурищ!.. Но я щедрый и плату брать не буду.
Он поклонился, старательно пряча изумление на лице.
– Да, ваша светлость, я приму к сведению новое определение щедрости. А теперь вот сводки о финансовом положении королевства…
Мы занимались ими около часа. Сам черт ногу сломит в законах и обычаях раздробленного королевства, где почти каждый крупный лорд имеет особые привилегии, права, сам устанавливает пошлины в пределах своего хозяйства и нещадно обирает транзитных купцов.
Сэр Жерар осторожно заглянул, поколебался, но вошел и прикрыл за собой дверь.
– Ваша светлость, – произнес он очень церемонно, – к вам отец Удодерий, если позволите.
Я спросил с подозрением:
– А что за тайны?
Он ответил так же негромко:
– Да есть какие-то моменты…
Куно торопливо подхватился.
– Спасибо, ваша светлость, мы уже все практически решили! Остальное я подчищу сам и зайду к вам попозже для утверждения.
Я милостиво наклонил голову, разрешая удалиться, а сэру Жерару кивнул.
– Давайте отца Удодерия немедля.
Священник вошел быстро, но с достоинством, оба мы – служим одному Господину, поклонился еще от порога, рослый, с крупным лошадиным лицом, глаза упрятаны под надбровные дуги, но лоб мощный, хотя не так заметный из-за не менее мощной нижней челюсти.
– Ваша светлость…
– Отец Удодерий, – ответил я. – Проходите, располагайтесь. Что у вас?
Он сел без всякого смущения и подобострастия, даже не поотнекивался, взгляд прям, а голос прозвучал сухо и деловито.
– Отец Дитрих направляет меня руководить работами, – сказал он, сделал паузу и добавил значительно: – В Тоннеле.
– Понял, – ответил я. – А отец Цеденбал?
– Он продолжит заниматься хозяйством, – пояснил он. – Заготовкой леса, шпал, инструмента, подбором бригад…
– Хорошо, – прервал я. – Пока что вот главное, отец Удодерий. Дорогу и дальше делайте по возможности прямую. Не устаю повторять, это очень важно, уверяю вас!.. Никаких зигзагов. Если пойдет по низине – делайте насыпь. Если через возвышенность – выгоднее прорыть хоть ущелье, но чтобы дорога шла не только прямо, но и примерно на одной высоте.
Он пробормотал ошарашенно:
– Да, конечно, как скажете… Но насколько это важно? Такая дорога обойдется неимоверно дорого.
– Все окупится, – заверил я. – Но если поскупимся и сделаем проще и подешевле, то из Геннегау до Тоннеля придется добираться целые сутки.
Он охнул:
– Ваша светлость, это вы так шутите? Сейчас на это уходит неделя!
– По прямой домчимся за час, – пообещал я.
Он смотрел обалдело, а когда понял, что не шучу, нижняя челюсть отвисла до пояса. Я даже не ухмыльнулся, привык видеть это сперва льстящее мне выражение, а теперь уже раздражающее.
– Вы из монастыря святого Цистерия?
Он поклонился.
– Да, я там был и остаюсь настоятелем.
– Спасибо отцу Дитриху, – сказал я с чувством.
– Простите…
– Я просил прислать лучшего, – пояснил я. – Значит, отец Дитрих ценит вас выше всех остальных. Да это и понятно, слава монастыря Цистерия гремит…
Он покачал головой.
– Не так уж и гремит… Но, как я понял, там работы подходят к концу?
– Работы непочатый край, – заверил я, – но лично для вас, святой отец, особое задание. Отправляйтесь немедленно к Тоннелю. Там уже готов крохотный участок дороги со шпалами. Пришло время укладывать рельсы… Это и будет вашей работой. Правда, сперва я сам покажу, но раз вы цистерианец, то, как я слышал, цистерианцы все схватывают моментально.
Он начал вставать, поклонился, но остановился в полусогнутом положении.
– Кстати, ваша светлость… Осмелюсь сообщить, что я краем уха слышал про условие герцога Ульриха.
Я спросил настороженно:
– Это какое же?.. Да вы присядьте, святой отец.
Он снова опустился на сиденье, но не развалился, как отдыхающий гость, а остался на самом краешке, готовый немедленно встать и действовать по обстоятельствам.
– Гарпии, – напомнил он. – Гарпии, что изрядно досаждают и нам, монахам, когда мы пытаемся связаться с нашими братьями в Ундерлендах. Мы уже кое-что предпринимаем…
Я спросил заинтересованно:
– Что именно? Вот на ловца и зверь бежит!
– Спешу заверить, – произнес он с достоинством, – дело трудное, но вовсе не безнадежное, как может показаться. Наши братья-монахи могут помочь.
Я спросил жадно:
– Это как же? Святой отец, не томите!
– Абсолютно не желая того, – сказал он осторожно, – создали некую горючую смолу… случайно, конечно. Собирались сотворить нечто другое, но получилась вот такая гадость.
– Да не извиняйтесь, – прервал я, – в науке такое бывает чаще всего. А все придуманное прежде всего используем для военных действий. А потом присобачиваем для мирного труда. Если удается.
– К сожалению, вы правы.
– Предлагаете эту штуку забрасывать в гнезда гарпий? – спросил я.
Он кивнул.
– Вы удивительно проницательны, ваша светлость.
– Здесь не надо быть проницательным, – возразил я. – Но… как?
– На гору подняться очень трудно, вы правы, но можно спуститься на веревках, а затем выжечь все эти гнезда.
– А вы видели тех гарпий? – спросил я. – Сотни и сотни только нор. А из каждой вылетают десятки этих тварей. Разорвут всех, кто рискнет спуститься. Нет, нужно придумать что-то другое.
– Разорвут не всех, – возразил он почтительно. – Зато жертва будет не напрасна! Там останется такой запах, ничто живое в тех норах больше не поселится.
Я покачал головой.
– Отправить людей на смерть могу, не такая уж я нежная барышня. Но лишь в случае, если нет другого выхода. А так я всего лишь лишусь поддержки герцога.
– У него большое войско, – напомнил он. – И хорошо обученное. Они там внутри все воюют один с другим, закалены, к трудностям приучены. Да и не нужна вам такая армия в тылу.
Я посмотрел на него внимательно. Отец Удодерий не прост, если говорит о таких делах, что явно не входят в круг обязанностей настоятеля монастыря.
– Спасибо, – ответил я. – Вижу, радеете об отечестве.
– Вы радеете, – ответил он с поклоном. Посмотрел на меня исподлобья и уточнил: – В самом деле радеете.
– Спасибо, – повторил я, – но…
– Ваша светлость, – прервал он. – Братья нашего монастыря помогут. Мы издавна опекаем одно полудикое племя… Сперва спасли их от истребления, раз они сразу приняли веру Христа, потом научили их жить трудом, а не разбоями. Так вот они славятся удивительным искусством лазить по скалам. По самым отвесным поднимаются, как вот мы на пологий холм!.. Мы с вашего позволения можем послать их на очищение тех ужасных каменных стен от гарпий.
– Погибнут, – сказал я.
– Не все, – ответил он с заминкой. – Но всякий, кто отдаст жизнь за торжество веры, попадет в рай без всяких задержек.
Я сказал с неловкостью:
– Хорошо. Действуйте, святой отец. Я вообще-то тоже подумаю, чем смогу помочь, но… не обещаю.
Отец Дитрих издал энциклику, прямо папа какой-то, дескать, дорога до Тоннеля строится по Божьему повелению под надзором всемогущей и всемилостивейшей, а кто попытается утащить хотя бы гайку, тому в аду черти будут отрубать руки и выкалывать глаза.
После отбытия папских посланников он получает отовсюду поздравления начет особого доверия Ватикана, нунций – это почти сам папа на местах, но на самом отце Дитрихе повышение в чине отразилось лишь тем, что работать стал еще больше.
Впрочем, думаю, на это и рассчитывал хитроумный Ватикан. Облеченный высоким доверием, отец Дитрих теперь рассылает указы, всякие и разные, но два из них очень важны, хотя большинству и не совсем понятны. Один касается железной дороги, другой – строительства флота.
При дворе оживленно судачили, как и по городу. Вообще дорога везде вызывает массу слухов, а стража уже захватила и приволокла парочку алармистов, предупреждающих, что по этой дороге прибудет сам Антихрист.
Теперь оба болтаются на виселице, а дощечка над их головами гласит, что это слуги Антихриста. Я не стал ломать голову, подыскивая обвинения, иногда на «дурак» лучше всего ответить «сам дурак!».
Куно снова зашел с продолжением ежедневного утреннего доклада, я слушал вполуха, наконец прервал нетерпеливо:
– Это все мелочи, разгребешь сам… Что с армией?
– Половина уже в Брабанте, – доложил он. – Это те отряды, что стояли в городах ближе к нему. Остальные на марше. Припасы собраны, погружены и в составе трех больших обозов готовы отправиться в направлении Брабанта.
– Только готовы? Я был уверен…
Он сказал поспешно:
– Часть отправили сразу же, но самое важное грузят только сейчас. Без походных кузниц по ремонту доспехов и оружия никакое войско не сможет продвигаться успешно.
– Финансирование?
Он поморщился.
– Войны обходятся дорого… особенно на первом этапе. Потом, если все удачно, война начинает кормить сама себя. Правда, в Гандерсгейме, по вашим же словам, мало чем поживимся, а города не хотите отдавать на разграбление.
– Которые выкажут неповиновение, – сказал я, – разграбить дотла! Которые неповиновения оказывать не будут, однако и сотрудничать не восхотят, как надлежит добрым христианам, лишатся нашей защиты, а также сбережений.
Он кивнул, лицо прояснилось.
– Если так, нам не придется повышать налоги. А на сбор и оснащение войска достаточно и тех средств, что получены из имущества поклонявшихся черным мессам. Ну и… прочих, замешанных.
Я подумал, кивнул.
– Если средств будет катастрофически не хватать, положите мне на стол список с прочими… близкими к черномессианцам. Или слишком уж явных противников благородных спасителей от варваров.
В дверь торопливо заглянул сэр Жерар.
– Простите, что прерываю, – сказал он торопливо, – но, сэр Ричард, к вам идет леди Бабетта.
Я сказал с неловкостью:
– Да-да, знаю, она не признает наших правил. Не препятствуйте.
Он прижался к косяку, пропуская гостью, леди Бабетта вошла светлая и сияющая, сказала укоризненно:
– Что значит не признаю правил? Обижаете, сэр Ричард! Женщины вообще вне правил!.. Мы просто не можем их запомнить, разве не понятно?
Куно поднялся, торопливо поклонился.
– Сэр Ричард, я ваши ценные, даже драгоценные указания понял, запомнил и бегу исполнять!
Он исчез, леди Бабетта сказала ему вслед одобрительно:
– Какой откровенный подхалим! Люблю таких.
Сэр Жерар вышел и плотно захлопнул за собой дверь. Бабетта села напротив, ногу закинула на ногу, немыслимая вольность для современных дам, и хотя пышное платье в несколько слоев все равно скрывает ноги, однако верхняя обнажилась до середины голени, а это уже ого-го…
Глаза Бабетты сияют, на губах улыбка, а милые ямочки на щеках стали глубже.
– Милый Ричард, – проворковала она, – что за странную дорогу вы делаете? Как по ней смогут ездить, если постоянно перегораживаете деревянными колодами?
Я ответил лениво:
– Милая Бабетта, я на вас удивляюсь. Вам описали так странно?
– А вам трудно поверить, – ответила вопросом на вопрос, – что мне восхотелось бы интересные вещи увидеть своими глазами?
Я спросил ошалело:
– Вы и там побывали?
Она мило улыбнулась.
– Женщины любопытны, милый Ричард.
– Гм… в отношении платьев – понимаю. Но железная дорога…
– Железная? Она железная?
Я покрутил пальцем в воздухе.
– Бывает же у человека железная воля? Или холодный взгляд?.. Техника – это так скучно и не по-женски… Расскажите, какие фижмочки в моде, какие оборочки, какие пуговицы…
Она лукаво улыбнулась.
– Милый Ричард, не увиливайте. Все равно такое в тайне не удержать, как ни старайтесь.
– Да я и не стараюсь.
– Вам удалось отыскать что-то из вещей Древних?
Я ухмыльнулся.
– Вы же знаете мое отношение к этим штукам.
– Знаю, – согласилась она. – Но все же пользуетесь? Не увиливайте, сэр Ричард.
– Лучше я, – ответил я, – чем другие.
– Значит?
– Не угадали, – сказал я, – все делаем сами. Насыпь, кюветы, шпалы, штопки, костыли, накладки… В монастырских мастерских вовсю клепают части для паровоза.
– Паровоза?
– Да, парового воза, – пояснил я. – Впереди век пара, милая леди!.. Паровых мельниц, паровых молотов, паровых колес, паровых… еще чего-нить. Даже детей будут зачинать с помощью пара и света.
– Это… как?
– Заходит в комнату пара, – объяснил я, – гасят свет… А дальше, как обычно.
Она расхохоталась, лямки соскользнули с обоих плеч, приглашая к более вольной беседе, но взгляд все такой же острый, голосок звучит как убаюкивающий ручеек, скачущий по камешкам, но я не замечаю ни одного слова, бьющего мимо цели.
– Ах, милый Ричард… Уверены, что ваша затея не провалится?
– Пока не проваливались, – ответил я самоуверенно.
Она покачала головой.
– Вы просто о них забываете. Чем закончился поход к замку мятежного рыцаря Сулливана, а ныне барона с вашей легкой руки?.. Было совсем недавно, а вы уже и не помните! Счастливый человек. Другой бы себя загрыз… Согласна, баланс побед и поражений пока в вашу пользу. Но дорогу строите совсем уж нелепую…
– На Юге таких нет? – спросил я с любопытством. – Ну да, там либо дикость, либо остатки очень высоких технологий, не отличимых от волшебства, уразуметь которые никто и не пытается. А здесь именно то, что можно понять, повторить, сделать самим, даже усовершенствовать. Леди Бабетта, вы так ничего и не рассказываете о Юге! Это не по-дружески.
Она ответила с небрежностью:
– А что вам интересно? Например, Юг просто безумно силен…
– Не так уж и, – возразил я. – После Войны Магов в недрах уцелели кое-какие защитные механизмы. Потому Юг в защите силен, но слаб в нападении.
– Вы так думаете?
– Это бесспорно, – ответил я. – Иначе Юг уже покорил бы Север.
Она мило улыбнулась.
– А если Югу это неинтересно? Что можно взять у дикарей?
Я покачал головой.
– На Юге люди не такие уж и… цивилизованные. Они бы с удовольствием завоевали Север, если бы смогли.
Она всматривалась в меня с интересом.
– Вы говорите так уверенно…
– У меня есть на то основания, – ответил я загадочно.
Она широко распахнула глаза.
– Как здорово!.. И даже в постели не проговоритесь про источник информации?
– Попытайтесь, – предложил я скромно.
Она подумала, сказала задумчиво:
– Можно бы попытаться, однако… как бы это вы сами меня не раскололи в постели… Я такая слабая, податливая, незащищенная, наивная, уступчивая, доверчивая… Мне можно будет съездить посмотреть, как эта дорога выглядит?
– Вы уже все посмотрели, – ответил я с небрежностью в голосе. – Но рабочие ничего не знают, а на монахов ваши чары не подействовали, верно?
– Да я и не старалась, – ответила она и наморщила нос. – А вы лично поведете войска в Гандерсгейм?
– Повинуясь приказу императора, – ответил я.
Она дерзко улыбнулась.
– А если бы это не совпадало с вашими замыслами?
– А зачем мне Гандерсгейм?
– Постоянная угроза, – напомнила она. – А вы не тот человек, который смирится с таким положением. Из тех, кто дает сдачи… заранее?
– Я постарался бы договориться с гандерсгеймцами, – пояснил я. – Не люблю воевать.
– Не любите? А кто…
Я прервал:
– Люблю побеждать, а это другое. Для победы не обязательно бить противника по голове, хотя, кто спорит, это помогает. В смысле, упрощает путь к победе. Хотя…
– Что «хотя»?
– Хотя делает ее не такой прочной.
Она чарующе улыбнулась.
– Милый Ричард, меня вы завоевали прочно.
– А уж вы меня… – ответил я ей в тон.
Мы с улыбками смотрели друг на друга и даже не чувствовали смущения, что брешем так бесстыже. Когда каждый из нас понимает, что брешет не только он, но и ему, это несколько затрудняет общение, но сильно облегчает совесть.
– Леди Бабетта, – сказал я, – у меня куча дел. Но если хотите, продолжим нашу деловую беседу в постели. Вы, как я уже заметил, не брыкаетесь во сне и не стягиваете одеяло. Это самое главное для женщины, чтобы считаться очаровательной.