Благодаря трудам множества таких преданных делу ученых, как Питри и Кэтон-Томпсон, мы имеем теперь общую картину додинастической жизни в Древнем Египте, но картину очень разрозненную и неполную. Возникло, однако, одно очень интересное обобщение, состоящее в том, что существуют четко выраженные различия между культурами двух главных географических регионов собственно Египта – Верхним Египтом и Нижним Египтом. Чтобы усвоить эту терминологию, читатель должен привыкнуть к некой алогичности: Верхний Египет – это долина Нила от Каира к югу, а Нижний Египет – это Дельта (так эту часть страны назвали греки). Алогичность иллюзорна; она возникает из-за того, что Нил течет с юга на север и регион, расположенный ближе к истокам, является верхним относительно течения реки. Поскольку Дельта на современных картах расположена наверху и река висит вниз, как хвост, большинство людей испытывают трудности в различении Верхнего и Нижнего Египта. Я их не осуждаю. Прошли годы, прежде чем я перестала делать сознательное внутреннее усилие, припоминая, где находится Верхний Египет. Но я могу им только посочувствовать, ибо эти названия часто используются археологами и изменить их уже нельзя.
Верхний Египет – это фантастическая страна в 500 миль длины и примерно в 5 миль ширины. По обоим берегам Нила идет узкая полоса плодородного чернозема, окаймленная песками и крутыми уступами пустынного плато, через которое река с незапамятных времен прорезала и углубляла свое русло. Граница между живой и мертвой землей прочерчена резко – можно стоять одной ногой на песке, а другой на зеленеющем поле. Древние египтяне прекрасно сознавали разницу между «черной землей» и бесплодной «красной землей», и эти два термина часто употреблялись ими. Черная земля была драгоценна, ее берегли. Храмы, дворцы и города строились на бесплодном песке, который лежал между плодородной полосой и скальным барьером, так что не терялось ни дюйма культивированной почвы. Две узкие ленты черной земли по обоим берегам реки всегда кормили непропорционально большое население, если принять в расчет размеры обрабатываемой площади. Это было возможно благодаря неиссякаемому плодородию почвы, возникшему в результате уникального явления – ежегодного удобрения почв при разливе реки. Другие реки тоже выполняют эту работу, но никогда с такой регулярностью, как Нил; разлив Нила настолько предсказуем, что древние египтяне назвали наводнением один из сезонов года, ибо в течение этих месяцев земля находится под водой, впитывая питательные вещества, которые река несет на север.
Идея автоматической ирригации звучит для крестьянина райской музыкой, но осуществить ее не так легко, как кажется. Высота подъема реки редко бывает одинаковой, и разница в несколько дюймов может означать разницу между голодом и процветанием.
Когда Нил приближается к Средиземному морю, он разбивается на несколько рукавов, русла которых образуют обширную речную дельту. В древние времена эта земля была болотом, заросшим тростником и папирусом, полным птиц и зверей. Здесь не было нужды в ирригации и затоплении; напротив, воды было слишком много.
Некоторые ученые утверждают, что контраст между Дельтой и речной долиной ощущался не только в физических, но и в психологических аспектах. Дельта граничит с морем – древней столбовой дорогой купцов и завоевателей; долина была изолирована с обеих сторон дикими пустынями и еще более дикими народами. Дельта контактировала с молодыми цивилизациями Плодородного Полумесяца; долина знала только нубийских варваров и кочевые племена пустыни.
Тогда должно казаться логичным, что Дельта развилась раньше и быстрее, чем Юг. Возможно, это и так, но мы не можем этого доказать. Материал, который уцелел в сухом горячем воздухе Верхнего Египта, сгнил в болотах Дельты. Этот факт влияет на археологические знания двояким образом: в Нижнем Египте не только было найдено меньше материала, но и меньше проведено раскопок. Тяжело вести раскопки в регионе, где вам приходится работать по колено в воде и в награду за ваши усилия получать лишь комки сгнившего материала. Неудивительно, что археологи предпочитают дышать пустынным воздухом юга, который сохраняет даже такие хрупкие вещи, как ткани и раскрашенные рельефы.
Однако нам нужно знать гораздо больше о районе Дельты, прежде чем мы сможем построить связную теорию, отвечающую на вопрос, где началась в Египте доисторическая культура. Проблема стала более острой в связи со строительством Асуанской плотины. Было поднято много шума по поводу судьбы памятников Нубии к югу от плотины, но существует опасная возможность, что повышение общего уровня водяного зеркала затронет и монументы к северу от плотины и может со временем сделать недоступной для раскопок большую часть Дельты.
В нынешней ситуации нам остается только донимать друг друга неубедительными теориями. Море – Великий зеленый простор, как называли его египтяне, – может быть дорогой к контактам между народами, но может быть и барьером между ними. На остров вторгнуться трудно, и в некотором смысле весь Египет был островным обществом. Море защищало его с севера, негостеприимные пустыни препятствовали вторжениям с обоих боков. Завоевание с юга было также маловероятным из-за характера реки выше Египта. От Асуана к северу, вплоть до Средиземного моря, Нил удобен для плавания, но как раз южнее Асуана лежит район порогов, русло полно скал и водопадов, делающих проход судов трудным и опасным. Двигаясь по реке дальше на юг, мы встречаем еще пять порогов, шестой близ Хартума, и некоторые из них еще более опасны, чем первый. И даже этот первый порог был в течение многих лет южной границей Древнего Египта.
Барьеры из воды и песка отпугивали не только захватчиков. Они препятствовали, например, торговле и проникновению новых идей. Одна из теорий, касающихся зарождения исторического Египта (помня о том, что культуры долины Нила кажутся более развитыми, чем культуры Дельты), утверждает, что развитие Египта началось именно в долине Нила. Если древнеегипетская цивилизация и обязана чем-нибудь внешним стимулам, эти стимулы могли переноситься через Красное море, а далее – хорошо известным караванным путем, который ведет от моря к району Фив. До сих пор раскопки здесь не выявили каких-либо физических подтверждений такого контакта. Это может объясняться случайными неудачами раскопок, но может и что-то значить; ведь негативное свидетельство – обоюдоострое оружие, которое в споре возможно повернуть против любой из сторон.
Древнейшая из додинастических культур Египта известна теперь под названием Фаюм А, в Нижнем Египте (на севере, не забудьте). По современным стандартам это суровое первобытное общество – ни металлов, ни, возможно, даже одомашненных животных. Однако эти люди шагнули к неолитической стадии культуры; они выращивали урожай и убирали его с помощью серпов, сделанных из дерева и острых кремней, они лепили из глины посуду и имели оружие (которое само по себе не означает ничего, кроме присутствия человека – воюющего животного). Другие культуры Нижнего Египта называются Меримде и Маади, они моложе, чем Фаюм А, о чем мы можем судить по большей сложности остатков, но их взаимосвязи не слишком ясны.
Наши знания о Верхнем Египте отличаются большей полнотой, хотя вряд ли их можно назвать удовлетворительными. Вероятно, самая ранняя из культур, найденных на юге, – это тасийская; она более развита, чем Фаюм А на севере, но еще очень примитивна. За ней следует бадарийская культура, открытая Кэтон-Томпсон ниже рядов Питри; это, возможно, прямая наследница тасийской культуры. После бадарийской появляется амратская, а затем герзейская.
Все эти культуры названы по названиям мест, где они были впервые раскопаны. Освященный временем и крайне путаный метод, как знает, к своему сожалению, каждый, кто знаком с Ориньяками и Леваллуа европейской предыстории. Путаница еще увеличивается, когда археологи начинают менять названия. Питри назвал две свои культуры – Негада I и Негада II, но археологи теперь предпочитают другие названия – амратская и герзейская.
Герзейская – это последняя доисторическая культура перед началом правления I династии; если вы столкнетесь с культурой, названной семенийской, помните, что теперь, как правило, считают, что это поздняя или специализированная форма герзейской культуры. Быть может, самое полезное замечание, которое можно сделать о культурах Верхнего Египта, включая герзейскую, состоит в том, что они связаны друг с другом не только хронологически, но и каузально; каждая из них имеет вещи, общие со следующей культурой. Вообще, чем ближе к I династии, тем более сложным становится общество – более цивилизованным, говоря современным языком. Однако по традиции зарождение цивилизации в Египте относят к историческому времени, к началу I династии. Мы осторожно, на цыпочках, обойдем острые края этой проблемы, которая отчасти является проблемой терминологии – ученые не так уж точны в определении понятий культура и цивилизация. Оба слова иногда используются как взаимозаменяемые, но не все культуры являются цивилизациями. Слово цивилизация можно использовать специфически, как в выражениях «египетская цивилизация» или «китайская цивилизация», но можно использовать и как абстрактный термин для описания состояния дел, противоположного варварству. Недостаток точности достоин сожаления; однако мы можем отчасти избежать путаницы, ограничив себя последним из двух значений. Мы говорили о доисторических или додинастических культурах. Герзейская, амратская и остальные не есть цивилизации и не есть цивилизация. На каком же этапе культура приобретает черты, позволяющие нам считать ее цивилизацией? И что, возможно, еще важнее – начиная с какого этапа она приобретает такие черты?
2. ТЕЛЕГА ИЛИ ГОРА
После феноменального скачка от кочевой жизни к оседлой доисторические культуры довольно безмятежно прозябали еще несколько тысяч лет. Затем произошло нечто странное.
Ученые, занятые наиболее широкими проблемами истории, склонны к антропоморфизму при сравнении культур между собой. Человечков, представляющих цивилизации, можно нарисовать поднимающимися по лестнице или горному склону, продвигающимися все выше на своем пути – куда? Конечную цель трудно определить. Но если продолжать аналогию, мы можем сказать, что цивилизационный процесс гораздо больше напоминает колесный экипаж, который движется по склону вниз, сперва медленно, затем тяжело набирая скорость, пока не выкатится на плоскую равнину внизу. Инерция уносит его на некоторое расстояние с такой большой скоростью, что ускорение как будто сохраняется. Но постепенно тяжелый экипаж замедляет ход и наконец останавливается. Там он и остается, в состоянии покоя, пока некая неизвестная сила не начинает подталкивать его к другому склону.
Конечно, мы вправе сравнивать цивилизацию с телегой не более, чем с человечком, карабкающимся в гору. Но аналогии бывают занятны, а эта дает нам мысленную картинку, которая может оказаться полезной. Ибо в течение позднего периода, который мы называем герзейским, что-то дало египетской доисторической культуре мощный толчок. Картина общества, которую мы видим, сильно отличается от более ранних культур. Люди начинают жить в домах с окнами и дверями и носить одежду, сотканную из хлопка. Каменные орудия изящны, даже на взгляд наблюдателя, которому они смертельно надоели, и медь все чаще используется для изготовления вещей, которые делались из камня. Могилы глубже и лучше обустроены, иногда облицованы деревянными планками. Борьба за существование становится менее изнурительной, и у людей остается больше времени на непроизводственную деятельность; они играют в игры и рисуют картинки на своих горшках. Старая коричневая и красная керамика сохраняется, но появляется посуда, сделанная из глины нового типа и украшенная причудливыми фигурками из черточек, изображающими людей, животных, лодки. Лодки снабжены украшениями, знаменами или символами мелких политических единиц; мы допускаем, что в этот период Египет состоял из множества общин во главе с местными вождями. Изменения эти поразительны, но не так поразительны, как те, которые должны вскоре произойти. Мы уже очень близки к I династии – к началу собственно истории и собственно цивилизации. Мы хотим знать не только о том, что случилось, но и о том, почему это случилось.
Однако вернемся к телеге на склоне горы. Мы можем продолжить аналогию и спросить: ползет ли телега (проигнорируем факт, что ни телега, ни культура не могут ползти) сама по себе до тех пор, пока под колесами не начнется уклон, или кто-то подкрадывается сзади и дает ей толчок? Или, выражаясь иначе, возникает ли цивилизация из примитивной культуры естественным путем, поскольку эта культура путем медленных приращений достигает критической стадии развития, или некий внешний стимул работает как катализатор?
Можно спорить о том, что именно отличает цивилизацию от примитивной культуры, и даже о том, можно ли вообще провести между ними четкую границу. Но мы не будем делать это. Предположим просто, что в большинстве групп, называемых цивилизациями, мы находим некоторые новые элементы: монументальную архитектуру, письменность, централизованное правление и разделение труда, приводящее к образованию социальных классов. Если мы подумаем об этих элементах, то увидим, что каждый из них подразумевает наличие в данном обществе большего числа вещей, чем заметно на первый взгляд. Монументальная архитектура, например, требует развитых технических приемов подготовки строительных материалов и некоторого понимания базовых принципов архитектуры и механики; она предполагает также, что государство может позволить себе отвлечь некоторых своих членов от основного производства продовольствия и включить в строительные бригады; кроме того, она подразумевает, что в государстве есть элитная группа, имеющая власть инициировать строительство и надзирать за ним.
Если мы не верим в пришельцев с Марса или сверхлюдей из пропавшей Атлантиды, то должны прийти к выводу, что где-то существовало некое общество, которое первым открыло различные компоненты цивилизации. Распространялась ли идея из первоначального центра на другие общества или она возникала в каждой из цивилизаций независимо? Если это произошло только однажды, где находилась колыбель цивилизаций?
Проблема диффузии и независимого творчества до сих пор дебатируется в ученых кругах, но долгое время именно Египет давал наилучший ответ на второй вопрос. Однако недавно египтологам пришлось сдать свою гордую позицию, ибо шумеры, по-видимому, опередили египтян. Шумерская цивилизация не только оказалась старше, но выяснилось, что египтяне, возможно, украли всю идею у своих соседей.
На первый взгляд это может показаться неубедительным. Две культуры кажутся такими непохожими – глиняные зиккураты Месопотамии и каменные пирамиды, изящное рисуночное письмо египтян и клинопись, похожая на следы птичьих лапок. Однако наличие признаков месопотамского влияния в Египте в самом конце додинастического периода неоспоримо. Они появляются в долине Нила внезапно и полностью сформированными, тогда как в Месопотамии мы можем по стадиям проследить их развитие. Это всегда является верным признаком культурного заимствования, и заимствованные элементы определенно не египетские. Цилиндрические печати типичны для Месопотамии и нетипичны для Египта, но в поздних додинастических могилах мы находим цилиндрические печати. Строительного камня мало на плоских равнинах Двуречья, и жители региона строят здания из кирпича; самые ранние монументальные сооружения Египта построены из такого же кирпича в хорошо известном ступенчатом месопотамском стиле. Даже когда египтяне начали разрабатывать свои прекрасные каменоломни, они резали камни по образцу кирпичей.