4
5
как таковоеТак, если пациент, страдающий белой горячкой, «видит» розовых крыс, восприятие в этом не виновато; ошибка возникает в тот момент, когда пациент решает, что розовые крысы находятся «вне его», то есть представляют собой объекты, реально существующие за пределами его разума. Аналогичным образом Солнце кажется нам меньше Земли, но это не ошибка восприятия – если бы Солнце показалось нам больше Земли, вот тогда бы мы могли сказать, что с нашим восприятием что-то не так. Ошибка возникает тогда, когда, не имея знаний по астрономии, человек делает вывод, что Солнце объективно меньше Земли.
5. Таким образом, в «Аналитике» Аристотель рассматривает не только научное доказательство, демонстрацию или дедукцию, но и индукцию. Научная индукция означала для него полную индукцию; он утверждал, что «наведение осуществляется через перечисление всех случаев»
6
7
6. В «Первой аналитике» Аристотель исследует формы умозаключений. Он определяет силлогизм как «фигуру речи, в которой если нечто предположено, то нечто отличное от положенного с необходимостью вытекает из него»
8
Он приводит пример трех фигур силлогизмов:
i) Средний термин (М) является субъектом (S) в одной посылке и предикатом (P) – в другой. Например: М – это P, S – это М, значит, S – это P. Все животные – это живые существа, человек – это животное. Значит, каждый человек – это живое существо.
ii) Средний термин является предикатом в обеих посылках. P – это М, S – это не М, значит, S – это не P. Все люди умеют смеяться. Лошади не умеют смеяться. Значит, лошадь – это не человек.
iii) Средний термин является субъектом в обеих посылках. М – это Р, М – это S, значит, S – это Р. Все люди умеют смеяться. Но все люди – это животные. Значит, некоторые животные умеют смеяться.
В «Топике» Аристотель говорит о разнице между действительным доказательством («когда умозаключение строится из истинных и первых [положений] или из таких, знание о которых берет свое начало от тех или иных первых и истинных [положений]») и диалектическими умозаключениями, «которые строятся на основе общепринятого [мнения]… всеми или большинством людей или самыми мудрыми и славными из них». Аристотель добавляет третий вид умозаключений – эристические, или «спорные» («которые кажутся правдоподобными, но на деле не таковы»). Третий вид подробно рассматривается в книге «Софистические опровержения», где Аристотель исследует, классифицирует и разоблачает различные виды ложных аргументов.
7. Аристотель хорошо понимал, что дедуктивные посылки сами нуждаются в доказательстве, однако, если мы начнем доказывать каждый принцип, нам придется доказывать до бесконечности, и мы не сможем доказать ничего. Он утверждал поэтому, что существует ряд принципов, которые мы знаем интуитивно и принимаем без демонстрации. Самый высший из этих принципов – это принцип противоречия. Эти принципы не нуждаются в доказательствах. Например, логическая форма принципа противоречия – «Из двух предположений, одно из которых утверждает что-то, а другое – его отрицает, одно должно быть истинно, а другое ложно» – не является доказательством этого принципа в его метафизической форме – «невозможно, чтобы одно и то же в одно и то же время было и не было присуще одному и тому же в одном и том же отношении». Это просто констатация факта, что никто не может сомневаться в принципе, лежащем в основе всякого мышления.
И так, мы имеем: i) главные принципы, полученные νούς; ii) то, что вытекает с необходимостью из главных принципов, полученное с помощью индукции, и iii) то, что возможно или наоборот и что является предметом мнения. Однако Аристотель видел, что главная посылка силлогизма, например «Все люди смертны», не может быть выведена непосредственно из главных принципов – она также основана на индукции. Это подразумевает реалистскую теорию универсалий, и Аристотель утверждает, что индукция показывает, как общее проявляется в известном нам единичном.
8. В книге, подобной этой, нет возможности подробно изложить логику Аристотеля, однако необходимо отметить, какой огромный вклад внес Аристотель в эту область науки, особенно в учение о силлогизме. Логическим анализом занимались и в Академии, особенно в связи с теорией Форм (стоит только вспомнить дискуссию в диалоге «Софист»), но именно Аристотель констатировал логику как отдельную науку, а также открыл и исследовал фундаментальную форму умозаключения – силлогизм. Его теория силлогизма не потеряла своего значения и поныне, и, даже если бы Аристотель, кроме нее, не создал бы ничего другого, его имя навечно вошло бы в историю. Однако справедливости ради надо признать, что Аристотель подверг исчерпывающему анализу не все дедуктивные процессы, так как классический силлогизм предполагает наличие: i) трех предположений, в субъектной и предикативной форме; ii) трех терминов, из которых предположение берет как субъект, так и предикат и в данном случае определяет, в какой форме два предположения содержит третий: а) только в логической форме либо b) в форме примыкающего экзистенциального утверждения, как в модусе Darapti.
Аристотель, к примеру, не рассматривает другую форму умозаключения (описанную в книге кардинала Ньюмана «Грамматика согласия»), в которой ум делает заключения не на основе посылок, а на основе конкретных фактов. Ум изучает эти факты и, критически оценив их, делает вывод, который является не общим положением (как при подлинной индукции), а заключением о конкретном случае, например «Подсудимый не виновен». Конечно, здесь подразумеваются и общие положения (например, совместимы или несовместимы те или иные улики с понятием о невиновности), однако в данном случае ум занят выводом следствий не столько из предполагаемых посылок, сколько из определенного количества конкретных фактов. Этот тип рассуждений признавал Фома Аквинский и приписывал его жизненности мышления, также называемой здравым смыслом. Более того, даже по отношению к той форме умозаключения, которую Аристотель хорошо изучил, он не рассмотрел подробно вопрос, являются ли те общие принципы, с которых оно начинается, чисто логическими или несут в себе и онтологический смысл. Последнее большей частью просто предполагалось.
Однако было бы абсурдным критиковать Аристотеля за то, что он не смог досконально изучить все формы умозаключений, а также за то, что он не поставил и не решил всех вопросов, связанных с формами человеческого мышления. С той задачей, которую он себе поставил, он справился превосходно, и собрание его трактатов по логике (позже названное «Органоном») представляет собой настоящий шедевр. Так что Аристотель не без основания считал себя первооткрывателем метода логического анализа и систематизации. В конце книги «Софистические опровержения» он замечает, что несмотря на то, что в области риторики, например, много было сказано до него, он не нашел ни одного труда, посвященного умозаключениям, на который он смог бы опираться в своих исследованиях, и поэтому ему пришлось создавать новую науку практически на пустом месте. Дело заключалось не в том, что анализ процесса рассуждения был проделан до Аристотеля лишь частично, – этим вопросом до него вообще никто не занимался. Профессора риторики снабжали своих учеников готовым набором «аргументов для спора», но никто из них не создал научной методологии или систематического изложения своего предмета – Аристотелю пришлось начинать на голом месте. Поэтому Аристотель имеет все права утверждать, что он первым открыл силлогизм как логическую форму и подверг его всестороннему анализу.
Периодически раздаются голоса, что современные исследования в области логики обесценили традиционную Аристотелеву логику и можно сдать традиционную логику в запасники музеев, которыми интересуются только антиквары. С другой стороны, люди, воспитанные в духе Аристотелевой традиции и стремящиеся сохранить ей верность, могут поддаться искушению отвергнуть современную символическую логику. Не следует впадать ни в ту ни в другую крайность, целесообразнее придерживаться здравой, сбалансированной позиции, признавая как незавершенный характер Аристотелевой логики, так и достижения современной, отказываясь в то же самое время от дискредитации логики Аристотеля на том основании, что она не охватывает всю область логического. Такой взвешенной позицией отличаются те люди, которые глубоко изучили логику, и об этом следует помнить тем, кто считает, что только философы-схоласты верят в то, что логика Аристотеля не потеряла своего значения и поныне. Так, утверждая, и правильно утверждая, что «мы не можем больше считать, что она охватывает всю область дедукции», Сюзан Стеббинг признает, что «традиционный силлогизм по-прежнему сохраняет свое значение». Генрих Шольц заявляет, что «Органон» Аристотеля и поныне является самым замечательным и самым содержательным учебником по логике из всех, что когда-либо были созданы. Современная символическая логика – это очень ценное добавление к логике Аристотеля, и ее нельзя рассматривать как полную ее противоположность – она отличается от традиционной более высокой степенью формализации, например идеей пропозициональной функциональности.
9. Мне хотелось бы закончить это по необходимости краткое и урезанное описание логики Аристотеля небольшим обзором нескольких характерных тем, обсуждаемых в «Органоне», чтобы продемонстрировать, какой широкий круг вопросов охватывал логический анализ Аристотеля. В «Категориях» мыслитель исследует различные варианты субъекта и предиката, в книге «Об истолковании» – противоположные утверждения, модальные и утвердительные, что породило предположения о том, что середина глав 7 и 10 была утеряна. В первой книге «Первой аналитики» он рассматривает вопрос о преобразовании чистых утверждений и о необходимых и случайных утверждениях, анализирует три фигуры силлогизма и дает правила для формулировки или обнаружения силлогизмов, имеющих дело, например, с косвенными умозаключениями, отрицанием, доказательствами от противного и доказательствами гипотез. Во второй книге Аристотель рассматривает вопрос о соотношении истинного и ложного в посылках и заключении, недостатки силлогизма, индукцию в узком смысле, через «перечисление всех случаев» (Ch. 23), энтимемы и др.
Первая книга «Второй аналитики» рассматривает структуру дедуктивной науки и ее логическую отправную точку; единство, разнообразие и различия между науками, невежеством, ошибками и недостоверностью, а также их логический ранг. Вторая книга посвящена определениям, сущностным и номинальным; различию между определением и демонстрацией; недоказуемости природы сущности; способу установления исходных истин и т. д. «Топика» посвящена предикабилиям, определению, методике доказательства или практике диалектики; а трактат «О софистических опровержениях» – классификации заблуждений и тому, как от них избавиться.
Глава 29
Метафизика Аристотеля
1. «Все люди от природы стремятся к знанию»
1
2
опыта,искусстваТакая наука, которая стремится к знанию вообще, – это наука, познающая главные принципы или первопричины, наука, возникающая из удивления. Люди начинают удивляться тому, что их окружает, и у них возникает желание узнать, откуда появились вещи, которые они видят, и почему они такие. Философия возникает из желания понять, как устроен мир, а не из стремления получить пользу от знаний. И только эту науку можно назвать единственно свободной, ибо, подобно свободному человеку, она существует ради самой себя, а не ради кого-то другого. Поэтому метафизика, по мнению Аристотеля, является Мудростью par exellence, а философ или любитель мудрости – это человек, который стремится познать первопричину и природу Реальности ради самого знания. В этом смысле Аристотеля можно назвать догматиком, поскольку он утверждал, что подобное знание достижимо, но он не был догматиком в обычном смысле этого слова, то есть человеком, выдвигавшим теории без каких-либо попыток доказать их истинность.
Мудрость, таким образом, имеет дело с главными принципами Бытия и первопричинами вещей, то есть с универсальным знанием самой высшей степени. Это означает, что наука, дающая нам такое знание, находится дальше всего от восприятия, это наука высшей степени абстракции и потому наиболее сложная. Для того чтобы понять ее, нужно приложить большие умственные усилия. «Чувственное восприятие свойственно всем, а потому это легко, и ничего мудрого в этом нет»
3
4
Однако из этого вовсе не следует, что нам легко их познать, поскольку мы, по необходимости, начинаем с объектов восприятия. А для того, чтобы перейти от чувственного познания к познанию предельных принципов, требуются значительные усилия мысли и высокая степень абстракции.
2. Причин, с которыми имеют дело Мудрость или философия, четыре, и они названы в «Физике»: 1) субстанция или сущность вещей (формальная причина); 2) материя или субстрат (материальная причина); 3) источник движения или действующая причина; 4) конечная причина (цель) или благо. В первой книге «Метафизики» Аристотель дает краткий обзор взглядов своих предшественников, чтобы определить, не называл ли кто-нибудь из них еще какой-нибудь причины, помимо этих четырех. С этой целью он составил краткий очерк развития греческой философии, не собираясь, однако, вдаваться в подробности философских систем. Аристотель проследил эволюцию взглядов на четыре причины и в результате исследования пришел к выводу, что не только не было философа, который назвал бы еще хоть одну причину сверх указанных четырех, но никто не сумел назвать даже все четыре. Аристотель, подобно Гегелю, рассматривал всю предшествующую философию как подготовку к своей собственной. Конечно же Аристотель вовсе не страдал чрезмерным самомнением, тем не менее искренне считал свою философию высшим синтезом идей своих предшественников. В этом есть определенная доля правды, но иногда он бывал очень несправедлив к философам, жившим до него.
Фалес и первые греческие философы занимались поисками материальной причины, они хотели найти исходный субстрат вещей, который не возникает и не уничтожается, но из которого появляются и в который возвращаются все особенные объекты. Из этих поисков и родились философские системы, например Фалеса, Анаксимена, Гераклита, которые полагали одну материальную причину, и Эмпедокла, который выделил четыре таких элемента. Но даже если допустить, что элементы порождаются одной материальной причиной, то кто может объяснить, почему это происходит и что является источником движения, с помощью которого возникают и исчезают объекты? Должна быть какая– то причина постоянных изменений, происходящих в мире; сами факты должны были натолкнуть мыслителей на мысль, что надо поискать какую-то другую, нематериальную причину. Попытки найти ее мы находим в философии Эмпедокла и Анаксагора. Последний понимал, что проявление красоты и блага в объектах нельзя объяснить никаким материальным элементом, поэтому он утверждал, что в материальном мире действует Ум. Это дало повод Аристотелю сказать, что Анаксагор «казался рассудительным по сравнению с необдуманными рассуждениями его предшественников»