Сердце ночи - Ярослава Лазарева 5 стр.

«Я слышу шаги невдалеке, наблюдаю за своей медленной смертью. Острая боль пронзает сердце, и разрывает меня на части», – машинально перевела я куплет и глянула на обращенное к заднему сидению лицо Грега. Оно напоминало маску, глаза были расширены.

Резко обернувшись, я увидела Ренату и… Ганса, сидящих в обнимку и улыбающихся нам как ни в чем не бывало.

– Привет! – сказал Ганс. – Рад вас видеть! Рената разрешила открыться вам. И я тут как тут.

И он задорно рассмеялся.

– Вы сами хотели все знать, – быстро проговорила Рената. – Я заплатила цену, и Ганс смог выйти из нарисованного мира в этот. И как видите, он жив и выглядит вполне обычно.

– Вполне обычно… как вампир, – добавил Грег дрогнувшим голосом. – Привет, Ганс! Я тоже рад тебя видеть, хотя мы и знакомы-то не были, – более уверенно добавил он, явно пытаясь взять себя в руки.

– Здравствуй, – сказала я, все еще не веря своим глазам.

– Вот почему ты вновь охотишься на людей! – констатировал Грег. – Я подозревал, что это ты, а не какой-нибудь заезжий вампир…

– Ты догадлив, – сказала Рената и обворожительно улыбнулась. – Надеюсь, все недоразумения разрешились? А то нам пора!

– Куда? – глухо спросил Грег.

– На охоту, – ответил Ганс. – Никогда не думал, что это так увлекательно!

– Только подальше от Замоскворечья! – попросил Грег. – И лучше вообще за пределами города. Нам проблемы не нужны. А то уже заметки в газетах появились.

– Больше мы здесь не охотимся, – с улыбкой ответила Рената и открыла дверцу джипа. – Увидимся!

Она выскочила на улицу, Ганс махнул нам рукой и последовал за ней.

Когда за ними захлопнулись дверцы. Грег вцепился в руль и уперся в него лбом.

«Another night, another demise»[4], – понеслось из приемника.

– Снова ночь, снова гибель. Ледяной ветер разносит трупный яд. И я позволяю ветру погасить свет, ведь с каждой смертью моя боль все ужасней, – мрачно перевел Грег слова зазвучавшей песни.

И я не выдержала и выключила звук. Грег поднял голову.

– Я не знаю, что делать, – с мукой в голосе проговорил он. – Не знаю.

– Давай не будем сейчас ничего решать, – сказала я и погладила его волосы. – Жизнь сама все расставит на места.

– Может, нам лучше уехать? – неожиданно предложил он. – Как хорошо, что ты свободна от института!

– Уехать? – растерянно повторила я. – Возможно. И все-таки давай сейчас не будем думать обо всем этом. Я мечтаю быстрее очутиться дома!

– Хорошо, – согласился он и завел мотор.

Минут десять мы ехали в полном молчании.

– Вот ты и побывала в мире тьмы, – вдруг грустно проговорил Грег.

– В подсознании Ренаты, хочешь ты сказать, – заметила я. – Но это было впечатляюще. Я слышала голос самого сатаны! Знаешь, я читала много книг на тему добра и зла, бога и дьявола.

– Вот как, – довольно равнодушно произнес он.

– Когда познакомилась с тобой и полюбила…, – я улыбнулась и погладила его плечо, – то поневоле начала интересоваться подобными вопросами.

– И что ты поняла? Ведь книга – это по-любому субъективное мнение автора. И даже если это сборник цитат, все равно составлен он определенным человеком.

– Поняла, что сатана – это вовсе не какое-то существо по типу изображаемых монстров, или драконов с огнедышащей пастью, черта с рогами и копытами. И сейчас лишний раз убедилась.

– Интересно, – пробормотал Грег.

– Это просто порочные мысли и желания внутри каждой души, вернее совокупность всего этого. А устрашающие изображения лишь для наглядности, чтобы человеческая психика лучше усвоила. А уж искусство развило в самых разных направлениях этот образ. Вернее сказать, образину. Ты не боишься таких разговоров?

– Это всего лишь слова, – ответил он, но я заметила, как сильно сжали руль его пальцы. – Но именно эта совокупность мыслей и желаний, как ты выразилась, рассуждала о весьма важных вещах, обвиняла любовь в злых деяниях.

– Не хочу об этом думать, – после паузы сказала я, – чувствую жуткую усталость. К тому же любая сила всегда использовалась в нужных человеку целях. Да, ради любви убивают, но вопрос – ради любви ли? А может, ради того, чтобы потешить свою гордыню? Может, часто одно принимают за другое и любовью называют совершенно иные чувства? Говорю же, это слишком сложные вопросы, не хочу сейчас даже думать об этом.

– Понимаю, – мягко ответил он. – Но то, что сделала Рената, не выходит у меня из головы. Я все думаю, а мог бы я?.. Чтобы оживить тебя и быть вместе с тобой, тоже начать убивать людей? Или превращать их в вампиров. Мог бы?

Я замерла. Поставленный вопрос был слишком серьезным, и Грег выглядел очень взволнованным. Затянувшееся молчание вызвало напряжение.

– Мог бы? – робко спросила я, больше не выдержав этой мучительной паузы.

– Без сомнения, – тихо, но уверенно ответил он. – Значит, моя сущность все еще черна.

– Но ведь ты вампир, тебе положено, – попробовала я его оправдать. – Вот если бы ты был человеком, то неизвестно, как бы ответил на этот вопрос.

– Так же, – не медля, произнес он. – Я слишком люблю тебя и ради тебя сделаю все, пойду на все.

Мне стало на миг страшно, словно я заглянула в бездну. Но в душе я знала, что тоже готова на все ради любимого.

Прошла неделя. Ренату и Ганса мы не видели. Но они не были ни разу приглашены к нам. А вампиры могу входить в дом лишь после личного приглашения хозяев. Даже когда я устраивала новоселье и хотела позвать Ренату, я не сделала этого, лишь передала Грегу, что если она все же придет, то уже на пороге получит разрешение войти. Но Рената в тот раз так и не появилась, лишь передала с братом картину – подарок нам на новоселье. И сейчас я была рада, что у нее нет доступа в наше жилище.

И мы сами после встречи с Гансом в реальном мире ни разу не ходили к Ренате в гости. Грег замкнулся в себе и практически не покидал квартиру. Он или часами сидел в Интернете, или смотрел фильмы, или просто лежал в своем кабинете на диване и неотрывно глядел в потолок. Я не трогала его, когда он был в таком состоянии. По опыту знала, что это бесполезно, Грег словно находился в прострации и ничего не слышал и не видел. Такие глубокие раздумья, а скорее всего путешествия в свое подсознание помогали ему найти решение мучающей его проблемы. И он приходил в себя и начинал советоваться со мной. Но сейчас Грег упорно молчал. Он по-прежнему присутствовал за моими трапезами, проводил ночи, лежа рядом, днем изредка перекидывался со мной какими-то замечаниями, но это ничего не значило. Он отсутствовал. Лишь однажды немного оживился, подошел ко мне с раскрытым ноутбуком и ткнул пальцем в экран. Я склонилась и прочитала:

«Маньяк, прозванный замоскворецким вампиром, наконец, покинул этот район. Вот уже пять дней не зарегистрировано ни одного убийства с характерными признаками. Жители могут не волноваться. Но зато подобное преступление совершено сегодня ночью в подмосковных Химках. Говорит ли это о том, что маньяк просто поменял район обитания?»

– По крайней мере, они вняли голосу разума и поменяли место охоты, – пробормотал Грег.

– Что-то нужно делать! – раздраженно заметила я. – Удивляюсь, твоему спокойствию.

– И что делать? – усмехнулся Грег. – Ты же сама слышала, что Рената заключила своего рода сделку. И сейчас ее ничто не остановит. К тому же она просто вернулась в естественное для нее состояние. Не забывай, она вампир, как и я.

Грег вновь помрачнел, закрыл ноутбук, глянул на меня как будто с сожалением и ушел в кабинет. И снова я его практически не видела и не слышала.

Но как-то я не выдержала. Ссора произошла вечером в воскресенье. Весь день лил противный осенний дождь, на улице было уныло и сыро. И по этой причине я никуда не выходила. Этот день рядом с молчаливым замкнутым Грегом, словно прячущимся от меня в нашей огромной квартире, показался ужасным. И вечером я уже с трудом сдерживала раздражение. Во время ужина хотела лишь одного: запустить в сидящего напротив Грега тарелку с салатом. Я даже есть не могла, и сидела, постукивая вилкой о стол. Но Грег молчал, лишь неотрывно глядел на меня. Резко отодвинув от себя тарелку, я схватила стакан с апельсиновым соком.

– Вредно для желудка запивать овощной салат свежевыжатым соком, – мягко заметил Грег.

И меня прорвало. Я так сильно стукнула по столу стаканом, что часть сока выплеснулась на скатерть. Но на его лице не дрогнул ни один мускул. Вскочив, я начала бегать по кухне. Моя речь от волнения сбивалась, но Грег слушал невозмутимо.

– Больше всего меня бесит, как ты отдалился от меня! Ты мастерски умеешь исчезать из моей жизни, хотя постоянно находишься рядом, в одной квартире, – истерично высказывалась я. – Но ты явно отсутствуешь, я не ощущаю ни твоей любви, ни тебя самого. А ведь мы сейчас одна семья! И должны делить все – и радости и горе, как бы банально это ни звучало. Но ты просто ушел в себя и никак не вернешься! Такова твоя любовь?! – крикнула я, подбегая к нему и нависая всем телом.

Грег сидел, ссутулившись и опустив голову. Но тут поднял глаза на меня. В них застыла боль. Я замерла, начиная понимать, что не совсем права и мой гнев ничем не оправдан.

– Значит, хочешь делить со мной все? – грустно спросил он. – Но я не вижу смысла.

– Зато я вижу, – уже спокойнее ответила я и села к нему на колени.

Я ощутила, как он обнимает меня, и уткнулась лицом в его плечо, закрыв глаза. Он начал медленно меня покачивать, словно баюкая…

… Я оказалась на какой-то темной и мокрой улице, асфальт был усыпан влажными листьями, расплющенными ногами прохожих, тусклый желтый фонарь бросал слабый свет на угол какого-то ларька. Я заметила две тени. Они приблизились к ларьку, и я узнала Ганса и Ренату. Я подошла и замерла, наблюдая за ними. Рената постучала в окошко и довольно развязно сказала, что хотела бы «пару пива и сигареты». Окошко раскрылось.

– Ходют и ходют, – раздалось ворчание, – не спится вам по ночам!

– Не твое дело! – грубо ответила Рената. – Ты товар отпускай. А то мы в другом месте купим.

Она наклонилась и заглянула в окошко. Потом схватила Ганса за руку и потащила его прочь, громко смеясь.

– Эй, девушка! – возмущенно закричала им вслед высунувшаяся продавщица, пожилая и растрепанная женщина. – А товар? Куда ж вы? Только шляетесь ночь-полночь, отдыхать не даете!

Она с треском закрыла окно и выключила свет. Я в недоумении двинулась за ними.

– У меня жажда, – смеясь, говорил Ганс, держа Ренату за руку, – а ты от добычи отказалась! Пожалела бабушку?

– Да зачем тебе ее старая и гнилая кровь? – усмехнулась она. – Вот я и передумала. Тс-с! – прошептала Рената и потащила Ганса за толстое дерево. – К нам идет кое-что получше.

Я увидела, как из-за угла дома вывернули два парня. Они были накачаны, оба с бритыми головами, в кожаных крутках и весьма агрессивного вида. На их высоких армейских на вид ботинках ярко выделялась в полумраке белая шнуровка.

– То, что надо! – удовлетворенно констатировала Рената.

– А тебе их не жаль? – вдруг спросил Ганс. – Такие отборные самцы.

– Мне жаль лишь тебя, – тихо ответила она. – К тому же это скины[5]. А фашизм – это абсолютное зло, одно из воплощений нашего повелителя. Ему будут угодны такие души. Конечно, не все скины проповедуют фашизм, но эти двое точно. Я вижу их насквозь! И эта белая шнуровка их ботинок! Знаешь, что она означает?

– Знаю! – ответил Ганс и облизнулся. – Традиционно белые шнурки носят убийцы врага нации или антифашиста.

– И кровь этих парней наполнена злом, – возбужденно проговорила Рената. – Это так бодрит! Приступим?

И Рената выскочила из-за дерева.

Я заорала и побежала к парням. Но ведь я как бы не существовала в этой реальности. Но в тот миг совершенно забыла об этом и хотела лишь одного – предотвратить трагедию. Рената одним прыжком настигла ребят, схватила одного и вцепилась ему в горло. Тот и пикнуть не успел. Я проскочила сквозь них, словно они были из воздуха. Повернувшись, увидела, что Рената все еще пьет кровь, а спутник жертвы, даже не делая попыток убежать, оседает на асфальт с безумными от ужаса глазами и посеревшим лицом. Тут к нему приблизился Ганс. Рената оторвалась, по ее губам и подбородку стекали красные струйки, глаза горели.

– Угощайся! – предложила она и хрипло засмеялась, бросив труп на асфальт. – Пока он теплый.

– Да ты мне наверняка ничего не оставила! – сказал он и припал ко второму парню.

Тот хрипло вскрикнул, задергался в цепких руках Ганса, и почти тут же затих. Я села прямо на асфальт, закрыла лицо руками и разревелась….

– Ну не надо, – услышала я испуганный голос Грега и почувствовала, как он гладит мои волосы. – Ну прости! Но ты сама вывела меня из себя.

Я оторвала мокрое от слез лицо от его плеча и встала. Умывшись и выпил стакан ледяной воды, глянула на печального Грега.

– Когда это произошло? – спросила я.

– Два дня назад. И я не знаю, что делать и как этому помешать, – глухо проговорил он.

– И где это было?

– В Дмитрове, это ближнее Подмосковье. Хорошо, что они удаляются все дальше и не охотятся на одном месте, – со вздохом сказал Грег и встал.

Я отчего-то отступила назад и, привалившись спиной к стене, остановилась. Прежний страх, от которого я уже избавилась, заполз мерзким холодком в душу. Я снова вспомнила, что передо мной хищник, а потом уже кто-то другой. Возможно, так повлияла на меня только что увиденная охота. Я все никак не могла забыть лицо Ренаты, искаженные черты, потеки крови на подбородке, горящие, как у зверя глаза, раздутые ноздри.

Грег сделал шаг ко мне и замер, вглядываясь в лицо. Я опустила глаза. Мне было нехорошо.

– Ты сама захотела все узнать, – мягко произнес он. – Ты только что говорила, мы должны делить и горе и радость. Ты обвиняла меня в холодности, пеняла, что я будто бы отсутствую. Но разве ты не понимаешь, каково мне сейчас? Я пытаюсь найти решение этой проблемы. Но уже впал в уныние, выхода я не вижу. Зачем же я буду так напрягать тебя, любимая?

– Наверное, ты прав, – ответила я. – Но я не могу оставаться в стороне. Рената мне почти что родня, да и Ганса я знаю лучше, чем ты.

– Они сейчас опасны, – тихо сказал Грег.

– Но не для меня же! – с вызовом ответила я и прямо посмотрела ему в глаза.

И их выражение мне не понравилось. Грег промолчал.

На следующий день я проснулась довольно поздно. Открыв глаза, увидела огромный букет моих любимых белых тюльпанов и невольно улыбнулась. Грег сидел на краю кровати и смотрел на меня.

– Привет, – прошептала я, потягиваясь. – Ты такой милый…

– Почему-то подумал, что тебе хочется цветов, – ласково сказал он.

– Хочется, – подтвердила я и переместилась к нему, прижавшись и положив голову на плечо.

Грег подхватил меня, усадил на колени и начал покачивать словно ребенка.

– Любимый, – шептала я, – милый… хороший…

Я ощутила, как его губы касаются моей макушки. И запрокинула лицо. Мне так хотелось не вспоминать обо всех возникших сложностях, а бездумно любить и полностью отдаваться этому чувству.

Его глаза снова выглядели безмятежными. Длинные полуопущенные ресницы бросали тени на бледные щеки. Кончики губ приподнимала улыбка. И я потянулась к ним. Грег еле слышно вздохнул, закрыл глаза и начал целовать меня. Поцелуи были настолько легки, что казалось, это не его губы касаются меня, а кончики лепестков белых тюльпанов. Я обняла его за шею и ответила. Его поцелуи стали более глубокими, но я так боялась, что нежность сменится страстью и Грега охватит жажда крови, что отстранилась и встала. Он не возражал, но его лицо приняло грустное выражение.

После завтрака я начала выяснять о его планах на день.

– Пока не знаю, – уклончиво ответил Грег.

– Я хотела встретиться с Лизой, – сообщила я. – Меня отчего-то все сильнее раздражает этот коричневый цвет волос. Хочу вернуть мой натуральный русый.

Грег улыбнулся и неожиданно взлохматил мою отросшую челку.

– Ах так! – вскрикнула я.

Он выскочил из-за стола и помчался в гостиную. Я, рассмеявшись, погналась за ним.

Вбежав в комнату, увидела, что он исчез.

– Ты где? – осторожно позвала я, озираясь.

Но в доме было тихо. Я заглянула в его кабинет, но и там было пусто. Тогда я медленно пошла к лестнице, ведущий на второй этаж. И вскрикнула, увидев Грега. Он возник на ступеньке лестницы, будто материализовавшись из воздуха. В руках держал букет крупных белых полевых ромашек.