– Слушай, Самохвалыч, чуть не забыл, зачем пришел – тебя шеф хотел видеть.
– А чего он не позвонил? – спросил Марк.
– Он сейчас у эпээрщиков, ты зайди.
– Уже лечу.
– Смотри, наш режиссер пришел в себя, – сказал Григорий, когда за Иваном закрылась дверь. – Может, там проснулся?
– Ну да, такой кошмар бедняге приснился, – ответил Марк. – Если он еще раз мне в таком виде на глаза попадется – прибью!
– Остыньте, дюк, – перебил Григорий. – Тебе когда эти сны начали сниться?
– Двадцать шестого сентября.
– У меня днем ранее. Выходит, всё у нас с тобою началось недели три назад. Здорово. Ну, у Вани спрашивать, по-моему, бесполезно. И что думаешь – кто-то психотронным оружием балуется?
– Живем мы в разных концах города. Нет, если и оружие, то не дома. Что, если здесь? У нас в комнате или за стеной, или в доме напротив? – предположил Самохвалов.
– А как же с Разбоем? Он сюда редко заходит, реже меня.
– Ну, поэтому у него наблюдаются такие накладки со снами.
– И как думаешь проверять гипотезу, экспериментатор? Думается мне, что роль следователя тебе не чужда.
– Подумать надо… – Марк уже думал, уже крутил в голове эту проблему и так и эдак, пытался припомнить, что он слышал или читал о психотронном оружии.
– Постойте, мужики, – вмешался Кирилл. – Я ведь тоже вижу подобные сны.
– Это только подтверждает нашу гипотезу, – ответил Марк. – Ты же целыми днями торчишь в лаборатории.
– Э, нет. Я Иканою вижу с детства. Только раньше как бы извне. А сейчас, с конца лета – изнутри. Живу я там. Ночью, во сне перехожу в тот мир и живу. А днем вспоминаю: как говорит Гриша – нирвана…
– Это правда, – подтвердил Цареград. – Он мне еще года два назад о своем мире рассказывал. Так что не знаю… – и вдруг с иронией в голосе Григорий продолжил: – Вы, экспериментаторы, люди твердо стоящие на ногах, причины явлений склонны искать в простых инженерных решениях. А я простой теоретик, витаю, знаете, в облаках всяких. Только имеется и у меня нечто посильнее вашего железного ДРОНа. Я рассказывал Кириллу, и больше никому об этом говорить не собирался. Тебе, Марк, всё же расскажу. В свете, так сказать, обстоятельств. Имеется у меня такая забавная кибернетическая система, работающая, естественно. И она описывает физические законы. Давать ей рекламу и что-то доказывать я сейчас не стану. Поверь мне, Марк, она кое-что умеет. Так вот, я получил результат, касающийся времени до рождения нашей Вселенной. Выходит так, что вселенных не одна и не две, а очень много, может быть, даже бесконечно много – но кибернетические системы не оперируют бесконечностями, и поэтому наверняка сказать не могу. Эти вселенные должны общаться друг с другом. Агент связи между ними идентификации не подлежит, но он несомненно существует. Если бы вселенные не имели этого общения, то все законы в них не имели бы никакой устойчивости. Кисель, сплошные флуктуации. Так вот я думаю, что те, кого мы видим в своих странных снах и кого считаем собой в ином мире, – это результат связи между вселенными. Как это достигается – не спрашивайте, не отвечу. Как вселенные передают информацию одна другой, я не знаю.
– И дюк Авторитетнейший – это не я? А? – с некоторой тревогой спросил Марк.
– Может, и ты. Не знаю. Как вольный философ могу предположить, что наше личное Я существует одновременно во всех вселенных. Но не каждому дано собрать воедино всех существ, в которых оно там вселяется. Правда, чего стоят эти мои слова – судить не возьмусь, пока что они ничего не стоят. Хотя лично мне идея со вселенными нравится.
– Мне тоже, – заметил Кирилл.
– А мне нет. По-моему, всё намного проще. Здесь и одной вселенной много… – не согласился Марк. Но иных соображений у него не было и он решил свернуть разговор: – А не пора ли, мужики, по домам? Наедине с собой обдумаем, и завтра там, или еще когда обсудим.
– По домам, так по домам. Ты завтра подойди ко мне, я тебе покажу свою папку с результатами, может, впечатлит.
Пухлую папку с описанием результатов, полученных кибернетической системой, а также с заметками философического характера Григорий в шутку называл «моя диссертация» и держал на работе, в несгораемом сейфе, приобретенном на собственные средства. И никогда не думал, что и его теория найдет такое странное практическое применение.
Глава четвертая
Мастер Ри был еще юношей, но юношей с твердым характером, закаленным серьезными испытаниями, через которые проходит каждый, кто избран духом Иканодзу быть катанабуси. Удары судьбы он держал, как воин держит удар на поле боя, и не ждал от жизни ничего – ни хорошего, ни плохого. И жил сегодняшним днем.
Мастер Ри был воином Империи Конских островов, как называют эту загадочную страну люди с континента. А сами обитатели Конских островов – Иканоей. Учитель Матахаса Аа отправил его на континент – пройти свой Путь Одного без помощи наставника и товарищей по оружию, а заодно изучить обычаи северных варваров.
Путешествовал катанабуси по континенту уже второй месяц и ничего интересного здесь для себя не находил. Жители были скорбны умом и скуповаты. Могущественные походили на детей, падких лишь до бранных утех. Крестьяне же малообщительны, глядят на вооруженного с плутоватой предусмотрительностью: то ли боятся, то ли выгоду себе высматривают.
Но сегодня, наконец, произошло событие. Может, был сегодня день судьбы: Мастера Ри нашел сам Король Артур, посвятил в странствующие рыцари и отправил в поход.
Впрочем, обо всём по порядку.
Светило осеннее зябкое солнце, порывами налетал ветер. Мастер Ри сидел на пригорке, под могучим дубом. С полей поднимался дым сжигаемого жнивья. Шумели деревья, ветер срывал золотую листву. Над всем этим осенним миром в кристалле недоступности летели, курлыча, журавли.
Мастер Ри был сосредоточен и отрешен. Ножны с удивительно длинным мечом покоились рядом, безмятежно ожидая прикосновения руки хозяина. Взгляд Мастера Ри скользил по краскам, моментам, далеким движениям, по переменам, свершающимся вокруг. Слух же пребывал во власти ветра, несшего вести из дальних далей.
Послышался неторопливый перестук копыт и позвякивание сбруи. К холму приближались всадники.
«Меня не минуют», – подумал Мастер Ри.
Ветер швырнул к ногам катанабуси багряный лист. Мастер Ри поднял его и посмотрел сквозь него на солнце – лист ожил, словно вспыхнуло багровое пламя.
На опушку неторопливо выехали трое рыцарей. На двоих были черные, расшитые серебром плащи. У третьего же – фиолетовый, с золотисто-зеленой каймой.
Трое приблизились. И громкий, повелительный голос – не без некой высокомерной нотки – произнес:
– Мир тебе, рыцарь!
Всадник, обратившийся к Мастеру Ри, был совершенно уверен в его подчиненном положении.
Мастер Ри промолчал, ожидая, когда заговорит действительно старший из незваных гостей.
– Сударь, к вам обращается Рыцарь Круглого Стола! – подал голос самый молодой из троицы.
– О, господа, прошу вас, не берите в голову, – в разговор, наконец, вступил третий; его голос был снисходительно мудр.
Это был тот самый седовласый человек в фиолетовом плаще с золотисто-зеленой каймой. В лице его Мастеру Ри почудилась некая странность: на устах играла доброжелательная улыбка, глаза же улыбались с плохо скрытой издевкой.
– Помнишь, Ланселот, предсказание старой Пифии? – спросил он молодого рыцаря.
– Поганой кривоногой ведьмы? – отозвался Ланселот, сплюнув. – Какое же, сир, именно? Она много чего набрехала.
– Молодой человек опрометчиво вспыльчив. Оно и понятно, ведь старая ведьма вытянула из него целую пригоршню золотых, – в несколько церемонной манере промолвил сэр Борс Александер, рыцарь средних лет.
– Вот еще! Я и не думал сердиться из-за каких-то там золотых. Хотя, признаюсь…
– Не стόит об этом, – оборвал его обладатель снисходительно-мудрого голоса. – Она предсказала моему отцу смерть от падения с коня в ночь новолуния. Так всё и случилось. Клянусь моим мечом, старуха хорошо знает свое ремесло!
– Мой государь прав, именно так погиб отважный король Хлодвиг Второй! – вскричал сэр Борс.
Государь тускло глянул на него:
– А что, Хлодвиг тоже скончался подобной смертью, да будет проклято его имя вовеки?!
Борс Александер поперхнулся.
– Наш «равный из равных», вероятно, вспомнил службу при дворе норманнского варвара, – съязвил Ланселот.
– Ну что ж, юноша, – обратился, наконец, к Мастеру Ри Король Артур, – да будет тебе известно, что пред тобой – сам Король Артур, государь Камелота и предводитель Рыцарей Круглого Стола!
Катанабуси лишь коротко глянул в его сторону и преспокойно вернулся к созерцанию осеннего мира. Он не знал, что такое государство Камелот, чем оно знаменито и где находится.
– Гм-м… Однако… Послушай, незнакомец, а не желаешь ли ты честного рыцарского поединка с этим юным рыцарем, отважным Ланселотом Озерным? – спросил Король Артур.
– Почему со мной, государь? – Ланселоту казалось недостойным сражаться со столь невоинственным рыцарем.
– Гм-м… Изрубить бы, да и вся недолга. Но предсказание это… – задумался, глядя на Мастера Ри, Король Артур.
Он нехотя спешился, потрепал кобылу и приблизился к Мастеру Ри.
– Я перед тобой, незнакомец. Изволишь ли говорить со мной, как пристало мужчине?
Говорить с этими троими Мастеру Ри было не о чем. Опасности для себя он в них не видел. Он точно знал, что произойдет, попытайся хоть один из них обнажить меч – все трое будут мертвы. Это было простое и точное знание катанабуси. Но было здесь и иное, чуждое знанию Иканодзу, духа-хранителя Иканои, и чуждое этому осеннему миру с его пылающим убранством лесов, с его плутоватыми крестьянами и простодушными рубаками-воинами. Имени этому не было.
«Этого не миновать», – подумал Мастер Ри и, взяв в руки меч, поднялся и склонил голову в поклоне.
– Назови себя, рыцарь! – властно молвил Король Артур.
– Я Мастер Ри, катанабуси Империи Южного Моря! Надо мной нет власти иной, кроме дружеской власти моего гения.
– Гения?
– Подобно гению Сократа, существу незримого мира.
– Я сразу приметил в тебе, Мастер Ри, некую необычность…
– Просто нахал, коего давно не секли по ягодицам! – рявкнул сэр Ланселот.
– Не будь столь суров, – улыбнулся Король Артур. – Есть ведь и иные, куда более действенные способы внушить почтение.
Мастер Ри посмотрел вверх. В поднебесье парил коршун, зорко высматривая добычу. «Какими он видит нас? – подумал Мастер Ри. – Четверо охотников? Четыре тени?»
– Я должен сообщить тебе, рыцарь, что мне было важное предсказано, – продолжал между тем Король Артур. – Было мне поведано, что в день, когда задует восточный ветер, встречу я на холме у старого дуба странного рыцаря. С одного боку – вооруженного воина, а с другого, опять же, – невоспитанного юнца, с мыслями, отвращенными от зримого…
«Он не свободен», – подумалось Мастеру Ри.
– К сожалению, судьба Камелота окажется в руках этого, гм, рыцаря. Внемли, рыцарь Ри…
– Мастер Ри, – поправил Мастер Ри.
– Что? – запнулся Король Артур, будто сбившийся с роли актер.
– Я – Мастер Ри.
– А-а… Так вот, внемли! Отныне ты Странствующий Рыцарь Короля Артура. И надлежит тебе, мой мальчик, отыскать и завоевать Королевство Бород, коим правит Железный Грон, да будет его имя проклято навеки. Железного Грона охраняет страшное заклятье, снять которое никому не под силу, кроме юноши с «отсутствующим взглядом, рыцарского звания, к сильным мира сего равнодушного». Так что прими свою судьбу, сэр рыцарь Ри!
– Мастер Ри, – вновь поправил Короля Мастер Ри.
– Что?!
– Я – сэр Мастер Ри.
– Быть посему. Мое слово – закон. Отныне и навсегда.
– Король, я не вижу себя на пути, предложенном тобой.
– Посмотри вправо, сэр рыцарь.
Мастер Ри посмотрел. Бесчестное чародейство: за плечом угрюмо возвышался, раскачиваясь, мрачный башибузук ростом по меньшей мере в пять саженей, с кривым ятаганом, с плохо прорисованным ртом. Башибузук хмуро ухмылялся.
– Смотри, рыцарь. Этот воин всегда будет у тебя за плечом, незримо для прочих. Куда бы ты ни шел, что бы ты ни делал. И если свернешь с предначертанного пути… – Король махнул рукой.
Тускло сверкнул ятаган чародейского воина, и могучий дуб рухнул наземь, срезанный, как подсолнух, одним ударом.
– Так будет с тобой, сэр рыцарь.
До слуха Мастера Ри, словно издалека, донесся голос: «Это твой путь».
– Я берусь за это дело.
– Ха! Еще бы тебе не взяться! Несчастный, что ты знаешь об этом мире, о его чудесах и силах? Воистину ничего!
– И этот сопляк должен решать судьбы королевств! – презрительно процедил сквозь зубы юный Ланселот.
– Прощай, рыцарь. Помни, кто у тебя за правым плечом…
Вскочив в седло, Король Артур рысью погнал коня вниз по склону. Вслед за ним устремились и двое его спутников, успевших осоловеть от безделья во время разговора Короля с неучтивым чужестранцем; вскоре странная троица исчезла из вида, словно её и не было.
Восточный ветер налетел свежей волной, бросив в пространство: «Всё тщета. Всё не то».
Мастер Ри глянул на поверженный дуб, засунул меч за пояс и, подхватив куль с доспехами и провиантом, стал спускаться с холма.
Глава пятая
Приват-доцент Пим Пимский был человеком глубоко пьющим. Если на занятиях в университете он еще как-то держал себя в руках, то к вечеру расклеивался и, как правило, напивался.
Обычно ходил по гостям, особым нюхом чуя, в каком доме сегодня прием, или кутеж, или игра. Хотя сам в карты не играл, любил, однако, присутствовать. Потому что к его услугам всегда был буфет. Пима тоже любили – за всякие экстравагантные выходки и безудержную склонность к напыщенным речам на исторические темы. В речах этих перемешивал он времена и эпохи, помещал кровавых тиранов прошлого в либеральную современность, и наоборот, велеречивых думских деятелей – в темное средневековье, где особо не разговоришься.
Была уже ночь. На улице разыгралась непогода. Вовсю лупил холодный дождь, от порывов ветра содрогались стекла окон. Капли молотили в окна, словно армия маленьких, но беспощадных троллей-камикадзе в ворота осажденной крепости.
Пимского еще до дождя привез домой с очередного кутежа дюк Глебуардус. Приват-доцент был, что называется, «в дрова». Пришлось дюку, как это случалось уже не раз, уложить пьяного товарища на кровать.
Пелагеи, служанки и домработницы Пимского, дома не оказалось, он обычно отпускал ее на выходные. Дюк вышел на улицу, хлопнул дверью, проверил, хорошо ли заперлась, и укатил.
Среди ночи Пимский проснулся. Всякий пьющий человек хорошо знает, что за напасть эти ночные пробуждения с перепою. Ведь, собака, мало того что душа наизнанку, так еще и помнишь всё, что вчера начудил, и до того стыдно, до того отвратительно, до того себя презираешь… И ведь, если снова не выпьешь – до утра не уснуть.
Пим, когда с ним случалось это несчастье, спасался розовым ликерчиком, который делала ему Пелагея по особому рецепту. Этому искусству она научилась, когда была в дворовых девках у князей Новгородских. Ликерчик Пимский употреблял маленькими стопочками, чтобы всё шло плавно и естественно. Усаживался в свое знаменитое кресло неизвестной этнокультурной принадлежности, ставил бутыль рядом и принимался за дело.
Кресло Пимского, как и весь интерьер кабинета, заслуживало подробного описания. Обширное дубовое кресло, имея глубокую посадку, опиралось на четыре мощные когтистые лапы, а от широких подлокотников отходили небольшие, крепкие крылья с филигранной резьбы перьями; венчала всё весьма правдоподобно вырезанная морда филина над изогнутой спинкой, которая, судя по всё тем же перьям, была спиной этой самой неведомой птицы о четырех лапах.
Вокруг кресла стояли два журнальных и один ломберный столик, все от разных гарнитуров, все три завалены какими-то манускриптами, разрозненными листами плотной желтой бумаги, какая употреблялась два столетия тому назад, свитками древнего пергамента и современными книгами.