– Как? Примерно так же, как повели бы себя вы, если бы я стала говорить гадости, задавать глупые, иногда откровенно идиотские вопросы, всячески пытаться вывести из себя, в общем – проверять реакции претендента на сложную ситуацию.
– По манере общения чувствуется, что вы достигли определенных успехов на этом поприще, – улыбнулся Бойко. – Думаю, мой молодой друг Савелий в полной мере ощутил результаты вашего профессионального роста.
– Мужской шовинизм! – вскинулась Марина. – Если вы хотите сказать…
– Ничего, кроме того, что сказал, – решительно прервал ее Бойко. – Продолжайте, пожалуйста. Думаю, сейчас пойдет речь о главном, ради чего мы здесь собрались.
– Меня хотят посадить в тюрьму! Вот что главное. Меня даже, может быть, расстреляют!
– Марина, – снова вмешался Васин. – Я же тебе сто раз все объяснял и статьи кодекса показывал. Смертной казни в нашей стране нет. Максимальное наказание – пожизненное заключение. Но тебе даже оно не грозит.
– Не знаю, грозит или не грозит, но следователь меня только этим и пугал. То орал, как сумасшедший, то уговаривал признаться, что я убила человека. То есть довела до самоубийства.
– Это было стрессовым собеседованием, – не удержался Васин. – Успокойся.
– Твои увещевания меня совсем не успокаивают! – Марина обожгла Васина ненавидящим взглядом. – Ведешь себя, как нянька, у которой дитятко коленку разбил!
Однако надвигающуюся бурю решительно предотвратил Бойко.
– Савелий, марш в мой кабинет и сиди там, пока я тебя не позову. Марина! Допейте чай, успокойтесь. Про вашу профессию я уже все понял. Теперь расскажите мне, только последовательно – кто, по какой причине обвиняет вас в смерти человека и хочет посадить в тюрьму. И пожалуйста – максимально подробно.
* * *
– Послушай, Свет, – с порога заговорила Марина, ворвавшись в кабинет заместителя начальника кадрового департамента Лидиной. – Созвонилась я с этим Новокшановым. Завтра придет на собеседование, если ничего не забудет и не перепутает. Ну и фрукт, скажу тебе. Где ты его раскопала?
Лидина, неторопливая полная блондинка, подняла на нее выразительные серые глаза и, слегка растягивая слова, ответила:
– Это не я, а Шершуков. Вице по маркетингу. Сказал, что Новокшанов какой-то обалденный специалист в области разработок новейших компьютерных программ. Только просил нас слегка прощупать его – на совместимость в коллективе, стрессоустойчивость и так далее. Он лично его не знает, рекомендовал кто-то.
– Странно, – пожала плечами Марина. – На меня он произвел впечатление дремучего невежды. Когда я попросила его скинуть свое резюме, он долго выпытывал, что я имею в виду. Не могу понять, как вообще он может что-то соображать в компьютерных технологиях. Знаешь, сколько ему?
Лидина отрицательно покачала головой, одновременно давая понять, что готова выслушать сенсационную информацию.
– Шестьдесят четыре года! Он, наверное, впервые компьютер увидел, когда разменял пятый десяток.
– Да брось! – отмахнулась Лидина. – Такого быть не может.
– Говорю тебе. Шершуков вообще-то в курсе, кого нам подбросил?
– Сказать по правде, он намекал, что человек это немолодой. Я думала – сорок, ну сорок пять.
– Сто сорок пять! Не знаю, что завтра делать.
– Плюнь. Помучай дедушку немного и напиши положительное заключение. Его так и так оформят. Если Шершуков что-то задумал, он все равно через генерального протащит решение. Он и отвечать будет, в случае чего. У нас поважнее есть дела. Надо любыми путями перетянуть в нашу фирму главного аналитика «ЛайтМарк». Поручено тебе, гордись. Завтра же начинай заниматься, чтобы к осени он уже работал на нас. А собеседование с этим Новокшановым пусть Мила Васильева проведет, она сейчас все равно ничем не занимается. Потрени-руется заодно.
– Здорово! – обрадовалась Марина. – Считай, что аналитиком уже занимаюсь. Побегу досье на него готовить. А собеседование все-таки проведу. Времени много не займет, думаю в полчаса уложиться, тем более это чистая формальность. Но как научный эксперимент пригодится. Готовлю материал для диссертации, а когда еще такой возрастной экземпляр попадется?
Виктор Андреевич Новокшанов всем своим видом демонстрировал, что не желает производить благоприятное впечатление на кого бы то ни было. Одетый старомодно и небрежно, если не сказать – неряшливо, он вдобавок ко всему не пользовался средствами личной гигиены типа специальных кремов, дезодорантов и туалетной воды, что при его комплекции и повышенной потливости было бы весьма кстати. Зато он без конца вытирал взмокшую лысину и раскрасневшееся лицо огромным носовым платком, который через три минуты после начала собеседования смело можно было отжимать в тазик. Но и это было не все. Когда Новокшанов наклонялся в ее сторону, пот с его плохо выбритого подбородка капал прямо на полированную крышку стола. И каждая упавшая капля была подобна гвоздю, который вколачивали ей прямо в сердце.
Марину, которая провела сотни собеседований, встреч и переговоров с самыми разными людьми, впервые за все время ее карьеры начало мутить.
Может, поэтому она была с ним чуть более жесткой и нетерпимой, чем обычно. Стараясь не смотреть на сидящего перед ней в кресле обильно потеющего толстячка, она перешла, собственно, к стрессовому собеседованию. Но в итоге стресс испытала она сама. Первые, самые простые и невинные вопросы привели Новокшанова в замешательство. Он толком не смог ответить ни на один из них. К примеру.
– Почему вы ушли с предыдущего места работы? Что вас там не устраивало? – спросила Марина.
После трехминутного сопения он ответил:
– Меня там все устраивало.
– И все же вы ушли?
Еще минута молчания.
– Ушел.
– Объясните почему. Что-то, значит, не устраивало? Какие были причины? Вас обидели? Не захотели повысить зарплату? Обошли должностью? Не приняли вашу идею?
Молчание и сопение в течение нескольких минут.
– Обязательно должны быть причины?
– А вы просто так, от нечего делать уволились?
– Примерно так.
– Как вас понимать?
– Так и понимайте. Уволился, и все.
– Вы не хотите разговаривать на эту тему? Вам больно? Это вызывает неприятные воспоминания?
– Почему? Я же разговариваю с вами. Все нормально. Никаких воспоминаний.
И все в таком же духе.
А дальше и вообще все пошло наперекосяк. Кандидат на одну из руководящих позиций в холдинге то впадал в ступор, то едва не впадал в панику, хотя для этого не было никаких оснований. При этом он без конца чертил на столе какие-то знаки или закорючки.
В какой-то момент измученная происходящим Марина буквально зарычала на толстячка, чтобы растормошить его и хоть немного привести в норму. В этот момент ей показалось, что Новокшанов сейчас просто выскочит из кресла и убежит от нее куда глаза глядят. Естественно, уже не могло быть и речи о том, чтобы проверять его на стрессоустойчивость. Поэтому Марина, раньше времени свернув процедуру собеседования, сказала:
– Спасибо, можете позвонить мне завтра, я сообщу о результатах. Уверена, все будет отлично, и тогда я направлю вас к секретарю для оформления необходимых документов. – Реакция толстячка на эти вполне благожелательные слова была странной. Он вдруг изменился в лице, бросил на удивленную Марину недобрый взгляд, подхватил свой портфель и выскочил из переговорной, даже не попрощавшись.
* * *
– Я помню, что вы не курите, но… Позвольте мне закурить, а то я начинаю нервничать, когда вспоминаю все это.
– Пожалуйста, если хотите, – сухо отозвался Бойко. – Мне не помешает. Рассказывайте дальше.
– Так вот, – Марина затянулась и выпустила в потолок тонкую струйку дыма. – Увидев, что его сбил автобус, я выскочила на улицу. Сама не понимаю зачем. У перехода, на мостовой, где лежал Новокшанов, уже было много народа. Я решила дождаться полиции и рассказать им все, что видела из окна. Ну и вообще, как он здесь очутился. Вероятно, я совершила большую ошибку. Во-первых, следователь сразу же заподозрил меня и теперь ведет дело к тому, что я чуть ли не своими руками загнала его под колеса. Я уже дважды была на допросах и поняла, что просто так от меня не отстанут. Родственники Новокшанова теперь тоже требуют, чтобы меня отдали под суд – мол, я довела его своим стрессовым собеседованием до невменяемого состояния, и он выскочил на проезжую часть, не соображая, что делает. А на работе меня обвинили в том, что я нарушила корпоративную этику. Новокшанов погиб вне нашего офиса, поэтому компания не должна страдать из-за этого. Вчера же меня попросту уволили. Чтобы дистанцироваться от меня и предстоящего уголовного процесса. Наверное, они правы. Не высунься я со своими показаниями, может, пронесло бы. Несчастный случай, и все. А откуда и куда он шел – какая разница.
– Ошибаетесь, – возразил Бойко, задумчиво глядя в окно. – Даже самое поверхностное следствие докопалось бы, откуда он возвращался. Все равно история должна была всплыть. Даже хорошо, что вы сами туда прибежали, вам это в плюс. А работодатели всегда одинаково трусливы в таких случаях. Не исключено, что они потом пожалеют об этом.
«Вот уж фиг они пожалеют, – подумала Марина, погасив сигарету. – Много ты знаешь про работодателей». Она молча уставилась на своего визави, ожидая, что еще полезного он скажет. Ей вдруг показалось, что в процессе рассказа отношение к ней хозяина квартиры неуловимо изменилось. Радушие, любезность и приветливое внимание как будто уступили место холодноватой отстраненности и настороженности.
– Повторите, как звали погибшего? Полностью – фамилия, имя, отчество. Мне надо записать, – попросил Бойко.
В его голосе Марине почудилось легкое раздражение. «Странно, – подумала она, – с чего бы вдруг? Или мне просто уже все представляется в черном цвете?»
– Звали его Виктор Андреевич Новокшанов, – едва ли не по слогам произнесла Марина, чувствуя, что на смену страху и безысходности приходит обида. – Я на всякий случай прихватила с собой его резюме. Можете посмотреть.
– Что прихватили? – вяло переспросил Бойко, что-то черкнув в старенькой записной книжке, которую извлек из кармана. – А, понял. Оставьте на всякий случай.
Марина ждала, что сейчас великий сыщик забросает ее всякими хитроумными вопросами, как это любил делать следователь Горин. Однако ничего подобного не произошло.
– Мне необходимо проанализировать все, что вы рассказали, – заявил Бойко, поднимаясь и вежливо давая понять, что аудиенция окончена. – Надеюсь, Васин проводит вас до дома. Постараюсь до завтра навести кое-какие справки по этому делу. Оставьте свой телефон, я сам вам позвоню.
– Но как же? – расстроилась Марина. – Вы мне ничего не сказали… У вас же наверняка появились какие-то идеи. Я так надеялась…
– Завтра, – коротко бросил Бойко, делая неуловимое движение в сторону входной двери. – Все остальное – завтра.
* * *
Все свое разочарование Марина по дороге домой обрушила на Васина, который, вжав голову в широченные плечи, гнал машину по улицам.
– Я твоему гению сыска не понравилась, – глотая обиду, говорила она. – Он со мной так разговаривал, будто заранее решил, что я во всем виновата. Или он мне вообще не поверил! Он даже заметок никаких не делал, представляешь? Только имя погибшего в блокнот записал.
Она безнадежно махнула рукой.
– Марин, ну мало ли, почему он так себя вел, – пытался оправдываться Васин. – Может быть, углубился в собственные размышления, сосредоточился… Главное – он взялся за дело. Ой, погоди, что ты сейчас сказала?! Ну-ка, повтори!
Васин быстро свернул к обочине, резко затормозил и, развернувшись к Марине, изумленно уставился на нее. Та мгновенно всполошилась:
– Ну, что ты меня пугаешь? Ничего особенного я не сказала!
– Нет, сказала! Насчет того, что Бойко записывал на бумажке.
– Ну и что в этом такого странного?
– Дело в том, – негромко сказал Васин, глядя на Марину непривычно серьезными глазами, – что Юрий Иванович никогда ничего не записывает, любую информацию запоминает с первого раза. Об этом в прокуратуре легенды ходили. У него феноменальная память. Понимаешь – не записывает. Никогда ничего!
* * *
Вернувшись домой и приняв душ, Марина присела к письменному столу. Надо было взять себя в руки и четко определиться с планами на ближайшее будущее. Хватит посыпать голову пеплом и без конца пережевывать случившееся. Пора действовать! Васин смотрит на своего Бойко, как на бога, но сама она полагаться на него не может. Она стоит двумя ногами на земле. Никто ей не нужен, она сильная женщина и справится сама.
Посидев полчаса перед компьютером, Марина составила замечательный план действий. Пункт первый. Найти хорошего адвоката. Пусть на него уйдут последние деньги, но он должен полностью реабилитировать ее.
Пункт второй. Начать поиски новой работы. В конце концов, она не собирается садиться в тюрьму, как бы этот вампир Горин ни угрожал.
Пункт третий. Разобраться со здоровьем. Шумы в сердце, которые в начале года у нее обнаружились, внушали тревогу. Может быть, сменить клинику? Поискать специалистов в Интернете и среди знакомых?
Пункт четвертый. Расстаться с Васиным. Будущего у них быть не может – он бабник и от своих привычек не откажется.
Пункт пятый. Подкараулить Хибарова и все-таки открутить ему нос. Предательство прощать нельзя!
Воплощение плана необходимо было начинать прямо с завтрашнего утра. Жизнь снова обретала смысл, а Марина – уверенность в себе. И впервые за последние несколько дней она крепко уснула.
Однако на следующий день начались такие чудеса, что Марина напрочь забыла про все свои благие намерения. Она только и хлопала удивленно глазами и едва поспевала вслед за стремительно разворачивающимися событиями.
Где-то около двенадцати часов ей позвонил следователь Горин.
– Не могли бы вы зайти ко мне через часик? – поинтересовался он столь умильным голосом, что Марина подумала, будто ее разыгрывают.
– Это вызов на допрос? – спросила она сурово. – Где повестка?
– Что вы, просто хотел с вами побеседовать. Приватно, без протокола.
– А вы точно – следователь Горин? – засомневалась девушка.
– Разумеется. Это же не шутки. Итак, я вас жду. Договорились?
Разговор в кабинете следователя, где Марина привыкла чувствовать себя узницей концлагеря, чья гибель – лишь вопрос времени, состоялся и вовсе удивительный. Ни словом не коснувшись привычной для них темы, Горин сказал:
– Что же вы, голубушка, ничего мне сказали о том, что знакомы с Юрием Ивановичем?
– С каким еще Юрием Ивановичем? – удивилась Марина. – И пожалуйста, не называйте меня голубушкой. Давайте официально, по имени-отчеству.
– Как – с каким? – всплеснул руками Горин, никак не отреагировав на последнюю просьбу. – Бойко звонил мне сегодня рано утром, интересовался смертью Новокшанова, про вас спрашивал.
– Ах, Бойко! Звонил, говорите? И про меня спрашивал? А вы что ответили?
– Мы обсудили ваше дело. Так, в общих чертах. Сами понимаете – при всем уважении, я не все могу по телефону рассказать.
Поговорив с Мариной еще минут двадцать о каких-то малосущественных вещах, Горин воскликнул:
– Совсем упустил из вида. Ведь Бойко ко мне буквально через полчасика обещал заехать. Хотите с ним повидаться?
– Нет, спасибо, – отказалась Марина. – Мы вчера вдоволь наговорились. Вы уж тут сами… Я лучше пойду.
– Идите, голубушка, если торопитесь. Я передам от вас поклон Юрию Ивановичу.
– Кланяйтесь, конечно, – пробормотала изумленная Марина, даже не обратившая в этот раз внимания на «голубушку». Подхватила сумочку и едва ли не бегом покинула кабинет Горина. – Форменные чудеса, – прошептала она уже на улице, пытаясь отдышаться.
Едва она добрела до машины, как зазвонил телефон. Марина посмотрела на дисплей и лишилась дара речи – звонил Хибаров. «Ах наглец, да как он смеет! Ни за что не возьму трубку, – твердо решила она. – Пусть хоть обзвонится. Небось, собирается прощения вымаливать, рассказывать, как самоотверженно он пытался меня отстоять. Слизняк, слышать не хочу».
Хибаров позвонил пять раз подряд, потом угомонился. Прошло несколько минут, и телефон зазвонил снова. Номер был Марине неизвестен, и она ответила.
– Мариночка, – раздался в ухе знакомый ноющий баритон. – Это Хибаров. Звоню тебе с запасного телефона. Знаю, после всего ты не хочешь со мной разговаривать, но я по очень важному делу, выслушай меня!
Марина, не произнеся ни звука, прервала разговор. Спустя непродолжительное время телефон зазвонил опять. И снова незнакомый номер, но уже другой. «Неужто у Хибарова десяток левых телефонов? – пронеслось в голове Марины. – Ну, сейчас я ему выскажу все, что о нем думаю!»