– В Европу, – повторил северный, с отвращением косясь на свое потное отражение в витрине. – Хоть на пару недель. В Альпы. Австрийские, французские – какие угодно.
Южный взял со стола салфетку, сложил ее углом, потом еще раз углом, соединил края зубочисткой, подул внутрь и образовавшуюся треуголку водрузил, слегка набекрень, на свой стакан, отчего тот сразу стал похож на Наполеона Бонапарта, проведшего ночь в борделе.
– А почему именно в Альпы?
– Там прохладно! Там дождь бывает. А на Гроссглекнере, говорят, снег лежит. И на Монблане снег. Давай съездим, померзнем слегка, а? Ведь это же уму непостижимо! Такого лета я не помню. Ты когда-нибудь в жизни пивом обжигался?
– Действительно, пекло жуткое. Но две недели в Альпах от него не спасут. Даже если все это время проваляться голым в снегу.
– Это почему?
– Потому что через две недели эти две недели кончатся, и придется возвращаться в это же самое пекло.
– Ну и вернемся. Все же легче будет.
– Не будет легче. Наоборот, хуже будет. Представляешь, вокруг все та же жара, но Альпы уже позади. И утешаться до следующего лета нечем. Нет, друг мой, выживание – это искусство, и рутинный подход здесь не годится. Вот возьми, например, моего алхимика. Сплошное творчество и, как следствие, интересный результат.
– И что хорошего в таком результате?
– Хотя бы то, что он непредсказуемый. То же самое с жарой. Представь себе, что у тебя с ней дуэль. Как победить противника, который сильнее тебя? Очень просто: надо сделать то, чего он от тебя не ожидает.
– Например, застрелиться. Слушай, охота тебе в такую погоду софистикой заниматься? Ведь на самом деле дураку понятно: жарко тебе – поезжай туда, где прохладно, и передохни хоть немного. В общем, ты как хочешь, а я – все. Сейчас позвоню боссу, попрошу отпуск. Потом пойду домой, залезу в Интернет и закажу билет... э-э-э... на послезавтра. Чартер, шмартер – что угодно. Прилечу в Мюнхен, в аэропорту возьму машину и через пять-шесть часов буду на Гроссглекнере. И прощай, жара.
– Что ж, некая примитивная логика в этом есть. Ладно, съезди, померзни. Вернешься – позвони, посидим, расскажешь. А сейчас по домам, что ли, пока не растаяли окончательно?
– Да, пожалуй, пора. Ну, до встречи.
* * *
Спустя три недели в том же кафе за тем же столиком, в том же соответствии со сторонами света сидели северный и южный. Над ними стояло солнце, перед ними – горячее пиво.
Северный выглядел значительно свежее и бодрее, чем в прошлый раз. Хотя время от времени, видимо, забывая о самоконтроле, озирался вокруг тоскливо-растерянным взором. Южный прикурил от солнца и, продолжая разглядывать северного, одобрительно произнес:
– Выглядишь совсем даже неплохо. В Альпах, стало быть, побывал?
– А как же! Не корысти ради, а согласно купленным билетам.
– Понятно. Лучший способ убить мечту – это осуществить ее. Что же, рад за тебя. Кстати, помнишь, я тебе об алхимике рассказывал? Я его вчера встретил.
– Помню. Ну и что, он совсем плох?
– Как ни странно, в полном порядке. Я же говорил: творческий подход – большое дело.
– Что, вспомнил рецепт?
– Нет, эликсиромания прошла. Точнее, перешла в обыкновенный алкоголизм. И все, говорит, больше никаких проблем. Воистину, человеком себя почувствовал.
– А как с бессмертием?
– Все, говорит. Никакого бессмертия, чуть не сдох от него. Ну да Бог с ним. Расскажи лучше, как съездил.
– О-о-о! Нет слов, одни фотографии.
– Ну и что, теперь тебе в Израиле не так жарко?
– Если честно, так же. Даже жарче с непривычки. Зато две недели провел как белый человек, даже замерз пару раз на вершине. А через год в Норвегию поеду, за Полярный круг. А еще Аляска есть. И Гренландия.
– Ты Антарктиду забыл.
– А что? От такого, – он смахнул пот со лба, – можно и в Антарктиду. Дорого только. А ты, похоже, тоже не дома сидел?
Южный действительно переменился. Он похудел и осунулся, глаза запали, кожа на изможденном лице выглядела так, как будто он целый год водил караваны по Сахаре или стоял на мостике пиратского брига. На шее виднелись следы фурункулеза, на руках – следы укусов и царапины, локоть забинтован, но лицо выражало удовлетворение.
– Прямо назавтра после тебя укатил.
– Куда, если не секрет?
– В пустыню Арава, ближе к Эйлату.
– В такую жару торчал в Эйлате?
– Не в Эйлате. В Араве. От Эйлата километров пятьдесят.
– А что там есть?
– А ничего там нет. Ни воды, ни зелени. Камни, трава сухая да колючки.
– И что ты там делал?
– Жил.
– Где?
– В палатке.
– Как – в палатке?! Там ведь дикая жара!
– Сорок пять в тени. Тени, правда, нет.
– Ты что, с ума сошел?
– Чуть не сошел, это правда. Жара плюс обезвоживание. После отдыха три дня дома отлеживался, в себя приходил. Зато теперь – полный кайф. Вот ты, я гляжу, смотришь вокруг с тоской, плохо тебе, обратно в Альпы хочется. А мне хорошо, обратно в Араву не хочется. Погода эта вполне меня устраивает. После той. И так я буду наслаждаться целый год, до следующего отпуска. Единственная проблема у меня – в отпуск не захочется. Но тут уж надо себя заставить. Есть ради чего. На будущий год думаю в Мексику поехать. Там есть места, где летом под пятьдесят, а то и жарче.
– Слушай, а что, если... – начал северный, запнулся на мгновение и решительно продолжил: – Я читал, что в Долине Смерти в Калифорнии температура летом доходит до пятидесяти семи. Может, махнем туда вместе? Следующим летом, а?
Леди из ферст
– Проходите, пожалуйста.
– Благодарю, только после вас.
– Нет, прошу вас. Леди из ферст. В смысле, леди вперед.
– Леди из ферст иф ши дазнт аргью.
– Пардон?
– Тоже по-английски: леди вперед, если она не возражает.
– А–а–а... Если честно, в английском я не Бальзак. Пару фраз, конечно, знаю. Про леди и вот еще такую: ту би ор нот ту би. Это из Гамлета: быть или не быть.
– Спасибо, я в курсе. Хотя с таким произношением, как у вас, догадаться непросто.
– Я не виноват. У нас школе вообще английского не было.
– А какой был? Может, вы во французском – Гете?
– Пардон, но по-французски знаю только пардон. И еще – шерше ля фам.
– Да вы просто полиглот. А в школе, видимо, немецкий учили? Уж в нем-то вы наверняка Сервантес.
– Точно. Немецкий. Правда до Сервантеса мне далеко. Э-э-э... вот: Анна унд Марта баден.
– Гениально! А еще?
– Майн брудер ист дер тракторист ин унзерен колхоз.
– Вы уверены, что это немецкий?
– А какой же еще?
– Ну, хорошо, вам виднее. Ладно, проходите. Хватит держать дверь.
– Так я же для вас держу. Леди из ферст. Джентльмен из потом.
– Вы что, всегда такой ревнитель этикета?
– Стараюсь. Вот, дверь вам держу.
– Между прочим, я вас об этом не просила. Меня это вообще оскорбляет.
– Что оскорбляет? Что я держу дверь?
– Весь этот ваш этикет.
– Почему?
– Потому. Вы хоть понимаете, что такое этикет и для чего он нужен?
– Ну, кодекс вежливости, что ли. Чтобы женщине было приятно.
– Чтобы женщине было приятно, надо не дверь держать, а... Весь ваш этикет – это практическое пособие мужчинам по дискриминации и унижению женщин.
– Да что я вам такого сделал?! Всего лишь хотел пропустить вас вперед и придержал дверь, чтобы вам было удобнее. Где тут дискриминация и унижение?
– Вам объяснить или сами догадаетесь?
– Куда уж мне. Полом не вышел.
– Не горюйте, в наше время это поправимо. Ладно, объясню. Вы вообще знаете, откуда взялся этикет?
– Из книжек?
– Из жизни. Это не что иное, как квинтэссенция мужского опыта по обеспечению собственного комфорта и безопасности. Естественно, за счет женщин.
– Чушь какая-то!
– Вам нужны доказательства? Пожалуйста. Вот, к примеру, если кавалер ведет даму под руку, с какой стороны от нее он должен идти?
– Э-э-э... вроде справа. А это что, имеет значение?
– Ну, не на пустом же месте это правило возникло. В свое время мужчины носили шпагу. Носили ее слева, поэтому даму – независимо от того, нравилось ей это или нет – вели справа от себя. Чтобы можно было ее быстро обнажить.
– Кого обнажить?
– Шпагу, пошляк. Чтобы дать выход собственной агрессии. Потом стали ходить с револьверами, их носили чаще всего справа, а даму, соответственно, вели слева от себя. А что она сама об этом думала, никого не интересовало.
– Понятно, понятно. А сейчас кавалер опять ходит слева, да? Чтобы не удариться о сумку с продуктами, которую дама несет в правой руке?
– Напрасно вы иронизируете, это так и есть. И еще немного сзади, чтобы не спотыкаться о коляску с ребенком, которую дама катит перед собой.
– А ведь помочь даме нести сумку – тоже относится к этикету. Что здесь плохого?
– Как что? Это дает возможность без лишнего шума избавить даму от ее сумки вместе со всем, что в ней лежит.
– М-да... А вот, например: отчего, по-вашему, мужчине полагается встать, когда к нему подходит женщина?
– Из-за обыкновенной трусости. Делается это для того, чтобы ей было труднее отвесить ему заслуженную пощечину за недавнее оскорбление или еще какую-нибудь подлость, которую он по отношению к ней наверняка совершил. Вы же не будете спорить, что стоящего подлеца бить не так сподручно, как сидящего?
– Пожалуй, не буду, хотя сейчас я как раз стою. Кстати, а почему у слова «подлец» нет женского рода? Не ваши ли это женские козни?
– Отнюдь! Это еще одно свидетельство в пользу того, что мужчины хотят ограничить нас во всем.
– Интересная трактовка. Ну, а что, скажем, плохого в том, что даме пододвигают стул?
– А это весьма удобный способ усадить ее не там, где она хочет, а там, где вы хотите, чтобы она сидела. На сквозняке, подальше от пирожных – все, что угодно. Или возле электрической розетки, чтобы вызвать у нее на подсознательном уровне отрицательные ассоциации с электрическим стулом.
– С ума сойти! А, допустим, руку целовать?
– Элементарно. Повод рассмотреть поближе кольца, браслеты – драгоценные или подделка. И решить, стоит ли за ней ухлестывать с целью обобрать впоследствии.
– Вот это да! Вы, часом, не прокурором работаете? Перед такой способностью формулировать обвинения из ничего я просто снимаю шляпу.
– Можете не снимать, у вас все равно там перьев нет.
– Каких перьев?
– На шляпах раньше перья носили, вы в курсе? Потому и снимали шляпу, чтобы ими хвастаться. Как будто нормальная женщина выбирает мужчину по перьям.
– А цветы дарить?
– Цветы? Ну, это уже просто верх цинизма. Вручая букет, вы как бы говорите прямым текстом: «Вот, видите, до чего они прекрасны? А теперь посмотритесь в зеркало и сравните себя с ними».
– Ну хорошо, допустим. А дверь? У вас и тут объяснение есть?
– Конечно. Причем элементарное. Представьте себе пару питекантропов.
– Кого?
– Питекантропов. Или австралопитеков, если лично вам они ближе, во что я охотно поверю. Вот они гуляют себе вечером по лесу, а времени-то уже восьмой час, пора искать надежный ночлег. Находят, наконец, пещеру. Сразу в нее лезть рискованно: вдруг она уже занята кем-то сильно клыкастым и голодным? Вот тут и начинается этикет: леди из ферст. Причем выбора у леди нет. На случай, если она не захочет быть ферст, у джентльмена имеется суковатая дубина. Против клыкастого она вряд ли поможет, но для того, чтобы поучить леди этикету, вполне сгодится. Поэтому прекрасная половина, дрожа и озираясь, заходит в пещеру, а сильная половина внимательно прислушивается к происходящему там. И если оттуда донесутся неподобающие, но характерные звуки – вой там или рычание, а может, сразу жевание или глотание – вся ясно: эта пещера не подходит, надо искать другую. А заодно и другую леди, чтобы было кому в ту пещеру ферст.
– Я так понимаю, этой леди вы бы не хотели быть?
– Однозначно. И этим джентльменом тем более.
– Понятно. Значит, остается клыкастый в пещере. Поздравляю вас, мадам, с удачным выбором. А теперь давайте все же выйдем отсюда, отпустим, наконец, этот злосчастный автобус и продолжим беседу вон в том баре, где вы, судя по всему, будете рады заплатить за меня. Предложите мне руку, чтобы я не упал. Придержите мне дверь. Спасибо. Пододвиньте мне стул. Закажите мне пива. Потом вам придется проводить меня домой. Только до подъезда. На большее не рассчитывайте, я мужчина порядочный. Тем более, что мне вообще сегодня нельзя.
Джаз – народу!
(к 4-летию джаз-клуба «Линк@»)
Добрый вечер, дорогие товарищи!
Вот тут общественность поручила мне огласить некоторые итоги. Оглашаю.
Только что трудовой коллектив джаз-клуба «Линк@» с честью завершил выполнение четырехлетнего плана. По всем производственным показателям клуб вышел на первое место и красит его.
Всего за отчетный период клубом отыграно на-гора 1207 человеко-часов музыки. План по звуку и тембру выполнен на 115%.
В рамках борьбы за повышение производительности труда были приняты и успешно выполнены следующие обязательства:
1. Настраивать инструменты во время игры.
2. Заменить все малые секунды и терции на большие.
3. Освоить игру на нескольких инструментах одновременно.
4. Уменьшить долю сольных проигрышей в общем звучании. Само слово «проигрыш» в целях устранения негативных ассоциаций решено заменить на «выигрыш».
5. Повысить скорость исполнения, сократить до минимума внутрикомпозиционные паузы и простои на аплодисменты. Тут удалось добиться значительных успехов. В частности, на одном из концертов был зарегистрирован личный трудовой рекорд нашего ударника: в то время, как его сотрудники заканчивали играть первую пьесу, он уже дошел до середины третьей.
Внедрен прогрессивный метод септаккордной оплаты. Износ струн снижен на 22%, что позволило сэкономить более 40 погонных метров струн. На сэкономленных материалах сыграно 14 пьес общей продолжительностью 76 минут. Отработана технология игры на контрабасе методом пальпации, с целью сокращения расходов на смычки. Освоена новая версия ноты «си» – «си-плюс-плюс». Практически завершен переход от черно-белой клавиатуры к цветной.
Большое внимания уделяется технике безопасности. Место перед тромбонистом огорожено согласно действующим правилам и снабжено табличкой с надписью: «Уйди от греха!».
При клубе работает кружок художественного чтения партитуры. Регулярно проводятся занятия секции гражданской обороны. Упражнение по сборке-разборке контрабаса теперь выполняется за сорок секунд.
Активно ведется шефская работа. Проведен ряд концертов для сотрудников подшефного симфонического оркестра Тель-Авивской филармонии.
Клуб «Линк@» внес важный вклад в мировую музыкальную культуру. Недавно от имени его членов было отправлено коллективное письмо Бритни Спирс с просьбой больше не петь.
Вместе с тем, в работе клуба еще имеются отдельные недостатки. Плохо налажено снабжение нотами и словами, вследствие чего музыкантам часто приходится играть экспромтом, а вокалу – петь «та-би-ду-ба-ди-бу-да». Выбор репертуара осуществляется по какому-то странному, явно дискриминационному принципу: при наличии большого числа хороших композиторов исполняется почему-то только музыка толстых. Короче, нельзя останавливаться на достигнутом, а нужно идти вперед.
Дорогие члены клуба! Будучи чрезвычайно в этот торжественный от всего и более чем радости вместе с тем людям незабываемо от всей души очередной дарить во имя поскольку рубеж дальнейших передовой на благо. Продолжайте в том же духе, на радость всем, в той или иной степени помешанным на джазе, людям. Я не случайно сказал «помешанным», ибо какой нормальный человек будет любить джаз, когда вокруг столько хорошей попсы!
А теперь, все, что мне осталось – это завершить свое приветствие словом из трех букв, которое все мы хорошо знаем еще с детского сада: ура!
Театральные будни
– Простите, у вас случайно нет лишнего билетика?
– Случайно есть.
– О! Наконец-то повезло. Спасибо!
– Не за что. Вот, пожалуйста. С вас сорок.
– Так дешево? С ума сойти! Вот деньги. Еще раз спасибо!
– Пожалуйста. Рад был помочь.
– Э-э-э... Стойте! Он же использованный! Без контроля! И вдобавок на вчера!