Поговорили о больнице, открытой ещё в 1870 году, которую признали нерентабельной. Михаил просил в районе и области отдать её ему, не отдали, разворовали оборудование, хотели продать территорию площадью в семь гектаров частным застройщикам. Но он провёл местный сход, подключил журналистов и больницу восстановил.
– Я его спрашиваю, – заметил Саблин, – зачем тебе этот геморрой с развалинами? Он ведь не только больницу отремонтировал, ещё и пионерлагерь раздолбанный восстановил. Одни растраты. Жил бы спокойно, деревья для олигархических усадеб выращивал. Так знаешь, что он ответил?
Прохор посмотрел на Михаила, вытиравшего пот со лба.
Михась подмигнул ему.
– Люблю, когда меня хвалят. А насчёт затрат… это же такое счастье – что-то конкретное после себя оставить! Бесплатная больница для стариков, оздоровительный лагерь для детишек, турбаза, фермерское хозяйство, леспромхоз – двадцать гектаров лесопосадок. Вот живу и радуюсь жизни!
Прохор хотел сказать, что местная чиновничья рать наверняка имеет со всего этого свой навар. Но энтузиазм бывшего бизнесмена потрясал, и об издержках его деятельности вспоминать не хотелось.
– Да и помогать мне стали, – закончил Михаил, вставая из-за стола. – Кто деньгами, кто материалами. Добрых людей, у которых есть кое-какие свободные деньжата, в стране хватает, им просто надо показать, во что и как их вложить. Сейчас самовар принесу, у меня ещё прадедовский.
Он вышел.
Саблин отставил кружку.
– Царский кисель! Как он тебе?
– Кисель?
– Михась.
Прохор молча поднял большой палец.
– Останешься здесь на пару недель?
– На пару не останусь, максимум на неделю.
– Я уеду завтра. Ты обещал мне показать, как можно выходить из башки и бродить по «матрёшке».
Прохор покатал по столу шарик из хлеба.
– Это опасно, Дан.
– Вот тебе на! – удивился Саблин. – Сам ходишь, тебе не опасно? Если я научусь выбираться в числомиры, то смогу сопровождать тебя везде, где можно.
Прохор помолчал, посматривая на приносящий умиротворение пейзаж, прислушиваясь к далёкому пению петухов.
– Хорошо, завтра.
– Сегодня!
Прохор покачал головой, честно признался:
– Отдохнуть хочется. Сердце покоя просит.
– Как говорил один известный политический деятель, – развеселился Саблин, – сроду такого не было – и опять то же самое. Покой нам только снится.
На веранду вышел Михаил, неся двумя руками сверкающий начищенной медью самовар.
– Чаёк поспел.
– Я кисельку, – отказался Саблин.
Прохор понял, что, если откажется и он, хозяин обидится, и подвинул к самовару кружку.
* * *
До вечера они с Данимиром отдыхали, обошли окрестности села в том месте, где стояла усадьба Михаила Шулепова, и Прохор наконец посвятил Саблина в тайны «перехода души в соседние измерения».
– Помни главное, – закончил он, удовлетворённый тем вниманием, с каким Данимир прислушивался к его словам. – Алгоритм перехода передаётся элементарно, достаточно уметь концентрировать внимание и входить в трансовое состояние.
– Это часть боевых практик, – отмахнулся Саблин, – нет ничего проще.
– Начинаешь с представления геометрических фигур, входящих в композицию эргиона, создаёшь число-формо-семантическую структуру…
– Не повторяйся, я уже понял. Что главное?
– Надо научиться делать это очень быстро, как говорится – «пакетом», импульсом. Во-первых, это общее условие перехода. Во-вторых, чтобы достичь определённой числоформной композиции, соответствующей нужной числореальности, надо уметь «перелистывать» слои «матрёшки» со скоростью…
– Пулемёта!
– Не ехидничай, именно так, и даже быстрее. Повторим ещё раз?
Саблин подхватился со стула, – он сидел рядом с кроватью в комнате Прохора, на которой лежал сам Прохор, – походил под его взглядом туда-сюда, сел совершенно спокойный.
– Я всё помню, но повторю. Процесс формирования перехода состоит из пяти фаз. Первая: организация события на доречевом уровне.
– Воля.
– Фаза два: уровень мыслеформы.
– Воля – мысль.
– Третья фаза: уровень ментального моделирования.
– Абстрактно-символический.
– Четвёртая фаза: образно-символический синтез, связь цифр и форм. И пятая – выход сознания в состояние потока, проникающего в суть формы.
– Садитесь, студент, пять. По сути, это комбинация замысел – воля – мысль – объединение – решение. Подробности придётся повторять не раз. И ещё надо научиться не только погружаться в спектр числоформ, но и вовремя возвращаться обратно в тело. Оно, конечно, способно функционировать на рефлексах, но время от времени требует опорожнения от шлаков и пополнения энергоресурсов.
– То есть еды и питья. Это я понимаю. Давай попробуем?
– Тебе нужен свой эргион, этот я тебе не отдам.
– Покажи – как, я сделаю.
– Я сам тебе сделаю. Приедешь в следующий раз, он будет готов. Инструмент и материалы я взял на всякий случай.
На улице послышался звук подъехавшей автомашины, потом весёлые детские голоса.
– Михасевы детки приехали, – поднялся со стула Саблин, глянув на часы, – пошли знакомиться.
Уже после вечернего моциона, надышавшись ароматами вечерних трав, они вновь устроились в спаленке Прохора с кружками свежезаваренного чая.
– Хочу проверить свои силы, – заявил Данимир. – А ты проконтролируешь.
– Надо предупредить Михаила, – вспомнил Прохор.
– О чём?
– Что я иногда буду глух, слеп и нем. Час, два, а то и больше.
– Во время выходов? Да, я ему расскажу… о твоих способностях отключаться от всего мирского. Итак, меняемся местами, теперь ты учитель, а я ученик.
– Сядь поудобней, а лучше устройся на кровати.
Саблин послушно лёг на кровать поверх покрывала.
Прохор пристально смотрел на него, пытаясь вспомнить, что он забыл рассказать Данимиру. Саблин заметил это:
– Ты чего смотришь, как боксёр на соперника?
– Не получится – не нервничай.
– Хочешь сказать: рождённый ползать летать не может?
– У меня тоже не с первого раза вышло. Я вообще тогда не понял, что произошло. Хорошо, что мне помогли.
– Тот самый «странник по звёздам»?
– Кто?
– У Джека Лондона есть прекрасный роман «Смирительная рубашка», герой которого научился в тюрьме вылетать из тела и путешествовать по мирам.
– Я не путешествую по звёздам.
– Ну, я образно выразился. Кто он? Я имею в виду – в реальной жизни?
Прохор вспомнил встречу с ДД, как называли все математика Бурлюка, академика РАЕН, первым сформулировавшего законы когнитивной формологии. Они встретились в Москве, на конгрессе математиков, куда пригласили и Прохора, и Дмитрий Дмитриевич сразу понял, чем занимается молодой сотрудник Центра «Осколково». Он и дал первые советы Прохору, позволившие ему осознать впоследствии значение цифр и геометрических форм и стать формонавтом – путешественником по числореальностям.
– Он математик, академик… исчез… при странных обстоятельствах.
– Убили?
– Не знаю, больше я его не встречал.
– Поискал бы.
– Звонил, сказали, что уехал за рубеж.
– Что у тебя за характер? Всё приходится вытаскивать из тебя клещами. Давай эргион.
Прохор протянул модуль:
– Положи на грудь, накрой ладонью.
– Глаза закрывать?
– Как хочешь, необязательно. Я закрываю.
Саблин поёрзал, устраиваясь поудобней.
– Первый шаг – на одну цифру вверх, в десятку. И назад. Правильно?
– Десятка – совершенное число, вечный цикл в Едином, символизирует идею абсолютного совершенства…
– И числовой завершённости, – закончил Саблин. – Означает небо, абсолютную полноту и возврат к единству на высшем уровне. Я помню.
Прохор сел на стул у окна, потягивая чай.
Саблин затих, положив ладонь на миниатюрную композицию – один внутри другого, тот внутри следующего и так шесть раз – многогранник эргиона. Он долго смотрел в потолок, не двигаясь, сосредоточенный на своих ощущениях, и вдруг Прохор каким-то шестым чувством угадал, что Данимир ушёл!
Он отставил кружку с чаем, подошёл к кровати.
Саблин дышал, но очень редко, и сердце у него работало с частотой едва ли не более тридцати ударов в минуту, и глаза глядели перед собой, но ничего не видели.
– Не торчи там долго, – пробормотал Прохор. – Испугаешь «родича».
Где-то стукнула дверь, послышались голоса Михаила и его милой жены Ани. Дверь стукнула ещё раз, голоса стихли.
Донёсся взрыв детского смеха, сменился тишиной.
Дети в семье Шулеповых ложились спать не позже одиннадцати часов вечера, наступил этот момент.
Прошло пять минут.
Саблин по-прежнему не двигался.
Прохор представил себе, как он сам выглядит во время «блужданий души» по числомирам, вне тела, и ему стало неприятно. Саблин смотрелся как «живой труп», человек в коме.
Прохор хотел пошевелить его, брызнуть на лицо водой, попробовать вывести из состояния «комы», но Саблин сделал это сам.
Он вдруг глубоко вздохнул, шире открыл глаза, повернул голову, глянул на друга затуманенным взором.
– Каррамба!
– Слава богу, очнулся, путешественник, – вздохнул Прохор с облегчением. – Я уже пожалел, что согласился на эту авантюру. Получилось? Что видел?
– Офигительное ощущение! – Саблин сел на кровати, потрогал голову, помял шею пальцами. – Сначала я подумал, что ничего не вышло, но потом разобрался.
– Где оказался?
– Не поверишь, но Саблин-10 тоже сейчас в деревне, только она находится не в Рязанской губернии, насколько я понял, и называется Колионово.
– Всё правильно, жизнь близлежащих числомиров отличается незначительно. Меня видел?
– Тебя? Ах да, ты думаешь, тот Прохор был со мной? Нет, он в Суздале, они разговаривали по телефону. По-моему, я его озадачил.
– Кого?
– Десятого Данимира. Он меня почуял, когда я начал осматриваться, и бросился рьяно искать в своей голове «беса». Пришлось успокаивать.
Прохор сжал зубы.
– Как?
– Ну, я ему нашептал на ушко, что я из другого измерения, что таких, как мы, – миллионы и мы можем общаться.
– И он успокоился?
– Не совсем, хотя крепкий мужик, с рассудком у него всё в порядке. Во всяком случае, психовать он не стал, таблетки пить тоже, врачам звонить даже не подумал. Тут позвонил ты, то есть десятый Прохор, я послушал и тихо слинял.
– Я же тебя учил, как обходить сознание носителя, чтобы он ничего не почувствовал.
– Извини, растерялся, – виновато сморщился Саблин. – Дай водички.
Прохор налил в кружку родниковой воды из графина, подал другу.
– Что ещё ты успел оценить?
– Деревню. – Саблин расплылся в улыбке, потряс указательным пальцем. – Мы с «родичем» выходили на улицу. Восхитительная архитектура, без дураков! Такие терема, такие шатры, такие узоры! У нас только в глубинке можно увидеть резьбу по дереву – наличники там, балясины, коники, ворота, да ещё в рисунках художников. У моей Вареньки есть альбомы старых художников, создавших целый цикл картин «Русь изначальная, дохристианская», вот примерно то же самое я и увидел. Дух захватило! Чистое барокко. Всё летит, тянется вверх, воздушное, лёгкое, красивое. А ведь на дворе 30-е годы XXI века!
– Это не барокко, – задумчиво сказал Прохор, слегка удивлённый реакцией всегда уравновешенного Саблина. – Симметрию и гармоничные пропорции пользовали и наши прадеды. Недаром десятка совершенна, потому что объединяет дух и материю. И архитектура десятого Ф-превалитета включает в себя все законы «божественных» пропорций.
– Золотое сечение?
– Золотое сечение, золотой вурф, «летящий» фрактал.
– Ты говоришь как архитектор.
– Я говорю как математик.
– В общем, кое-что я увидел, но понял далеко не всё, так что надо бы сбегать туда ещё разок. Да и «родича» – десятого Саблина успокоить не мешало бы.
– Успокойся, надо всё тщательно проанализировать. Я вообще удивлён, что ты с первого раза вернулся домой, в родного носителя. Мне это удалось только с третьей попытки.
– Ладно, давай анализировать, – согласился Саблин. – Я только за киселём схожу.
Он сунул ноги в тапки, пошлёпал к двери.
– Пока ты будешь пить кисель, я схожу в десятку, – улёгся на кровать Прохор. – Посмотрю, какую ты волну там поднял. Выясню, звонил ли десятый Данимир моему «родичу».
– Я подожду. – Саблин вышел, всё ещё находясь под впечатлением своего первого выхода в «матрёшечную» Вселенную.
Прохор погладил эргион, ощутив его слабую вибрацию, сосчитал до трёх и нырнул в «прорубь» виртуального перехода между числомирами.
Глава вторая
Второй
Давайте знакомиться
Вставать было лень.
Будильник, встроенный в изголовье кровати, вторично издал мягкий мурлыкающий звон.
– Замолкни! – проворчал Прохор, глядя на чистое голубое небо в окне, с которого сползла ночная вуаль.
Будильник обиженно замолчал.
Вспомнилось старое: лень – двигатель прогресса.
Прохор усмехнулся. Возможно, те компьютерные и кибернетические прибамбасы-гаджеты в доме и были выдуманы адептами лени, однако они существенно скрашивали и разнообразили жизнь.
– Кофе!
– В постель? – вкрадчивым, исключительно мягким голосом осведомился мажордом.
– Нет, буду завтракать на кухне, через четверть часа. Кроме кофе, яичницу с беконом на два яйца и бутерброд с фитаки. Мультисок.
– Будет сделано.
Прохор полежал ещё минуту, настраиваясь на рабочий ритм, встал и пошлёпал босыми ногами в бытовой модуль с туалетом и ванной.
Квартира у него была небольшая, двухкомнатная, но современная, напичканная гаджетами всех типов, и любой его жест или слово сопровождались бесшумными всполохами наблюдающих и ухаживающих за домом технических систем. В 2030 году эти системы завоевали весь мир, и даже в таких небольших русских городках, как Суздаль, ими пользовались все, кто имел достаточно средств для реализации своих фантазий. А поскольку Прохор Шатаев (фамилию Шатаев он взял по матери после того, как отец, Кирилл Смирнов, бросил семью) работал ведущим специалистом студии технического дизайна «Суздалёт» при Аэрокосмической корпорации «Энергия», он мог себе позволить пользоваться встроенными в стены, пол и потолок супермодными хомерами, как называли системы датчиков и манипуляторов.
Пока он умывался, сотни белковых датчиков в зеркале, унитазе и раковине провели анализ его физического состояния на молекулярном уровне. Включённая после этого тихая музыка сообщила ему, что со здоровьем у него всё в порядке.
– Выключи, – бросил он, разглядывая себя в зеркале.
Нарциссизмом он не болел, однако за обликом следил, а так как в воскресенье он не брился – из-за той же лени, то подросшая за двое суток щетина напомнила ему о необходимости привести себя в «светское» состояние. «Модно» небритых мужчин он не уважал с детства.
Бритьё заняло три минуты. Роботами типа «универсал» с кучей манипулей Прохор не пользовался, у него была простая бритва «Руссобраун», крохотные эффекторы которой легко превращали кожу лица в идеально гладкую «пустыню».
Яичница и кофе ждали его на кухонном столе.
Здесь хозяйничал кухонный киб, имеющий свой интеллектуальный центр, а помогали ему три передвижных манипулятора. Вся система называлась «Стряпуха» и была изготовлена из отечественных комплектующих в Туле.
Прохор нацепил очки эмкана для дистанционной связи с компьютером по имени Умник, вышел в Интернет и начал листать появляющиеся тексты, проецируемые очками (система бискайп) прямо на сетчатку глаза.
Пока ел яичницу и пил превосходно сваренный кофе, успел оценить мировые новости.
Международная марсианская экспедиция готовилась к зиме на Красной планете, для чего строила подземную станцию в районе горного комплекса Эуменид. В её состав входила и платформа, созданная российскими специалистами, с которой стартовал модуль «Фобос-грунт ББ» и наконец-то достиг спутника Марса, чтобы начать его изучение.
Китайский космический зонд «Шеньчжоу-ГГ» достиг орбиты Юпитера и хотя саму планету не нашёл – она прошла мимо двое суток назад, – это считалось великим достижением. Теперь китайцы намеревались переориентировать зонд и послать его к следующей планете – Урану.