Петя был самым больным пинком от сестры, который получала Ольга. Петя учился в их школе, только двумя классами старше. И был последним в очереди желающих проводить Наташу до дому. Он всегда шел сзади – жили они в соседних домах, так что по дороге. Петя влюбился в Наташину спину – натянутую и гибкую. Шел и сверлил ее взглядом. Наташу провожал очередной поклонник. Петя смотрел, как Наташа выгибает позвоночник, уворачиваясь от наглой или робкой, в зависимости от кавалера, руки.
Однажды Пете почти удалось ее проводить – в тот день, когда он ободрал на школьном дворе куст едва зацветшей сирени и подарил букет Наташе. Но Наташа его не дождалась. Петя стоял в кабинете завуча, куда его вызвали за порчу зеленых насаждений, и в окно видел, как она уходит с его букетом и с другим.
Петины родители – биологи – эмигрировали в Америку в те годы, когда уезжали, не зная куда, но зная, что навсегда. Петю оставили в Москве на перепуганную двоюродную сестру по отцовской линии – Генриетту Моисеевну. Обещали забрать, когда устроятся. Но прошел год, два. Родители Пети сгинули. Тетя Геня обращалась к племяннику всегда одинаково: «Бедный мальчик», – неважно, о чем шла речь в дальнейшем. «Бедный мальчик, иди есть», «Бедный мальчик, ты уроки выучил?», «Бедный мальчик, вынеси мусор». Петя не задумывался над смыслом – он был слишком мал, когда уехали родители, и факт «бросания» в его памяти не остался.
Тетя Геня была старой девой. Если бы не было Пети, тетя Геня точно вышла бы замуж и родила своих детей. За ней ухаживал юноша из приличной еврейской семьи – Илья. Водил ее в музеи и в консерваторию. За свиданиями следила мама юноши – Эсфирь Львовна. Делала это тактично, чтобы Геня не заметила. Для конспирации приходила на выставку с подружкой или брала билеты на концерт в амфитеатр, если Геня с Ильей сидели в партере. Но Геня замечала. Спиной чувствовала на себе ее взгляд и взгляд подружки.
С Эсфирь Львовной Геня познакомилась случайно – в синагоге «на горке», куда приехала за мацой. Не то чтобы Геня соблюдала обряды, просто с детства любила омлет с мацой. Эсфирь Львовна тоже приехала за мацой. Обменялись приветствиями, ничего больше. Гене нравились такие старушенции. Хотя почему старушенция? Эсфирь Львовна, если посчитать, еще вполне себе дама. Геня не понимала, как можно носить такое красивое библейское имя и так выглядеть? Лицо Эсфирь Львовны как будто было крепко сбрызнуто лаком для волос «Прелесть». Высокая прическа, волосок к волоску. Сдвинутые к переносице нещипаные брови. Губы, обведенные красным карандашом выше естественной границы. Куриной попкой. И грудь, обвисшая, как два ослиных уха. Эсфирь Львовна, видимо, не признавала бюстгальтеров – грудь лежала на животе.
Второй раз они столкнулись на кладбище – в колумбарии, где были похоронены бабушка Гени, тоже Генриетта, и родители Эсфирь Львовны. После этого она пригласила Геню в гости. Геня понимала – познакомить с сыном, о котором Эсфирь Львовна только и говорила: красавец, большая умница… Илья Гене не понравился. Никакой. И губы, как у мамы – куриной попкой. Но Эсфирь Львовна уже все решила. Гене было двадцать четыре, Илье – двадцать восемь. Чего тут решать? Илья позвонил Гене и пригласил на выставку. Геня Илье тоже не понравилась – просто не его тип женщины, – но с мамой он не спорил. Так что они оба встречались ради Эсфирь Львовны. И поженились бы, лишь бы ее не огорчать, если бы не свалившийся Гене на голову Петя.
Петиного отца Геня помнила плохо, детскими обрывочными воспоминаниями – на даче, за детским столом на дне рождения. Петю она вообще никогда не видела. Но отказать брату, хоть и двоюродному, не смогла. Петин отец привез Гене книги и Петю – на хранение. Они тогда все распродавали, чтобы уехать.
Когда Эсфирь Львовна узнала о существовании Пети, уехавших за границу Петиных родителях – Геня позвонила и все рассказала, – Илья пропал. Геня не выясняла почему. И так все поняла. Эсфирь Львовна решила, что ее сыну не нужна такая невеста. Со сгинувшими за границу родственниками и племянником на шее. Мало ли что? А вдруг проверять начнут? А Илюша? Не дай бог…
Так Петя сломал Гене личную жизнь. Но она никогда об этом не жалела. Петя стал ее семьей. Она жарила ему омлет с мацой.
Геня за Петю очень боялась. До тошноты. Боялась, что с Петей что-то случится – он заболеет, сломает ногу, упадет. А вдруг позвонит брат и спросит про сына? Что она ему скажет? Что недосмотрела? Боялась, что брат объявится и Петю придется отдавать. Боялась, что Петя подрастет и сам ее бросит – за ненадобностью. Поэтому из Гени получилась аидише мамэ не хуже Эсфирь Львовны.
Петя путался и иногда называл ее мамой, но Геня его всегда поправляла – рассказывала Пете историю семьи и учила с ним, как зовут папу, бабушку, дедушку. Только она не помнила, как зовут Петину маму – жену брата. Забыла. Пришлось придумывать – Соня.
– Тетя Геня, не встречай меня из школы. Я сам, – просил Петя. Он учился уже во втором классе, и никого, кроме него, родители не встречали. Его и так дразнили.
– Тетя Геня, я еврей? – спросил первоклассник Петя.
– Да, – ответила она.
– Я не хочу быть евреем, – пробурчал Петя.
– А кем ты хочешь быть?
– Негром.
Гене Петя казался еще слишком маленьким, слишком неготовым к этой жизни. Поэтому и встречала. Придумывала на ходу – что шла мимо школы и забыла дорогу домой. А Петя ее доведет. Что устала нести тяжелые сумки – Петя поможет. Петя не верил в тети-Генины уловки, но делал вид, что верит.
Петя рано, несмотря на усилия тети Гени, повзрослел. Понял, что может рассчитывать только на себя. Понял, что в ответе за тетку.
Его родители объявились, когда Пете исполнилось шестнадцать. Не самый удачный возраст. Позвонил отец. Из Америки. Поздравил с днем рождения. Петя слушал его голос по телефону и пытался уловить, вернуть в памяти знакомые интонации – ничего, голос незнакомого мужчины. Тетя Геня, пока они разговаривали, плакала на кухне и кромсала в пальцах квадратик мацы. Отец предложил Пете приехать – у него была работа, дом, стабильность, новая жена, которую, по мистическому совпадению, звали Соня. Мать Пети осталась в Германии, где у неё тоже был новый муж и новый ребенок. Мать, со слов отца, собиралась позвонить. Только боялась, что Петя ее не простит.
– Ты понимаешь, нам было очень тяжело. А ты был слишком маленький. – Отец пытался оправдаться.
Петя после того разговора долго плакал у себя в комнате. Отцу он ответил, что приехать не сможет – нужно заканчивать школу, поступать в институт. Петя не сказал главной причины – он не имел права оставлять тетю Геню.
Когда Петя понял, что влюбился в Наташу, он спросил у тети Гени:
– Если я еврей, я должен жениться на еврейке?
– Какие глупости, – улыбнулась тетя Геня, – женись на ком угодно, лишь бы ты был счастлив. – И добавила: – Бедный мальчик.
Петя решил жениться на Наташе и даже знал, как это сделать.
* * *
Он решил зайти с другого конца – с Ольги. Заходил за ней в музыкальное училище и провожал до дома. И в доме он стал своим на правах Ольгиного ухажера. Осторожно спрашивал у Ольги про сестру. Ольга рассказывала ему, что Наташке такие, как он, не нравятся. Ей подавай что-нибудь поярче. Чтобы был красавцем, душой компании. А ей, наоборот, нравятся такие, как Петя, – с внутренней энергетикой. Ольга видела, как Петя смотрит на Наташку. Но надеялась, что он рано или поздно выберет ту сестру, которая ему больше подходит. Ее, Ольгу. Ольга была в него влюблена.
Петя после окончания школы выпал из жизни сестер и появился через пять лет. Тихой сапой, медленно, но верно за эти годы он окончил институт и удачно распределился. В НИИ. От сгоревшей от рака тети Гени ему досталась квартира.
Тетя Геня начала сдавать после того звонка своего двоюродного брата. Сдавала на Петиных глазах. Но никогда не жаловалась и, как часы, вставала жарить Пете по утрам омлет с мацой и гладить ему рубашки. Только нога болела.
Уже в больнице, когда от тети Гени под простыней почти ничего не осталось, он узнал, что ей давно сделали операцию. По женской части. Вырезали матку, пораженную опухолью. Петя учился в пятом классе.
Тетя Геня научила его жарить омлет с мацой, варить сосиски, показала, где лежат деньги, и велела подналечь на английский. Английским с Петей занималась подруга детства тети Гени – Элла Эдуардовна.
– Мне нужно уехать. Ты уже взрослый. Я на тебя рассчитываю, – сказала тетя Геня и уехала.
Петя тогда обиделся на тетку. Элла Эдуардовна, до этого приезжавшая два раза в неделю – тетя Геня готовила Петю к будущей заграничной жизни с родителями, – стала приезжать каждый день. И если раньше все ограничивалось грамматикой, в которой Петя был силен, то, пока не было тети Гени, Элла Эдуардовна мучила Петю практикой. Ему было сложно излагать свои мысли даже на русском – он предпочитал письменные работы, а тут пришлось говорить. Элла Эдуардовна, заходя в квартиру, переходила на английский. Она варила суп, мыла полы, гладила рубашки, а Петя должен был на английском рассказывать, как прошел день в школе, что он прочел, что купил в магазине…
Он писал письма тете Гене, в которых жаловался на Эллу Эдуардовну. Элла Эдуардовна однажды увидела письмо – Петя забыл листочек на столе. Он испугался. Думал, что Элла Эдуардовна начнет его ругать. Но она сказала:
– Слова в предложения складывать ты умеешь. А теперь переведи это на английский. И я отвезу письмо тете Гене.
– А вы знаете, где она? – спросил Петя.
– В больнице.
– А про вас тоже переводить? – уточнил на всякий случай Петя. Ему было стыдно за то, что он склонял Эллу Эдуардовну в письме: «Элла Дурдомовна, Элла Придуровна».
– Да, и про меня тоже.
Петя начал переводить письмо. Элла Эдуардовна прочла, даже ошибки не исправила, а на следующий день привезла ответ от тети Гени. После этого Петя Эллу Эдуардовну полюбил. Помимо писем тете Гене, Элла Эдуардовна давала ему переводить детские стихи, песни.
Знанием английского «не по программе» Петя завоевал авторитет у одноклассников, которые его больше не дразнили, но и не дружили – боялись. Потому что он был странный – самодостаточный. Однажды класс решил довести историка. Историка звали Таракан – за усы. Долго думали, что бы ему такого сделать. Тараканов в класс уже приносили и давили их прямо на карте мира. Старались давить аккуратно, чтобы они растекались по красному пунктиру, обозначавшему границу СССР. Живого таракана в классный журнал подкладывали, правда, неудачно. Таракан умудрился выползти до того, как историк открыл журнал. Главный спец по срывам уроков Витька подошел к Пете – главному в классе спецу по английскому – и спросил, как будет Таракан по-английски. Петя сказал: «Cockroach». «Как?» – спросил Витек. Петя написал на доске. Историк, живший с Эллой Эдуардовной в одном подъезде, сразу понял, кто это написал. Стер надпись, приговаривая, как тетя Геня: «Бедный мальчик».
Из больницы тетя Геня ушла под расписку – отпускать ее не хотели. Но она сказала врачу: «Поймите, мне нельзя болеть, я и так у вас долго лежу, а у меня племянник маленький. Вот поставлю его на ноги и вернусь к вам на сколько скажете – обещаю. А сейчас не могу». Врач пожала плечами и дала Гене подписать бумагу. Эта странная молодая женщина, которую лишили возможности иметь детей и дали ей в лучшем случае год жизни, даже ни разу не заплакала. Все плакали, а она нет.
Тетя Геня сказала про год жизни только подруге – Элле Эдуардовне: «Вот увидишь, как всегда, ошибутся. Год. А что потом с Петей будет?»
Врачи ошиблись. Тетя Геня жила, пока не почувствовала, что Петя сможет о себе позаботиться. Жила, пока не позвонил его отец. Она знала, что Петя сможет уехать в Америку. За его английский Геня была спокойна – Элла Эдуардовна знала свое дело.
В больницу тетя Геня пришла сама. К той самой врачице, от которой уходила под расписку. «Здравствуйте, я пришла, как обещала», – сказала ей Геня. Врач уронила ручку. У Гени не было ни одного здорового органа – весь организм в метастазах. Четвертая стадия. Геня запретила Пете приходить к ней. Не хотела, чтобы мальчик видел ее в халате. Дома она себе такого никогда не позволяла. Она вообще не хотела, чтобы Петя видел ее такой – больной и слабой. Но Петя, несмотря на запрет, приезжал, привозил фрукты, давал медсестрам деньги, чтобы к тете Гене лишний раз подошли.
– Не волнуйся, ты долго со мной не будешь мучиться, – говорила тетя Геня. – Сейчас не могу умереть, Эллочку надо дождаться. Вот она вернется с дачи. Не хочу портить ей отдых.
Так и получилось. Элла Эдуардовна вернулась с дачи, приехала к подруге днем, а вечером Геня умерла.
Когда Петя разбирал вещи, то в книгах нашел конверт. Подписанный: «Петечке на жизнь». В конверте были деньги. Много. Эти деньги присылал Петин отец, а Геня их собирала.
Он появился у Наташи с Ольгой без звонка. Ольга была в своей музыкалке, в которую пошла работать после училища, мать – в очередных гостях, а Наташа красила ногти. От неожиданности она даже пузырек с лаком опрокинула. Пока бегала за тряпкой и терла пятно, Петя описывал свои «стартовые» возможности и перспективы на будущее.
Когда вернулись Ольга и мать, Наташа уже успела сказать Пете «да».
– Почему ты так быстро согласилась? – спросила у сестры Ольга. Она злилась и от злости кусала и без того коротко обстриженный ноготь большого пальца.
– А что тут думать? Петя – идеальный вариант. И потом, так скучно, хочется праздника, – беззаботно ответила Наташа. – Слушай, мне платье купить или в ателье заказать?
– Не знаю, как хочешь, – ответила Ольга, – но ты же его совсем не любишь.
– Зато он меня любит. А я позволю ему себя любить.
За что Петя любил Наташу, он не знал. И была ли это любовь, тоже не знал. Но он всегда ставил перед собой цели и добивался. Чем сложнее была цель, тем Пете было интереснее. Наташа была такой целью. Правда, когда она сразу же согласилась выйти за него замуж, Петя даже расстроился. Не ожидал, что нужно так мало – квартира, деньги, перспективы. Он знал, что в него влюблена Ольга. Но с Ольгой было неинтересно и брезгливо. Петя хорошо помнил, как Ольга отмечала день рождения и пригласила его. Остальные гости были гостями Наташи. Ольга усадила его рядом с собой, чтобы ни у кого не было сомнений в их отношениях. Петя не возражал – Наташа оказалась напротив, и он мог ее разглядывать. Через стол. Когда веселье было в разгаре, Ольга полезла к нему целоваться. Петя не смог отказать имениннице. Ольга закрыла глаза и шумно стонала. Петя, целуя Ольгу, глаза не закрыл и видел, как в комнату вошла Наташа и улыбнулась ему. Пете было неприятно целовать Ольгу. На уровне физических ощущений.
Ольга была предсказуема. Наташа – нет. К тому же Наташа была красива. В Ольгу же, несмотря на внушительные габариты, приходилось вглядываться, чтобы разглядеть, а в миниатюрную Наташу – нет. Наташа бросалась в глаза сразу – грудью, ногами…
Наташа была такая тонкая и наивная, что ее хотелось защитить, уберечь… Хотя Петя понимал, что Наташа не такая тонкая и не такая наивная. Но Петя видел Наташкину спину и плыл глазами. Он еще тогда, в день, когда пришел к ним спустя пять лет, подумал, пусть Наташа делает что хочет, запрещать все равно бессмысленно, только пусть будет рядом. Пусть только позволит дотронуться до спины.
* * *
Ольга была свидетельницей на свадьбе сестры. Новое платье портила красная лента через плечо – на свадебных атрибутах настояла Наташа. На фотографиях с бракосочетания Ольга получилась с недовольным лицом. Она так и не смогла себя заставить улыбнуться. Ненависть к сестре и обида на Петю засели внутри, в желудке, и отдавали болью в голову. Ольга наглоталась но-шпы и валерьянки. Петя с тещей делали вид, что все отлично.