Сама новобрачная с утра напилась шампанского, долго блевала в туалете ЗАГСа и громко икала, пока женщина-регистраторша произносила торжественную речь. В зал регистрации Наташа тоже вошла не сразу. Уже на пороге развернулась и заявила, что не желает слушать марш Мендельсона. Не хочет, как у всех. Хочет что-то особенное.
– Прекрати, пожалуйста, ну какая тебе разница? – пыталась образумить сестру Ольга.
– Что ты хочешь? – спросил Петя невесту.
– «Сулико», – ответила Наташа и пьяно засмеялась.
– Хорошо, – ответил Петя.
«Сулико» сыграли – Петя договорился и заплатил. Наташа шла по выцветшей ковровой дорожке пританцовывая.
Ольга еле держалась на ногах от лекарств и боли. Она не понимала, как сестра может себя так вести в такой день, и понимала, что день только начался. Ольга стояла с букетом роз, но чувствовала не запах цветов, а запах блевотины. Ей пришлось держать платье Наташи в туалете ЗАГСа, чтобы та его не заляпала. Но Наташа все-таки умудрилась испачкать наряд, и Ольга отмывала расшитое бисером декольте сестры куском хозяйственного мыла.
Опасения Ольги подтвердились. На ступеньках ЗАГСа Наташа выхлебала еще шампанского и еле доехала до Красной площади, где они должны были возложить цветы к могиле Неизвестного солдата. Наташа захотела в туалет и искала глазами кустик. Кустик не находился, и Наташа жаловалась Ольге, что больше не может и сейчас описается прямо здесь. Ольга еле дотащила сестру до туалета ГУМа, умирая от стыда под взглядами прохожих.
Ольга смотрела на Петю. Тот, казалось, вообще не заметил, что невеста пьяна и ведет себя неприлично.
– Ты чего такая раздраженная? Расслабься, – сказал Петя Ольге.
Ольга решила, что Петя прав. Если ему все равно, что будет дальше вытворять Наташа, то ей тем более. Хотя так и не нашла ответ на вопрос: «Почему Наташа, а не я?» Ведь все было хорошо – они даже целовались…
В ресторан Ольга поехала в другой машине. Вместе со свидетелем со стороны жениха – Иваном. Иван жил в Твери и приходился Пете другом.
Ольга удивилась – у Пети еще со школы друзей не было. Тем более таких, как Иван. Простоватый, хамоватый, нагловатый… И где они могли подружиться?
Иван был однокурсником Пети. Недолго. Они сошлись случайно – вместе сдавали вступительные экзамены, потом попали в одну академическую группу. Поддерживали не очень частую, но все же связь и после того, как Иван вылетел после первого курса, явившись на экзамен в пьяном виде и нахамив преподавателю.
В ресторане Ольга тоже оказалась рядом с Иваном. Она его рассматривала. Иван как раз был во вкусе Наташи. Как и положено свидетелю, он без конца шутил, говорил тосты, правда слегка похабные, предлагал конкурсы – сомнительного качества, с точки зрения Ольги. Что за глупость – пить шампанское из туфли невесты? Или заставлять жениха с завязанными глазами лапать ноги у всех женщин и определять, какая из них нога невесты? Не в деревне же. Хотя она готова была признать – Иван некрасив, но обаяния ему не занимать.
– Странно, что Петька выбрал Наташу. Я бы обратил внимание на старшую сестру, – сказал Иван Ольге в машине.
Ольга хоть и собиралась держать обиженное лицо до конца, не выдержала. Иван ей вдруг показался очень милым. А когда он снял с нее красную ленту: «Не стоит закрывать такую красивую грудь», – Ольга хоть и была шокирована наглостью, но внутри растаяла.
Ночевать молодые поехали в квартиру Пети. А Ивана было решено отправить к Ольге. Всего на одну ночь. А куда еще? Не в гостиницу же.
Ольга в ресторане напилась не хуже Наташи. Но опьянение было другим. Наташа веселилась и танцевала, задирая пышную юбку так, что мелькало нижнее белье. А Ольга злилась. Чем больше пила, тем больше становилась злой и раздражительной. Виноват был Иван, который подливал шампанское.
Дома с Иваном у Ольги случился короткий пьяный секс без воспоминаний. Ольга только помнила, что начала стелить Ивану постель на полу. Утром она проснулась накрашенная, в помятом платье, которое болталось на талии, как сдувшийся спасательный круг. Голова болела не то слово как. Очнулась только после то, как приняла душ. Вспомнила резко и тут же занервничала. Лишь бы мать ни о чем не догадалась. Ольга вспомнила, что мать ушла спать, когда они еще на кухне сидели и разговаривали. Ольга вышла из ванной. Мать пила на кухне кофе.
– А где Иван? – спросила Ольга осторожно.
– Уехал час назад. На электричку опаздывал, – спокойно ответила мать.
«Слава богу», – подумала Ольга. Хотя ей было обидно, что Иван даже записки не оставил. Но она решила, что он еще позвонит. Все-таки у них что-то было.
Иван, конечно же, не позвонил. Ольга продолжала ждать. Звонить первой не хотела. Ждала звонка и дождалась, что врач в женской консультации ей сказала: «Поздно спохватилась. Теперь рожать будешь».
Ольга позвонила Наташе.
– Попроси у Пети телефон Ивана, – попросила Ольга и разрыдалась.
Сестра обещала перезвонить. Ольга целый день просидела рядом с телефоном. Наташа позвонила поздно вечером.
– Телефона там нет, запиши адрес, – сказала Наташа.
– Мне что, туда ехать надо? – удивилась Ольга.
– Если хочешь, поезжай, – ответила Наташа, – только зря прокатаешься.
– А Петя со мной не сможет съездить? Все-таки он друг Ивана.
– Он сказал, чтобы вы сами разбирались.
Ольга взяла отгул в музыкальной школе и поехала в Тверь.
Взяла билет на электричку. Села в поезд. Названия станций не объявляли. Ольга смотрела на платформы во время остановок. Где-то через полчаса она спросила у женщины, сидящей напротив:
– А до Твери еще долго?
– Так ты не на тот поезд села, – всплеснула руками женщина, – этот в Тулу идет. Перепутала, наверное. Выходи сейчас, а то потом перегон длинный.
Ольга вскочила и побежала в тамбур. Там, качаясь, стоял мужик и курил. «Пьяный, наверное», – подумала Ольга. Ее замутило от запаха дешевой сигареты и чужого немытого тела.
– Простите, – сказала Ольга.
Мужик не поворачивался.
– Простите, пожалуйста, вы не могли бы не курить. – Ольга брезгливо дотронулась до руки пьяного.
Тот развернулся и резко саданул Ольгу по лицу.
– Чё лезешь? – заорал мужик. – Борзая очень? Щас успокою.
Ольга закрылась руками, вжалась в грязный угол тамбура и ждала, когда остановится поезд. Как только открылись двери, она вывалилась на платформу. Мужик стоял, держась за поручень, и хохотал.
Ольга села на лавочку. Лицо болело. Она даже не плакала. Просто не могла понять, почему так происходит. Почему она не может даже сесть на нужный поезд? И почему именно она попала под руку пьяному? Почему ей никогда не встречались те добрые люди, которые помогут, подскажут, доведут?.. Все они, как и все хорошее в жизни, выпадали на долю Наташи. Ту всегда довозили бесплатно, если она ловила машину, помогали донести сумку, если она шла из магазина.
Ольга вспомнила, как маленькая Наташа потерялась в большом универсальном магазине. Ольга тогда очень испугалась – мать велела ей смотреть за сестрой. Наташа нашлась возле кассы. Стояла, улыбалась, в каждой руке по конфете, которыми ее угостили продавщицы. Мать кинулась к младшей дочери, прижала ее, обцеловала всю, долго благодарила продавщиц. Ольгу тогда мать наказала. Купила Наташе шоколадку, а Ольге не купила. А когда в вестибюле метро потерялась Ольга – засмотрелась на разменные автоматы, выплевывавшие монетки, – мать отлупила ее при всех. Прямо там, в вестибюле.
Даже Петя и тот достался Наташе. А Ольге что – Иван.
Ольга вернулась домой поздно вечером. До Твери она так и не доехала. Долго ждала электричку, хоть какую-нибудь.
– Где тебя носит? – спросила сердитая мать, когда уставшая, голодная Ольга буквально ввалилась в квартиру. – За картошкой некому сходить. Что у тебя с лицом? Ты себя в зеркале видела?
Ольга пошла за картошкой. Спорить с матерью не было сил. Она шла из овощного, несла пакет, и вдруг ее повело. Ольга опустилась на бордюр. Из пакета на дорогу посыпалась картошка. Она сидела и смотрела, как катятся неровные, с черными глазками клубни.
– Кто убирать-то будет? Машина поедет, все раздавит, а здесь люди ходят, – услышала Ольга. Мимо шла женщина. Женщина посмотрела на Ольгу зло и прошла мимо.
Ольга пришла домой.
– А где картошка? – спросила мать.
– Рассыпала, – ответила Ольга и ушла в комнату.
– Что, всю? – крикнула вдогонку мать.
Ольга не ответила. Она легла на кровать и уснула. Засыпая, успела подумать, что очень хочет есть.
Иван приехал к Ольге сам. Видимо, ему Петя рассказал про Ольгу. Или Наташа.
Он позвонил из автомата около метро.
– Приходи. Около первого вагона. Поговорим, – сказал Иван.
– А почему ты к нам не хочешь прийти? – спросила Ольга.
– Незачем, – ответил Иван и положил трубку.
Они сидели на лавочке. Ольге было неудобно. Хотелось облокотиться – спина болела. Иван ей показался меньше ростом, чем тогда, на свадьбе. И лицо казалось не милым, а каким-то простоватым.
Иван что-то долго и путано говорил Ольге. Она его практически не слышала. Только обрывками между приходом и отходом поездов. Но главное она уловила – он не может на ней жениться, не может с ней жить, потому что у него ничего нет – ни жилья, ни денег, ни желания.
– А как же ребенок? – спросила Ольга.
Иван пожал плечами. Мол, сама решай. Он встал – подходила очередная электричка. Ольга так и сидела на лавочке. Вдруг Иван повернулся, подошел и проорал под грохот подходящего поезда:
– Если родится девочка, назови Виолеттой!
– Как? – обалдела от неожиданности Ольга.
– Виолетта. Как сырок плавленый «Виола», знаешь?
Иван заскочил в поезд и встал спиной к платформе. Ольга опять, как тогда на станции, долго сидела на лавочке. Вспоминала, как выглядит плавленый сырок. Встала и пошла в магазин. Купила коробочку с улыбчивой блондинкой на картинке. Принесла домой и выложила на стол.
– Лучше бы хлеба купила, – сказала мать, зашедшая на кухню. Коробка с плавленым сыром еще долго лежала в холодильнике на верхней полке. Ее никто не открывал. Но у Ольги рука не поднималась выбросить. Выбросила мать, когда мыла холодильник. Ольга еще долго верила, что Иван вернется. Даже когда родилась девочка – верила.
И когда шла регистрировать дочь – верила. Поэтому и записала ее как Виолетту Ивановну.
Женщина, которая записывала данные, застыла и посмотрела на Ольгу.
– Как? – спросила она.
– Как сырок плавленый «Виола», знаете? – объяснила Ольга. И тут же поняла, как дико звучит объяснение. Женщина хмыкнула, но записала. Сделала две ошибки – Виалета.
– Пишется Виолетта, через «о» и с двумя «т», – сказала Ольга.
Тетка ругалась, куда-то бегала, выясняла, исправляла по-школьному – красиво зачеркнув и сверху вписав правильную букву. Внизу приписала: «Исправленному верить».
– А отчество как? – спросила она.
– Ивановна, – ответила Ольга.
Женщина хмыкнула. Ольга тогда подумала, что вся жизнь дочери будет такой – с ухмылками, исправлениями, приписками.
Ольга несколько раз хотела пойти поменять имя. Ей нравились простые русские имена – Екатерина, Мария… «Виолетта» резала музыкальный слух. Ладно бы дочка была с претензией во внешности – яркая, фактурная. Но она не обольщалась на ее счет. Девочка как девочка. Виолетта быстро сократилась до Веты, потому как «Виола» тоже резала слух. Вета незаметно превратилась в Ветку.
Маленькая Вета тоже страдала от своего имени. В детском садике ее дразнили Ветка-пипетка. А ей хотелось, чтобы Ветка-конфетка. В отместку Вета научилась придумывать прозвища. Самую красивую девочку в группе – Машку – обзывала «какашкой». Тихую Ленку, которая могла часами рисовать принцесс с грустными лицами, «пенкой», Дениску – мальчика, который бессознательно теребил причинное место, – «пипиской». Однажды, когда мать ее отругала, Вета крикнула: «Олька-полька!» – и заплакала оттого, что ничего обиднее придумать не получилось.
Вета знала, что у нее нет папы, но есть тетя Наташа, дядя Петя и бабушка. Знала, что мама на них обижена. Хотя тетя Наташа Вете очень нравилась – такая красивая, веселая. Всегда с подарками приезжает. Дядю Петю Вета боялась. Не всегда. А после того, как он показал ей фокус – взял и оторвал большой палец на руке, а потом приставил на место. Несколько раз отрывал и приставлял. Вета орала от ужаса, закрыв лицо ладошками. А дядя Петя продолжал отрывать и приставлять палец, уговаривая Вету посмотреть, как это делается.
Бабушку Вета тоже побаивалась. Но по-другому, не так, как дядю Петю. Потому что бабушка у нее была «с придурью и закидонами». Так мама говорила. Бабушку Вета видела редко. Но все значимые события в ее жизни, так получалось, были связаны с маминой мамой.
Например, первое слово, точнее, фраза. Вета долго, особенно для девочки, не говорила. Или молчала, или кричала. Они тогда еще жили в одной квартире с бабушкой. Деваться было некуда, и бабушке поневоле приходилось за внучкой присматривать. Когда Вете было годика два, она встретила маму с работы четко выговоренной фразой: «Ну и вот, блядь, моя мамаша». Это была первая фраза девочки. В результате скандала выяснилось, что бабушка, которая опаздывала в гости, а Ольга задерживалась на работе, смотрела на часы, приговаривая: «Ну и где, блядь, твоя мамаша?»
– Бабушка, привет, – сказала ей Вета при первой сознательной, оставшейся в памяти встрече. Так ее научила здороваться мама. Они поехали на дачу, потому что бабушка там могла дышать, а в московской квартире задыхалась. Бабушка сидела на лавочке перед домом, на столе лежал детектив. Бабушка курила и пила коньяк.
– У меня есть имя-отчество, – сказала она Вете, – Дора Андреевна. Запомнила?
– Дора… – повторила Вета. – Такого имени нет. Есть Света, Наташа, Оля, Лена…
– Помолчала бы уж. С твоим-то именем. Только твоя мать могла до такого додуматься, – огрызнулась бабушка.
– Мама, прекрати, не начинай, – вмешалась Ольга в первый разговор бабушки с внучкой.
– А я могу все сразу же и закончить, – сказала Ольге мать.
– А почему такое имя – Дора? – подумав, спросила Вета.
– Потому что Дора – это Айседора. А Айседорой звали знаменитую балерину, – ответила бабушка.
– А что с ней случилось?
– Удавилась на собственном шарфе.
Вета застыла с открытым ртом. С ней еще никто так не разговаривал. Тем более не рассказывал такие истории.
– А меня назвали тоже в честь знаменитой женщины – Виола. Очень красивая, поэтому ее портреты рисуют, и все ее знают, – сказала она наконец.
– Да, куриными мозгами ты пошла в мать, – протянула бабушка.
– А какие у курицы мозги?
– А никакие, в два плевка. Хотя вкусные. Ты ела мозги? Нет? Очень вкусно. А еще интересно, как курица бегает по двору с отрубленной головой. Представляешь, головы нет, из шеи хлещет кровь, а курица еще бежит, как живая.
– Мама, пожалуйста… – Вета, впавшая в ступор от бабушкиных историй, повернулась и увидела, что мама плачет.
– А что? Мы просто разговариваем, – картинно удивилась бабушка. – Ну что, вы уже уезжаете и даже чаю не попьете? – Бабушка засмеялась.
– Вообще-то я хотела ее тебе на пару дней оставить, – сказала Ольга.
– Зачем? – закуривая очередную сигарету, спросила бабушка.
– Затем, что она твоя внучка, а мне нужно уехать. – Вета заметила, что мама перестала плакать и вот-вот закричит. Вета знала такой ее голос. Со своими учениками она часто говорила таким голосом – на надрыве.
– Ну ладно. Еды привезла? Нет, конечно. Как всегда, с пустыми руками. А подумать, чем мне ее кормить, ты, конечно, не можешь.
– Я оставлю тебе денег, – сказала Ольга. – Сколько тебе нужно?
– Столько, сколько мне нужно, у тебя все равно нет.
Ольга положила на стол бумажку.
– Курам на смех, – прокомментировала бабушка.
– Тем, у которых нет мозгов и которые бегают без головы? – уточнила Вета.
– Вот именно, – согласилась бабушка.
Ольга уехала. Вета осталась с бабушкой. Вета забыла, как зовут бабушку по имени-отчеству, а бабушкой назвать боялась. Поэтому никак не называла.
– Я пойду полежу, может быть, засну, а ты поиграй тихо, – сказала Вете бабушка.