– Что я могу сделать для тебя?
– Ждать, – отвечал отец, поглаживая по шее своего взмыленного скакуна.
Ах, друзья мои! Я и сейчас еще вижу ту степь в лучах заходящего солнца. Вижу одиноко стоящий домик. А на нем – великолепного скакуна и старика с иссеченным шрамами ужасным лицом.
– Вижу, и я тоже вижу! – воскликнул хозяин чайханы, – Но что было потом?
– Он стал насмехаться над теми, кто был внизу, оскорблять их, доводя до бешенства. При этом он поворачивал коня то в одну, то в другую сторону, словно хотел подхлестнуть его и броситься вниз. И всякий раз чопендозы кидались из стороны в сторону. А он, внимательно наблюдая за их перемещениями, вдруг увидел, что в том месте, где находился сын его, кольцо окружавших оказалось тоньше, чем повсюду, и он крикнул:
– Освободи проезд, сынок!
И юноша накинулся на ближайших к нему всадников, не жалея ни их, ни себя. Всего лишь на одно мгновение ему удалось образовать брешь. И старый чопендоз великолепным прыжком соскочил с крыши, и конь его ветром помчался по степи.
В конце концов он без помех доскакал до цели и победил.
Кандагарский купец откинулся на подушки, сложил на животе руки, покрывая их медно-рыжей бородой и поглядывая на слушающих, покашливал от удовольствия. По их лицам он видел, что рассказ произвел впечатление.
Наступила пауза, после которой они наперебой закричали:
– Да продлит Аллах твои дни за то, что ты рассказал нам все это.
Мокки посмотрел на Уроза и испугался. Тот прикрывал себе глаза правой рукой, словно от лучей солнца. Но солнце уже успело опуститься за гору. Наступили сумерки.
– Тебе плохо? – шепотом спросил саис.
И тут тоненьким от любопытства голосом хозяин чайханы спросил:
– А как звали того старого чопендоза, ты помнишь, о достойнейший?
– Пока я буду жив, я сохраню в памяти его имя, – ответил кандагарец.
Уроз опустил руку.
– Его звали Великий Турсун, – сообщил купец.
– Великий Турсун, – воскликнул с почтением чайханщик.
– Великий Турсун, – повторили купцы.
– Великий Турсун, – откликнулись слуги. Самый младший из них скромно спросил:
– А ты помнишь имя сына, который так хорошо помог отцу?
Купец посмотрел на мальчика, помотал своей огненной бородой и сказал:
– Знай, о бача, что память, чтобы оставаться хорошей, не должна засоряться второстепенными именами.
Путники направились к автомобилю. Их провожал хозяин чайханы. Слуги убрали посуду и остатки еды. Странная тишина воцарилась в начавшем погружаться в ночь саду. Мокки изнемогал от усталости. Он мельком взглянул на Уроза. У того лицо было напряжено до предела. Глаза его блестели, как у помешанного.
– Я лягу спать рядом с тобой, чтобы тебе было теплее, – предложил Мокки.
– Сейчас ты оседлаешь Джехола, – ответил Уроз.
– Но ты… ты же сказал… – забормотал саис.
– Я сказал: иди седлать Джехола.
Голос Уроза оставался тих и спокоен. Но интонация была повелительной. Мокки поплелся к лужайке возле ручья, где стоял конь. Он шел медленно, ноги его были, как ватные.
– Быстрее! – крикнул Уроз.
Никогда, никогда не думал он, что бывают такие страдания, какие он пережил в этой чайхане. Теперь и садик, и ручей, и деревья, и гомон певчих птиц – все превратилось для него в муку. Все отравляло кровь, плавило мозг. Даже та ива, к которой он прислонился, жгла ему спину. И ствол ее, и ветви казались теперь уже не деревом, а человеком, непобедимым стариком с узловатыми конечностями и переломанными костями, стариком, легенды о давних подвигах которого продолжали и по сей день пересказывать по другую сторону Гиндукуша… тогда как он, он, Уроз, вместо того, чтобы победить в первом Королевском бузкаши, все еще пребывал в тени отцовской славы.
Опершись на обе кисти рук, он напрягся и затем диким усилением бросил тело вперед. Он не рассчитал своих сил. Главным для него было избавиться от удушающей опеки. Сломанная кость с хрустом ударилась о землю. Дикая боль на секунду отвлекла его от каких бы то ни было мыслей. Но потом он подумал: «Уехать? Да. Это легко. Но зачем? Чтобы спокойно продолжать путь по этой вот дороге? Делать благоразумные остановки? Чтобы в каждой чайхане тебя догоняли на грузовиках люди из Кабула, и слышать, слышать, слышать их рассказы о Королевском бузкаши? А в конце пути увидеть перед собой Турсуна».
И, не отдавая себе отчет в том, что он говорит вслух, Уроз прошептал:
– Этому не бывать.
Каким волшебством? Каким чудом? Благодаря какому везению? Об этом он не задумывался. И только все повторял: «Этому не бывать».
Хозяин чайханы, проводив купцов из Кандагара, подошел к нему. Еще раньше, чем тот смог вымолвить хотя бы слово, Уроз спросил его:
– Ты ведь хорошо знаешь здешние проселочные дороги, так ведь?
– Конечно, знаю, – ответил хозяин. – Я в этой деревне родился.
– Тогда скажи мне, как проехать отсюда в провинцию Меймене? – спросил Уроз.
– Это очень далеко, – сказал хозяин чайханы. – Для нас Меймене все равно, что другой мир. Знаю только, что надо ехать через Бамиан, через долину Великих Будд. Старую бамианскую дорогу, по которой раньше ездили, я могу тебе показать, а там спросишь…
– Вот и хорошо, – сказал Уроз. – Сколько я тебе должен?
– Постой, – воскликнул его собеседник, напоминавший всем своим видом серую мышь. Взгляд его находился в постоянном движении и лишь иногда на мгновение останавливался то на измученном, впалом лице Уроза, то на почерневшей повязке на ноге. – Постой. Я должен тебя предупредить: дороги тут очень ненадежные и крутые, а ночью здесь стоит ледяной холод, и к тому же нет ни одной чайханы, как моя, вообще ничего.
– Понятно. Ну, так покажи же мне путь, – сказал Уроз.
Глаза его наконец приняли живое выражение. Чем больше препятствий возникало в его воображении, тем резвее билось его сердце.
– Так что сам видишь, – закончил хозяин чайханы, – лучше поезжай по большой дороге.
– Да, но в каком месте надо свернуть, чтобы попасть на старую дорогу?
От удивления бегающие глазки его собеседника остановились совсем.
– Ты что же, хочешь, несмотря… – спросил хозяин чайханы.
– Я тороплюсь, – ответил Уроз.
– Часто бывает, что не самый короткий путь быстрее приводит к цели, а уж тем более… – начал было его собеседник.
Но не договорил. Рядом с Урозом выросли силуэты Мокки и Джехола. И он после короткой паузы продолжил:
– Хотя верно и то, что у тебя отличный конь и сильный слуга, которые тебе помогут.
Уроз встал на здоровую ногу. Хозяин шагнул вперед, желая ему помочь.
– Не надо, – отказался Уроз.
Он вцепился в луку седла и в гриву Джехола. Мгновение спустя он был уже на коне. Мокки уселся на круп.
Хозяин чайханы быстро проговорил:
– Сворачивайте по тропинке налево. Она приведет вас к колодцу. Там увидите другую тропу, которая круто поднимается в гору. По ней поднимайтесь до караван-сарая на вершине. Торопитесь. Туда надо добраться до наступления темноты. А то, не дай Бог…
– Мир тебе, – произнесли одновременно Уроз и Мокки.
Джехол двинулся в путь. А хозяин чайханы только горестно протяжно вздохнул. Вот и эти странные путники, побывав в его саду, тоже унесли с собой какую-то тайну.
II
ТРУП
Первые отроги гор начались сразу за кишлаком. Крутая, скользкая дорога поднималась, петляя, между скалами и пропастью. Несмотря на то, что Джехол шел бодро, путники еще не добрались до караван-сарая, когда наступила полная тьма.
Мокки спешился и повел коня под уздцы. Свободной рукой он ощупывал контур скалы, к которой лепилась дорога, чтобы не сорваться в невидимую бездну.
Он вдруг произнес совсем каким-то детским голосом:
– Уроз, я боюсь.
– И Джехол тоже, – заметил Уроз. – Я чувствую это.
– Я не столько даже свалиться боюсь, – прошептал Мокки, – сколько…
– Знаю, – ответил Уроз.
Он тоже чувствовал невидимое присутствие бесчисленных существ, бесчисленных и бесформенных, с крючковатыми когтистыми крыльями, то голых, то мохнатых чудовищ, всяких привидений, духов-вампиров, птиц и пресмыкающихся с черепами вместо головы, которые ползали, летали, скользили, носились над склонами гор, над пропастью, погруженной во тьму и как бы опускающейся куда-то на дно огромного черного озера. Он слышал, как они проносились со вздохами, свистом и хохотом. Их омерзительное дыхание обдавало холодом его лицо, и порой по коже пробегали мурашки от легкого, но отвратительного прикосновения чьих-то лапок, крыльев, усиков, перьев, языков и рогов.
– Да, знаю, – повторил Уроз.
– И не боишься? – покорно спросил Мокки.
– Нет, – ответил Уроз. – Не боюсь.
И сказав так, сам настолько удивился своим словам, что даже остановил Джехола. Как? Неужели и впрямь среди всего этого ужаса в горах, ночью, он не дрогнул, не испугался? Уроз прислушался к ударам крови в висках. И с чистым сердцем снова повторил:
– Нет, я не боюсь.
– Ну, ты храбрый, – шепотом проговорил Мокки. – Второго такого в мире не сыскать.
И хотя саис не мог видеть его в ночи. Уроз медленно кивнул головой. Ему подумалось, что над другими людьми его возносила вовсе не смелость, а безразличие к несчастью.
Уроз снова отпустил уздечку. И когда конь зашагал, ласково потрепал Мокки по плечу.
– Пусть рука твоя останется на мне, – попросил саис.
И он опять принялся ощупывать контуры и неровности каменного карниза, единственного его ориентира в кромешной тьме. Так они продвигались по узкой ленточке-тропинке между стеной-скалой и пропастью, – всадник, опираясь на пешего, а пеший – прижимаясь к темному граниту.
Когда начался еще более крутой подъем, Уроз спросил:
– Ну, как твой страх, Мокки?
– Твоя рука помогает, – ответил саис.
Но голос его был тихим и жалким.
– Хоть бы парочку звезд увидеть.
– Скоро увидим, всему свое время, – пообещал Уроз.
И они увидели звездочку, но не на небе. Выйдя из-за очередного поворота, они вдруг увидели огонек – далеко-далеко и очень высоко, но не настолько высоко, чтобы принять его за звезду. И хотя огонек был не сильный и трепетный, он показался им ярче любого светила. В каменной пустыне, среди иссушающего душу холода, пронизывающего все тело до мозга костей, этот огонек был отблеском людского тепла, пламенем, зажженным человеческими руками.
– Караван-сарай! – закричал Мокки.
И он выпрямился, освободившись от страха и от своих наваждений. Рука Уроза покинула его плечо. Но он этого даже не заметил.
* * *
От поворота к повороту тропа становилась все шире и превратилась в дорогу, выходящую на плато, куда сходились и другие дороги. На их пересечении стоял караван-сарай.
Внушительных размеров здание было полуразрушено. Даже в темноте было видно, что стены его плохо сохранились. Через трещины и проломы пробивался свет. Для запоздалых путников в горах свет этот казался дивным маяком и предвещал победу над тьмой, но внутри дома оказалось, что идет он от единственной лампы с закоптелым грязным стеклом. Слабое свечение не рассеивало как следует даже мрак, царивший в помещении, где вперемешку лежали люди и животные.
Уроз без труда въехал на коне через высокие обветшалые ворота. Лавируя между лежащими телами, а порой и перешагивая через них, Мокки отвел Джехола в еще не занятый угол. Приподнялось несколько голов… слабо проблеял ягненок в мохнатой массе отары. Сквозь сон проскулила собака… поднял на длинной своей шее могучий верблюд испачканную слюной морду… И все. Хотя вход в караван-сарай был не более чем распахнутой дырой, хотя крыша его сплошь зияла дырами, а стены казались беспорядочным нагромождением кирпичей, входя сюда и люди, и животные чувствовали себя наконец-то защищенными от дорожных испытаний, сбрасывали с себя вместе с грузом вьюков бремя тревог и крепко засыпали после изнурительного дневного перехода. Время от времени из мрака ночи возникал кто-нибудь новенький. Тем лучше. Чем больше народу, тем в большей безопасности они себя чувствовали.
Пока Джехол шел по огромному помещению, Уроз неподвижно сидел в седле. Он чувствовал, что если бы захотел, то еще смог бы перекинуть здоровую ногу через холку Джехола и спешиться, ступив на нее. Но для этого надо было захотеть, а он больше ничего не хотел.
Примечания
1
Пятую скорость. – Прим. авт.
2
Молодой слуга. – Прим. авт.
3
Александр Македонский. – Прим. авт.
4
Октябрь. – Прим. авт.
5
Конюх. – Прим. авт.